От Японии до Турции через Китай, Индию, Иран — таков диапазон коллекции искусства Востока, собранной московским купцом Петром Щукиным. В 1905 году вместе с сонмом иных древностей (в целом 200 тысяч предметов!) он подарил это собрание Историческому музею. Советская власть передала ориентальную его часть в музей Ars Asiatica, предшественник Госмузея Востока. Исторической библиотеке достались книги и рукописи Азии. Теперь всё это богатство собрала воедино выставка «Восточный музей Петра Щукина».
Странно, что лишь спустя более чем век ГМВ принес дань памяти Щукину. Возможно, подстегнула слава, какой овеяна эта фамилия после цикла масштабных выставок в Москве, Петербурге и Париже. Правда, там в фокусе были прежде всего произведения французских импрессионистов и их последователей, оказавшиеся в России благодаря второму по старшинству из братьев Щукиных, Сергею, после революции национализированные и ставшие одной из основ коллекции Госмузея нового западного искусства. По ликвидации в 1948 году этого первого в мире музея новаторских художественных течений Европы экспонаты спасли, поделив между собой, ГМИИ имени Пушкина и Эрмитаж.
Ныне весь мир знает и о выдающихся коллекциях европейского модернизма в Москве и Петербурге, и о бывшем их владельце. Однако в тени Сергея Щукина остались его четыре брата-собирателя. Все дали волю своей страсти после смерти отца, Ивана Васильевича, главы богатого торгового дома «И. В. Щукин и сыновья», продававшего льняные, ситцевые, шелковые и шерстяные ткани по всей Российской империи и даже за рубежом.
Увы, после 1917 года никто из Щукиных не смог сохранить коллекции: все было национализировано и рассредоточено между различными музеями, не только столичными. Правда, двум братьям «повезло» не увидеть, как диктатура пролетариата расправляется с их сокровищами. Самый младший Иван, историк и критик, уехал в Париж в 1895 году, основал русский арт-кружок и зажил на широкую ногу. «Щукинские вторники» в апартаментах на авеню Ваграм посещала культурная элита России и Европы. Но парижские соблазны положили конец благоденствию, и Иван Иванович, не получив поддержки родных, решил продать свою коллекцию. Тут случилась трагедия: большинство картин оказались искусно сработанными фальшивками. Не спасло и наличие отдельных подлинных шедевров вроде полотна Эль Греко. В начале 1908 года Иван Щукин покончил с собой.
Возможно, Сергей Иванович горько каялся, когда сам оказался в Париже эмигрантом. Деловая хватка помогла ему приумножить наследство отца, интуиция — перевести часть капитала за рубеж, где он и после бегства из Москвы продолжил покупать французскую живопись. Но прежний размах был не по карману, а знаменитая московская коллекция, оказавшая большое влияние на художников русского авангарда, досталась новой власти. Как и фамильный дворец в Большом Знаменском переулке (некогда дом князей Трубецких теперь входит в комплекс Министерства обороны РФ).
Сергей Щукин дожил во Франции до старости и скончался в 1936 году; отсудить у СССР фамильные сокровища безуспешно пытались его дочь и внук. Немногим раньше Сергея в 1932 году покинул мир его брат Дмитрий, оставшийся в Москве и, конечно, тоже переживший утрату любовно пестуемой коллекции. В отличие от других членов семьи, не бросавших бизнес, он отошел от дел после смерти отца, целиком посвятив себя живописи; вот он-то ценил только вещи с безупречным провенансом, первую картину купив лишь в 1893 году. А спустя четыре года передал в Румянцевский музей первый дар — 32 холста. Которые после закрытия этого музея перешли в Музей изящных искусств, ныне Пушкинский. Там же в должности хранителя итальянского отдела оказался он и сам, а в дальнейшем и вся коллекция. Горький курьез: поначалу, когда большевики взяли ее «на госучет», открыв прямо в доме Дмитрия Ивановича Первый музей старой западной живописи, бывшего хозяина назначили... младшим помощником хранителя.
