В космосе случалось много опасных ситуаций. Когда, например, при сближении корабля со станцией отказывала система автоматической стыковки (а это было дважды), Соловьев, находившийся в командирском кресле, сразу же брал управление на себя и вручную филигранно подводил "Союз" к орбитальному комплексу. Но самым трудным было произвести стыковку с внезапно потерявшей управление и начавшей вращаться станцией. Однако командир сумел-таки "поймать" "Мир" и причалить.
Из сложнейших ситуаций он выходил с честью. Всего же на его счету 11 причаливаний вручную (включая и неоднократные перелеты "Союза" с одного узла станции на другой во время длительных орбитальных вахт). 11 стыковок вручную - тоже абсолютный мировой рекорд. "Профессионал высочайшего класса. Принципиальный, совестливый и смелый человек. Есть серьезный недостаток: всегда говорит правду, даже если это жестко воспринимается высоким начальством" - так характеризуют космонавта в подмосковном ЦУПе.
За время долгих внеземных командировок Анатолий Яковлевич дважды встречал Новый год в космосе. Я попросил его рассказать, как чувствовали себя в новогодний вечер трое землян в бескрайнем звездном океане.
- Встреча Нового года в космосе - событие, конечно же, особо запоминающееся, - говорит Соловьев. - Экипаж ведь старается устроить себе праздник в необычных условиях. Помню, 31 декабря 1997-го мы украсили кают-компанию в базовом блоке "Мира" блестящей мишурой, а за рабочий стол посадили - удачная оказалась шутка - пустой скафандр с прикрепленным к шлему красным колпаком. Это у нас был такой Дед Мороз. Для большего сходства поместили в шлем маску Деда Мороза. На столе, понятно, установили 40-сантиметровую наряженную искусственную елочку, перед которой посадили белого зайца - игрушку четырехлетней дочери бортинженера Павла Виноградова, с которым мы более полугода проработали на "Мире".
Новый 1998 год встречали в космосе втроем. Еще в сентябре к нам на станцию прибыл с четырехмесячной миссией астронавт США Дэвид Вулф, ранее работавший врачом-хирургом в Индианаполисе. Дэвид как раз и сделал этот новогодний снимок, на котором Павел Виноградов, я и сконструированный нами Дед Мороз запечатлены на фоне рабочего отсека "Мира".
- Вопрос на "секретную" тему: удалось ли в новогоднюю ночь пригубить хотя бы немного спиртного? Другие космонавты рассказывали мне, что принимали по чуть-чуть в праздники или после трудного дня. А как было у вас?
- Не буду скрывать, пригубить за новогодним столом удалось. Однако это был больше символический жест - всего где-то по 10-20 граммов французского коньяка. А в космосе больше и не нужно. Один такой глоток снимает напряжение, усталость, происходит как бы внутренняя разгрузка. Помимо прочего, отдаешь дань новогодней традиции. Иначе праздник кажется неполным...
- Почему именно коньяк?
- Шампанское на борту станции открывать нельзя - струя разлетится в невесомости по всему отсеку. А водка - слишком жесткий напиток. Знаете, я заметил: во время длительного полета космонавты становятся тонкими дегустаторами, ценителями качества любых продуктов - мясных, рыбных, творожных... Если приготовлено не на должном уровне, то второй раз такую упаковку не возьмешь. И коньяки встречаются разные. Но у нас был специально отобранный - очень мягкий, с богатым букетом.
- Как же сумели доставить на борт станции этот запрещенный напиток и в какой таре? Может, заранее заполнили специальную тубу? Ведь наливать в невесомости любую жидкость, в том числе и воду, обычным способом, как известно, невозможно - вместо струи получаются жидкие шарики, которые разлетаются по станции...
- Как доставили коньяк, в какой таре - наши маленькие тайны.
- На снимке в отсеке "Мира" видно, что на столе, около рукавицы Деда Мороза, стоит красивая коробка. Что это?
- О, необычный подарок, присланный на очередном грузовом "Прогрессе", и к Новому году, и к моему 50-летнему юбилею, который я тоже встречал на орбите 16 января 1998-го. Одна из московских шоколадных фабрик вместе с поздравлением прислала жестяной ларец - великолепно оформленный, отделанный золотистым орнаментом. Внутри были три большие шоколадки (как раз по одной для каждого члена экипажа), на которых мастера-кудесники изобразили меня, облаченным в скафандр. Дэвид Вулф наивно спросил: "Это изготовлено специально для тебя, Анатолий?" "Нет, конечно, - с ходу включился я в розыгрыш, - такой шоколад можно купить у нас в Москве в любом киоске". Американец не разгадал шутки и был по-настоящему изумлен: вот как в России относятся к космонавтам!
