В конце апреля 1941 года Сталину доставили документ с Лубянки: "НКВД СССР сообщает, что 25 апреля 1941 года записан следующий разговор между заместителем германского военного атташе Кребсом и помощником военного атташе Шубутом.
"Шубут: ...Уязвимое место (в оборонительной системе Советского Союза. - Авт.) - небольшая железнодорожная сеть и неинтенсивно действующий транспорт. Вот поэтому-то они могут и слабее защищаться.
Кребс: Вы правы.
Шубут: Во время поездки я на железной дороге встретил человек 60 военных, но одетых в гражданское платье. Нам необходимо строго наблюдать за передвижением сил обороны. Ни в коем случае не выпускать это из поля зрения. Ну с Грецией мы теперь справились (имеется в виду захват этой страны в ходе операции "Марита" в апреле 1941 г. - Авт.). Скоро начнется новая жизнь - СССР. Мы планируем созыв всей сводной армии?
Кребс: Да.
Шубут: Но они еще не замечают, что мы готовимся к войне. А вы видели, какие войска прибывают на парад (по случаю Первомая. - Авт.)?
Кребс: НКВД, дивизии (сухопутных войск. - Авт.), войска воздушного флота и другие.
Шубут: Для подсчета мы можем использовать парад блестяще. Одинаковые две дивизии они не показывают, так как это не производит впечатления. Научились в этом отношении у французов, которые совершали подобную оплошность, а потом вышел пшик. Ну что ж, посидим на параде и постараемся все записать".
Этот документ, как и другие материалы предвоенного периода, хранящиеся в Центральном архиве ФСБ, рассекречен недавно. Ценность их в том, что они подтверждают: советские спецслужбы были в курсе планов и намерений фюрера и его подручных. И не вина чекистов, что Сталин не сумел оценить по достоинству предоставлявшуюся ему информацию о военных приготовлениях нацистов.
Но каким образом советские контрразведчики получили возможность осуществлять такой перехват? Ответ на этот вопрос можно найти в воспоминаниях сотрудника немецкого отдела контрразведки НКГБ В.С. Рясного. "Военный атташе посольства Германии генерал Эрнст Кестринг жил в особняке с наружной охраной в Хлебном переулке (дом N 28. - Авт.). Проникнуть в его жилище обычным накатанным способом было невозможно. Придумали такое: в полуподвал жилого дома рядом с особняком пришли строители. Жильцам объяснили, что произошел разрыв труб, нужен серьезный ремонт. На самом деле с торца дома прорыли ход в подвал особняка, оттуда проникли в кабинет атташе, вскрыли сейф, пересняли важные документы, наставили повсюду "жучков" и успешно "замели" все следы своего визита".
По свидетельству все того же Рясного, замысел операции принадлежал руководителю 2-го (контрразведывательного) управления НКГБ Петру Федотову. В условиях стремительно развивавшегося кризиса в советско-германских отношениях была поставлена задача: получить доступ к помещениям и сейфам резидентуры немецкой военной разведки в Москве, и чекисты с ней справились.
В 20-х числах апреля 1941 года они получили возможность ежедневно прослушивать и записывать откровенные беседы ничего не подозревавших германских дипломатов, а также заходивших к ним коллег из миссий Италии, Японии, Венгрии, Финляндии и других участвовавших в антисоветской коалиции государств. Спецсообщения со стенограммами этих перехватов немедленно докладывались наркому госбезопасности Владимиру Меркулову, а он препровождал их Сталину.
Естественно, целью N 1 был сам Кестринг. О нем НКВД в июне 1940 года докладывало Сталину: "Кестринг в совершенстве владеет русским языком. При малейшем удобном случае старается войти в доверие к людям. Одновременно в нем проглядывает опытный и хитрый человек, приехавший со специальными заданиями от разведки... Весьма существенной особенностью в поведении Кестринга является факт использования им для получения информации случайных источников, что особенно часто практикуется им при выездах за город, совершении больших туристических поездок и др. В каждом таком случае Кестринг путем личного наблюдения, бесед с местным населением составляет обширные обзоры, доклады и проч. О положении населения, новостройках и т.п.".
Аппаратура подслушивания день за днем фиксировала все, что происходило в стенах особняка генерала. Из перехваченных разговоров видно, что немецких разведчиков в первую очередь интересовали уровень боеспособности Красной Армии, возможности оборонной промышленности и состояние мобилизационной готовности... Обосновавшиеся в Хлебном переулке аналитики абвера явно недооценивали советскую военную мощь и полностью разделяли мнение фюрера, что СССР - "колосс на глиняных ногах и к тому же без головы". Вот фрагмент послеобеденной беседы чинов военного и военно-морского атташата, похоже, сдобренной коньячком и состоявшейся в середине мая:
"Кестринг: На Волге (имеется в виду поездка атташе в районы компактного проживания немцев в Поволжье, организованная по указанию Сталина. - Авт.) я еще ничего не предпринимал. Но начать портить уже нужно, так как это у нас будет предварительной подготовкой к скорому наступлению.
