В столичном «Центре Андрея Вознесенского» открылась выставка «Вознесенский. ЕЩЁ», посвященная 90-летию со дня рождения одного из самых знаменитых русских поэтов ХХ века. Автор текстов эстрадных хитов и философических поэтических сборников предстает здесь с неожиданной стороны — как художник-концептуалист, гремевший на всю Европу.

Самый выездной, опальный и обласканный, отмеченный поэтами-классиками и новатор из плеяды «шестидесятников», ниспровергатель поэтических канонов, создатель народных хитов и мудрец, пытающийся угадать, что там, за поворотом истории... И это все он — Андрей Андреевич Вознесенский. А на юбилейной выставке открывается нам еще и как создатель так называемых видеом, покоривших Париж, Берлин и Нью-Йорк.

«Видеомами» и «видухами» (последнее не образчик жаргона, а производное от слова «дух») Вознесенский называл свои графические концептуалистские коллажи, объединяющие текст с рисунком и логически продолжающие его дерзкую, наполненную яркой визуальной образностью поэзию.

В «лихие» нонконформистские девяностые автор экспериментаторских стихотворных циклов «Парадигмы» и «Антимиры», культовой рок-оперы «Юнона и Авось» и бессмертного «Миллиона алых роз» решил вернуться к своей академической специальности архитектора, то есть конструктора форм, и испытать себя в создании арт-объектов и коллажа.

Кстати, вы знаете, что монумент русско-грузинской дружбе (в просторечии — «шампур» или «шашлык»), установленный на Тишинской площади в Москве в честь 200-летия подписания договора о протекторате Российской империи над Картли-Кахетинским царством, был создан Зурабом Церетели в содружестве именно с Андреем Вознесенским? Буквы грузинского алфавита, превращающиеся в зерна и составляющие тело колоса, — идея поэта, предложившего не только читать, но и рассматривать стихи, будто картины.

«Видеомы стали своего рода концентрацией поэтического. Поэтому в них фигурируют поэты: Ахматова, Есенин, Маяковский, Мандельштам. Это попытка метафорически, изобразительно прочесть поэта», — объяснял замысел Андрей Вознесенский.

Первым таким коллажем стал плакат, нарисованный к столетию Бориса Пастернака, которого Вознесенский считал своим учителем: автор «Доктора Живаго» распят на крестообразных литерах собственного имени. Тогда, в застойном 1980 году, это выглядело настолько непривычно и дерзко, что издательство поостереглось ставить свое название на постере. Но это, конечно, не остановило Андрея Андреевича. И вскоре появился коллаж на красном фоне, посвященный Маяковскому, — со схематическим, но узнаваемым изображением револьвера, барабаном которому служит железный телефонный диск, и размещенным в левом нижнем углу ребусом: «Поэт + пуля = популярность».

Фото из открытых источников

Представленные в экспозиции видеомы снабжены табличками с комментариями автора, которые, конечно, также являются литературными произведениями. Вот, например, тот, что относится к композиции, соединившей цилиндр с белым галстуком-бабочкой и озаглавленной «Оскар Уайльд»: «Да и кто из поэтов не попадал под обаяние блистательно-порочного Оскара? Весь Серебряный век нашей литературы носит на себе его лунный отсвет. Бальмонт, Гумилев, Брюсов переводили его. „А муж ваш носит томик Уайльда, ваш муж презрительный эстет“, — ревниво пел Северянин и фотографировался на свой „Громкокипящий кубок“ с челкой и ракурсом под Уайльда».

Видеома, посвященная Мандельштаму, трагичнее даже распятого Пастернака и выстрела-Маяковского. Символический черный овал на белом холсте (явная аллюзия на «Черный квадрат» Казимира Малевича) облепили три осы. «Медуницы и осы тяжелую росу сосут... И вчерашнее солнце на черных носилках несут». «Эти строки Мандельштама посвящены Пушкину, — писал Андрей Вознесенский, но собственная судьба его неосознанно шептала сквозь строки: «ос, ос, Осип... Эти осы мучительно звенят по всем его строкам: „Оссиан“, „острог“, „особь“, — ос, ос, Осип. Как Татьяна писала на морозном стекле вензель „О“, так и он бессознательно вписывает свои „О“ в морозные узоры четверостиший».

Фото из открытых источников

«Никакое другое искусство не находится столь близко к поэзии, как изобразительное, и чаще всего те образы и метафоры, которые не могут до конца выразиться словами, выражаются в этом, — пояснял Андрей Вознесенский. — Искусство — священные черепки, черепки будущего. Несколько лет назад, когда трещины еще не трещали, а лишь угадывались, я начал рисовать видеомы, и лишь потом я понял, что это осколки, черепки смысла и распадающейся (советской) цивилизации».

В конце 1990-х видеомы Вознесенского стали известны на весь мир. Прохладно встреченные отечественным андерграундным сообществом, его работы взахлеб обсуждались западными искусствоведами. В нем видели наследника знаменитых русских авангардистов и футуристов 1920-х годов.

Не обошлось и без политической сатиры. Целая стена посвящена Никите Сергеевичу Хрущеву — это коллаж из графических портретов-шаржей, запечатлевших генсека в гневе на знаменитой встрече руководителей партии и правительства с деятелями культуры в марте 1963 года, где досталось и Вознесенскому.

«Чем Хрущев отличался от Сталина? — задается вопросом поэт. — Не политически, а эстетически. Сталин был сакральным шоумейкером эры печати и радио. Он не являлся публике, Хрущев был шоуменом эпохи ТВ, визуальной эры. Один башмак в ООН чего стоит! Не ведая сам, он был учеником сюрреалистов, их хэппенингов. Хрущев восхищает меня как стилист». И с присущим ему немного отстраненным, ироничным остроумием вспоминает, как этот «шоумен» внезапно прервал его выступление ревом в микрофон: «Господин Вознесенский, вон из нашей страны, вон!»

Ну и кто из них остался с нами — Никита Сергеевич или Андрей Андреевич? Смешной вопрос. Откройте стенограмму тех совещаний, где глава государства, распаляясь, учит поэтов, художников, скульпторов и писателей уму-разуму, как им Родину любить, а потом побродите по этой выставке в «Центре Андрея Вознесенского». И все сразу станет ясно.