На фоне таких зигзагов судьбы финал жизни Петра Щукина покажется идиллией. Потери собрания он избежал. Напротив, обрел почести. За щедрый дар Императорскому Российскому Историческому музею был удостоен звания действительного статского советника, что равно генералу. Впрочем, московские обыватели иронически ухмылялись, глядя, как щукинский лакей чистит на крыльце генеральскую шинель на голубой подкладке: ее обладателя прозвали «Кощей бессмертный» за безудержное собирательство, казалось, всего подряд — при жёсткой экономии на своих нуждах. В доме царил спартанский дух, но на «музей древностей» Щукин денег не жалел. Более того, когда его дом на Малой Грузинской улице — терем в неорусском стиле (ныне — Биологический музей имени К.А.Тимирязева) вместе с находившимся там собранием был объявлен «Отделением имп. Российского Исторического музея им. имп. Александра III — Музей П. И. Щукина», меценат продолжил его содержать, пополнять и платить жалованье семи сотрудникам. К несчастью, в 1912 году Петра Ивановича унес банальный аппендицит.
В наши дни уже почти все забыли, что в начале ХХ века слава главного, самого успешного собирателя в семье Щукиных была не у Сергея или Дмитрия, а именно у Петра. Первые покупки он сделал ещё в юности, стажируясь во Франции. Все Щукины под руководством матери, уроженки купеческой аристократии — рода Боткиных, получили превосходное домашнее образование, посещали гимназии и университеты. Завершать обучение перед вступлением в семейный бизнес сыновей посылали в текстильные центры Западной Европы. Так Пётр попал в Берлин, затем Лион, где изучал производство шёлковых тканей и бархата. Там и приобщился к антиквариату — французским книгам и портретам. В России основным источником пополнения коллекции стала Нижегородская ярмарка. Интерес к Востоку вспыхнул почти случайно, когда отец велел Петру купить в персидских рядах ковер для дома. В дальнейшем он будет искать артефакты Ирана и в Европе, и в Стамбуле, а его коллекцию ориенталистики оценят знатоки. В 1910 году Щукина пригласили войти в оргкомитет Мюнхенской выставки мусульманского искусства и показать на ней свои раритеты. Вскоре опубликовать экспонаты щукинской коллекции решил антиквар из Германии Карл Хизерман в журнале «Восточный архив». Лионский музей ткани пошел еще дальше и попросил у Щукина ряд вещей для своего собрания. Не остался равнодушен и Лувр, но посмотреть в Москве щукинскую коллекцию французам помешала смерть Петра Ивановича.
Ковры, панно или одеяния с золотным шитьем, которые мы видим сегодня в залах ГМВ, пожалуй, уже не производят впечатления сенсации. А вот шелк и бархат XVI-XIX веков из Венеции, Ирана, Китая и Османской империи до сих пор изумляют, в том числе удивительной для хрупких материй сохранностью. Пётр Иванович особенно дорожил лоскутом шелка XVI века из Тебриза, который отыскал на базаре в Константинополе. Рисунок на ткани, где всадник ведет связанного пленника, отсылает к важной части щукинской коллекции — миниатюрам из Индии и Ирана, в ту пору почти неизвестным в Европе, а в начале ХХ веке поразившим публику подобно открытой тогда же самобытности русской иконописи. Можно оценить предвидение московского купца, всерьез изучавшего каждый артефакт. Неслучайно свою коллекцию он публиковал, постепенно составляя каталог, ценный и сегодня. И если сначала Щукин-фабрикант видел в восточных диковинках источник орнаментальных мотивов для дизайна текстиля, о переходе интереса в более высокую плоскость говорит другой дорогой ему экспонат — кинжал с резной костяной рукояткой. Собиратель писал, что похожим оружием, только с гладкой рукояткой, в Тегеране убили Грибоедова. Как тут не вспомнить слова Достоевского о «всемирной отзывчивости» Пушкина, а с ним и русской культуры! Именно в такой парадигме обобщенных исторических смыслов сформировалась личность Петра Щукина, подвижника и гуманиста, представшая ныне в Музее Востока.
