Сказка ложь, да в ней намек... О чем намекал Пушкин в своих сказках и кому именно?
«Пушкин, до чего же ты надоел мне со своими стихами!» — несутся из тьмы веков искренние слова юной жены поэта. Наталья Николаевна была женщиной разумной, хваткой, но, видимо, все же лишенной художественного вкуса. Или сердца?
«Что у ней за сердце? твердою дубовою корой, тройным булатом грудь ее вооружена, как у Горациева мореплавателя», — восклицал Пушкин-жених, сидя в болдинском заточении. Будучи мужем, он и стал воспитывать ее, восполняя недостатки внутренней культуры, интеллекта, душевной тонкости. Он боролся не только за ее сердце, но и за ее душу.
«Ее абсолютную литературную неискушенность Пушкин открыл для себя еще женихом, буквально в первые несколько встреч», — у-тверждает Виктор Тен в книге «Последнее дело Пушкина». Исследователи жизни и творчества поэта, как правило, не учитывают биографического значения поздних его сказок. «Эти сказки Пушкин начал писать тогда, когда в его жизни прочное место заняла Натали. Невозможно не связывать два этих события. Это был самый напряженный период борьбы Пушкина за любовь. Никогда до этого он не тратил на завоевание любимой женщины столько душевных сил. Но поскольку от этого периода осталась не лирика, а сказки, это душевное напряжение остается незамеченным теми, кто хочет видеть лишь прямой лирический жест».
«Сказка сказкой, а язык наш сам по себе, и ему-то нигде нельзя дать этого русского раздолья, как в сказке, — говорил Пушкин, — а как это сделать? Надо бы сделать, чтобы выучиться говорить по-русски и не в сказке... Да нет, трудно, нельзя еще! А что за роскошь, что за смысл, какой толк в каждой поговорке нашей! Что за золото! А не дается в руки, нет!» И в самом деле, народная сказка довольно долго не давалась даже автору «Руслана и Людмилы».
Виктор Тен рассуждает об этом так: «Народная сказка всегда — дитя любви. Она рождается в сердце для любимого человека, это сугубо интимная и притом диалогическая форма творчества. В литературной сказке „Руслан и Людмила“, написанной для посторонних, для читающей публики, нет той теплоты, того умиления, которыми дороги нам поздние сказки Пушкина, сказки для Натали. Только они и стали народными, ибо народная сказка высекается любовью, как искра... Пушкин вкладывал в сказки что-то очень дорогое и тайное, и этому имя любовь. Истинные проявления большой любви — всегда тайна для сторонних наблюдателей. Именно эта величайшая тайна держит в трепетном напряжении нас, читателей, а точнее, внимателей сказок Пушкина».
В случае с такой «дичкой», как Натали, Пушкину пришлось прививать новые ценности, исправляя искривления, обретенные в обстановке религиозного ханжества, в которой она росла. Натали была напичкана московскими поповскими благоглупостями, поэтому первая сказка Пушкина 1830-х — «Сказка о попе и о работнике его Балде». Ни о каком атеизме тут речи нет — Пушкин был православным с головы до ног! Сказка эта родилась в Царском Селе в первый год семейной жизни поэта, куда Пушкины приехали после известной ссоры Александра Сергеевича с матерью жены. Наталья Ивановна вздумала заботиться «о спасении души» жены поэта. Если бы Пушкин увидел в этих стараниях искренность и подлинную религиозность, он бы не препятствовал им. Но ему пришлось бороться с мракобесием.
Громко хохоча, Александр Сергеевич повторял знаменитый зачин «Жил-был поп, толоконный лоб», как бы вовлекая жену в это веселье, от которого вся семья Гончаровых пришла бы в ужас, а Наталья Ивановна — в ярость. Так, юмором и талантом поэт стремился разбить сковывающие душу пушкинской Мадонны косные представления о жизни и религии.
Конечно, и «Сказка о золотом петушке», по версии Виктора Тена, никакая не политическая сатира. И «Сказка о рыбаке и рыбке», и «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях» — это все о пороках людей. Таких, как своеволие, неспособность довольствоваться тем, что муж добывает для жены, неблагодарность, бессердечность. «Мы видим, что Пушкин бьет и бьет в одну точку, сфокусировавшись на пороках, которыми была искушаема в высшем свете его молодая жена, ограничивать свободу которой Пушкин мог только ее же совестью и разумом».
Страдательная роль старика в «Сказке о рыбаке и рыбке», покорность которого часто вызывает у читателя раздражение, тоже полна морали. «Не женщине 18-ти лет командовать мужчиною 32-х лет», — писал поэт в июне 1831 года теще. С помощью сказки Пушкин продемонстрировал, что бывает с женами, помыкающими мужьями: они остаются у разбитого корыта. Как, например, Наталья Ивановна Гончарова. Пушкин ясно дал понять, что никогда не уподобится старику из собственной сказки.
А уж «три девицы под окном» в Полотняном Заводе Гончаровых сиживали частенько, тоскливо коротая зимние вечера и мечтая о женихах. Первой замуж вышла самая младшая сестра — за царя Салтана русской литературы, оставив старших сестер прозябать и злиться. С тех пор как Пушкин, вопреки своему желанию, приютил двух своячениц, он был лишен «спокойствия семейственного». В тот период, в последнюю Болдинскую осень, и была написана «Сказка о золотом петушке» — иносказание, «добрым молодцам урок», притча об исполнении желаний, символическая трагикомедия, предвосхитившая развитие всего русского искусства, опередив современную Пушкину литературу лет на сто. Видеть в ней всего лишь политическую сатиру слишком узко. Это как шутить сегодня про «обнулившегося» царя Дадона.
«Слушая сказки Пушкина, мы с малых лет учимся ценить чистое, простое, чуждое преувеличения и напыщенности слово, — пишет Самуил Маршак в «Заметках о сказках Пушкина». Маршак надеялся, что «чистота, ясность, живая действенность пушкинского сказочного слова будут всегда для нас эталоном — золотой мерой поэтического совершенства».
А еще вечными загадками...