Нагель: ...Я думаю, что русские будут кусать себе локти, когда мы появимся нежданно-негаданно...
Шубут: ...К Нарве мы должны подойти быстро... Все дела мы должны иметь наготове, чтобы не метаться в нужный момент.
Нагель: О, мы еще неоднократно испортим безмятежное спокойствие русских!
Кестринг: ...Наступать - вот единственно правильная вещь. Конечно, русские против войны. Я думаю, что все же они боятся...
Баумбах: У меня создалось впечатление, что русские пока спокойны.
Кестринг: То дело, о котором мы говорили, должно оставаться в абсолютной тайне. Эти две недели должны быть решающими (сроки начала блицкрига против СССР фюрер неоднократно переносил; в середине мая речь шла о готовности к нападению 1 июня. - Авт.)... Природные богатства! Это будут наши естественные завоевания...
Баумбах: Я все же хочу сказать, что политически они сильны.
Кестринг: Это ничего не значит. Мы сумеем договориться с Англией и Америкой, а также использовать югославов и норвежцев. Французы тоже включаются в наш счет. Нам уже удалось завоевать около 20 миллионов. Я убежден, что в этом деле мы выйдем победителями - прокатимся по этому Союзу. Мы будем вести войну до тех пор, пока по крайней мере не захватим Украину".
Из этих разглагольствований внимательный читатель сделает целую уйму выводов. Во-первых, бросается в глаза беспочвенность ставших нынче модными рассуждений о "превентивном характере" войны Германии против СССР - о военной необходимости блицкрига ("если не мы их, так они нас") нет ни слова. Зато цели операции "Барбаросса" предельно обнажены: захват природных ресурсов. Во-вторых, немецкие интеллектуалы от разведки считают противников безнадежными простофилями ("русские пока спокойны"). И, в-третьих, подлинный масштаб возможностей, колоссальный ресурс того государства и той нации, которые нацисты рассчитывали покорить, оказался для них тайной за семью печатями. В июне 1941 года они верили, что поход в Россию окажется легкой прогулкой. Отсюда следует, что авантюризм Гитлера возник не на пустом месте, его питали доклады "высокомудрых" прусских генштабистов, разведчиков, военных атташе...
Среди германских дипломатов были и трезво мыслившие деятели. Например, посол в СССР Вернер фон Шуленбург. За два дня до войны на стол Сталина легло очередное спецсообщение НКВД, основанное все на тех же материалах перехвата разговоров в московском особняке Кестринга. Очевидно, рассчитывая найти у генерала понимание, посол откровенно делился с ним: "Я лично очень пессимистически настроен и, хотя ничего конкретного не знаю, думаю, что Гитлер затевает войну с Россией. В конце апреля я виделся лично с Гитлером и совершенно открыто сказал ему, что его планы о войне с СССР - сплошное безумие, что сейчас не время думать о войне с СССР. Верьте мне, что я из-за этой откровенности впал у него в немилость и рискую сейчас своей карьерой и, может быть, буду скоро в концлагере (как в воду глядел - его казнили 10 ноября 1944 г. по обвинению в причастности к знаменитому покушению на Гитлера в Растенбурге. - Авт.). Я не только устно высказал свое мнение Гитлеру, но и письменно доложил ему обо всем...".
Известно, что фюрер не доверял Шуленбургу. На другой аудиенции в июне 1941 года, явно пытаясь ввести своего дипломата в заблуждение (видимо, с расчетом, чтобы он донес эту новость во вражеский стан), Гитлер уже после слов прощания бросил вслед Шуленбургу: "О! И еще об одном - я не намерен начинать войну против России". Посол ни на секунду не усомнился, что это была намеренная ложь, и счел возможным выступить с предостережением Сталину, использовав в качестве канала информации своего берлинского коллегу полпреда СССР в Германии Владимира Деканозова...
Кестринг, однако, не разделял пессимизм посла в отношении перспектив победы над СССР. Документы из Хлебного переулка свидетельствуют: германская разведка оказалась не в состоянии представить своему руководству достоверные сведения о военной мощи и стратегических ресурсах Советского Союза. Не случайно один из подсудимых на Нюрнбергском процессе, начальник штаба оперативного руководства вермахта генерал-полковник Альфред Йодль вынужден был признать: "Мы страдали постоянной недооценкой русских сил. В нашей разведке были крупные провалы"