Первая повесть Евгения Замятина "Уездное" вызвала восторг читающей публики предреволюционной России. Критики включали молодого прозаика в блистательную обойму писательских имен - рядом с Гоголем, Достоевским, Салтыковым-Щедриным... Максим Горький писал в июле 1917 года своей первой супруге Е. Пешковой: "Прочитай "Уездное" Замятина. Получишь удовольствие..."
После революции писатель становится одним из лидеров группы "Серапионовы братья", участвует в работе издательства "Мировая литература", пишет статьи для газет и пьесы для театров. Но в 20-х годах Замятина зачисляют в "попутчики революции" со всеми вытекающими последствиями: перестают печатать, из репертуарных планов театров изымаются пьесы, "братья-писатели" шарахаются от него на улице, как от прокаженного. И в 1931 году он уезжает в Париж, получив на то разрешение самого Сталина. И родную Лебедянь увозит в своем сердце.
Я не спеша бродил по "старой Лебедяни", побывал у стен Троицкого монастыря, построенного в середине XVII века, на Тяпкиной горе, названной так в честь легендарного разбойника Тяпки, грабившего богатых купцов, что сплавляли по "батюшке-Дону" баржи с красным товаром.
Иду дальше. Где же эта улица - Покровская (адрес подсказал воронежский "специалист по Замятину"), где же этот дом 14? У тетушки, стоящей возле ближайшей калитки, спрашиваю: "Это какая улица?" - "Ситникова, милок". - "А Покровская, где?" - "Тута же". - "Переименовали, что ли?" - "Выходит, так". - "А где дом 14?" - "Ты возля него и стоишь". Серафима Ивановна Корнева, по-уличному баба Сима, охотно рассказала, что дом за ее спиной, сад, огород - "все замятинское". Да и домишко, где обитает она сама, тоже: "Тута проживала сестра Евгения Ивановича - Александра Иванна..."
Оказывается, баба Сима - "хранительница дома-музея писателя Замятина": "Мне и деньги плотють", - не без важности сообщила Серафима Ивановна. "Много?" - "Сто рублей кажный месяц".
Внутри "дом-музей" выглядел, как после бомбежки или зачистки: осыпавшаяся штукатурка, кирпичный остов печи, некогда отделанный изразцами, стены с обнажившейся дранкой. Только расположение комнат, похоже, осталось таким, каким оно было в золотое время детства писателя, когда, выбежав на крылечко, маленький Женя видел "стеклянное августовское утро, далекий, прозрачный звон в монастыре..." И сколько раз, живя в Париже, он мысленно возвращался сюда - "в густую черноземную Лебедянь, на ту самую заросшую просвирником улицу".
Не будь бабы Симы, от родового гнезда Замятиных давно б остались одни воспоминания: растащили бы по бревнышку любители чужого добра. Их Серафима Ивановна встречает увесистой палкой. Иной разговор - гости желанные, каковых она принимает с искренним радушием, хотя ей бывает стыдно показывать "музей" ученым людям, приезжающим на международные "Замятинские чтения" из Чикаго и Принстона, Токио и Лозанны. Иностранцы, в жилах которых есть хоть капля русской крови, ведут себя трогательно: кланяются замятинской обители, крестятся. Наберет баба Сима полный кузовок даров сада и огорода и преподнесет поклонникам творчества Замятина: "Это вам подарочек, - говорит она в таких случаях, - от Евгения Иваныча".
С помощью бабы Симы и ориентируясь на доступные официальные источники, я попытался воссоздать события вокруг замятинского дома. Итак, с начала 30-х годов и вплоть до середины 80-х местные партийные бонзы если и произносили фамилию опального писателя, то шепотом и с оглядкой. На его дом смотрели как на любую коммуналку. В историческом очерке о Лебедяни, опубликованном в книге "Путешествие по Липецкой области", нашлось место для того же разбойника Тяпки, но ни слова о Замятине. Конец 80-х: выдающийся прозаик возвращается в русскую литературу. Россия как бы заново открывает большого писателя. В Лебедяни спохватились: ба, да у нас же стоит целехоньким домик, построенный священником Иваном Замятиным для своей семьи в конце XIX века! На фасад строения водрузили памятную доску с надписью: "Здесь родился и провел детские годы писатель Замятин". Дом внесли в список памятников истории и культуры Липецкой области под номером 207. В том же "Государственном списке" за 2001 год среди памятников, "принятых на государственную охрану", значится дом, который занимает музей Е.И. Замятина.
И вот, запущенное, неотапливаемое, с подтеками на стенах, с битыми стеклами и кирпичами на полу помещение именуется нынче "музеем" и "памятником истории и культуры"! Предоставив бабе Симе охранять дом от ворья, саму реставрацию государство взяло на себя. И уж как оно "старалось"! 1994 год: слегка подлатана кровля. 1996 год: подмазаны печные трубы. 2000 год: вынуты рамы, а оконные проемы забиты досками. 2004 год, сентябрь: в аккурат к очередным международным "Замятинским чтениям" многострадальный дом "освежевали" снаружи - якобы для исследования бревен на предмет их сохранности от поедания зловредным древесным жучком...
А через месяц после моего заезда в Лебедянь пришло письмо от знакомого краеведа: "Реставрация замятинского родового гнезда успешно завершена, - писал он с горькой иронией. - Оно снесено с лица земли!.." И приложил снимок сруба высотой по всему периметру в четыре бревна. Дальше из письма я узнал: уложенные венцы - это начало возведения нового дома, где и расположится будущий музей писателя. А старый разобрали, поскольку "бревна на 80 процентов съедены крохотным, но чудовищно прожорливым жучком-короедом". Кстати, всего лишь пять лет назад, согласно заключению специалистов, замятинское подворье находилось в удовлетворительном состоянии и еще подлежало восстановлению. Откуда вдруг взялось маленькое древесное чудовище и, главное, как оно умудрилось за короткий срок сожрать несколько кубометров дубовых бревен - "тайна сия велика есть".