- А какой подарок вам прислали домашние, кроме, понятно, писем?
- Нательный золотой крестик. Освященный. Я с тех пор всегда ношу его на груди. Кстати, присланные подарки я никогда не вскрывал раньше даты, указанной на посылке. Праздничную интригу важно сохранять...
- Вы рассказывали мне, что очень много радиолюбителей из разных частей земного шара выходило на связь с орбитальной станцией. О чем вы говорили с ними?
- Ответить на многие сотни, если не тысячи радиовызовов невозможно. Но с десятками, а за весь полет с сотнями граждан разных стран общаться удавалось. Не только перед Новогодием, но и ежедневно было много желающих установить связь с нами. Самый интенсивный поток шел из Европы. Здесь постоянно возникала "эфирная пробка". Множество одновременных вызовов заглушали друг друга. Чаще других прорывался на связь итальянец Джаннино - у него дома такой мощный передатчик, что его сигналы перекрывали все. Потом, между прочим, он приезжал в Москву, мы встречались.
Вообще, с корреспондентами, которые регулярно поддерживали с экипажем радиоконтакты, у космонавтов сложились добрые отношения. Так подружились мы и с жительницей Австралии по имени Магги. Ее знают многие космические экипажи. Я называл ее Маргаритой. Эта целеустремленная женщина выучила русский только для того, чтобы беседовать с нашими космонавтами, хотя и на английском мы, например, все прекрасно понимали. Магги готовила подборки газетных статей о нашем полете, а мы, находясь над Австралией, заходили в ее домашний компьютер и перекачивали к себе эти сообщения.
- А есть семья у Магги? Ведь для такого космического хобби нужно немало времени...
- У нее муж и двое детей. Родилась в Ирландии, вышла замуж за итальянца, переехали в Австралию, живут под Мельбурном. Преподает информатику в колледже. Ей тогда было под 40. Однажды привела к себе домой учеников, чтобы они поучаствовали в сеансе связи с нашим "Миром". Ребята задавали очень толковые вопросы. В другой раз Магги, зная, что я родом из Латвии, пригласила свою подругу латышку Алду. Мы говорили с ней по-английски, но немного и по-латышски. Через полтора года она прислала мне с оказией из Австралии керамическую чашу - традиционное ремесло латышей...
- Вы отвечали на многочисленные радиовызовы любителей только из вежливости или это было вам интересно?
- В космосе, в замкнутом пространстве станции неизбежно ощущаешь дефицит общения - я имею в виду круг более широкий, чем члены экипажа и операторы ЦУПа. Поэтому связь по радио или через компьютер с жителями разных стран (и с россиянами, разумеется) была тоже окном в земной мир. Однажды, когда мы пролетали над Новой Зеландией (там была уже глубокая ночь), в наушниках раздался детский голосок. Оказывается, девочка лишь на днях получила лицензию, и это был ее первый выход в эфир. Как же была она счастлива!
Запомнился мне также старик-пенсионер. Электромеханик, работал ранее на электростанции в юго-западной части Австралии. "Сейчас, - передавал он нам, - живу в своем домике; и все бы ничего, да замучили разросшиеся во дворе крапива, другие сорняки. Пойду вот полоть..." От такого, казалось бы, пустяка неожиданно повеяло земными заботами, на душе стало теплее: мы вот мчимся в космосе, совершаем сложный полет, решаем "глобальные задачи", и вдруг - крапива, сорняки...
- Как выглядит Земля из космоса в новогоднюю ночь - заметна ли иллюминация, больше ли появляется светящихся регионов?
- Я бы не сказал, что света намного больше, чем в другие дни. К примеру, Западная Европа и так хорошо освещена, особенно Бельгия - словно бы яркий маяк для инопланетных кораблей. Или, скажем, Майами в США в любую ночь полыхает так, что Флориду обнаруживаешь с орбиты с первого взгляда. А вот в Париже с наступлением Рождества действительно прибавляется света - на Елисейских полях, Эйфелевой башне. Кстати, эту башню я хорошо видел из космоса в бинокль с 20-кратным увеличением. А днем мог различить не только улицы, например, в Вашингтоне, но и лужайку у Белого дома.
Москва, к сожалению, остается севернее наших траекторий. Но хоть и под острым углом, я все-таки различал Кремль, Кремлевскую набережную, Измайлово, кольца столицы. В новогодние праздники в Москве, конечно, намного больше светового оформления...
ТОСТ ОТ АНАТОЛИЯ СОЛОВЬЕВА:
- Поднимем бокалы за то, чтобы в нашу нынешнюю эпоху больших перемен не было нештатных ситуаций в личной жизни каждого, и чтобы пришла наконец стабильность, которую ощущают космонавты, когда все системы в космосе и на Земле работают нормально.