Классика русской поэзии Николая Заболоцкого (1903-1958), выдающегося переводчика не видно и не слышно в сегодняшнем Петербурге. Ни в топонимике, ни в городской скульптуре, ни в каких других популярных среди туристов локациях. Памятные доски установили только земляки в Кирове и благодарные жители воспетой им Тарусы, где он провел свои последние два лета. Еще на здании бывшей «шарашки» в Комсомольске-на-Амуре, где в годы своего гулаговского мученичества поэт работал чертежником, установлена памятная мемориальная доска.
А в Петербурге, где он прожил 17 лет и сформировался как парадоксальный, непредсказуемый, фантасмагоричный, неисчерпаемой метафоричности поэт и откуда отправился по приговору, нет никаких знаков его пребывания. Если бы он погиб в лагере, мог хотя бы претендовать на скромную табличку «Последнего адреса». Но он выжил. Вернулся, правда, уже в Москву, создал новые шедевры с чеканными, как пушкинские цитаты, поэтическими формулами — «огонь, мерцающий в сосуде»: Но это не значит, что Заболоцкого в Петербурге нет. Стихи-то остались.
В моем окне на весь квартал
Обводный царствует канал.
Найти то самое окно на Обводном пока не удалось. Зато другие адреса поэта известны. В 1921-1925-м он жил в кооперативном доме Третьего Петроградского товарищества собственников квартир по улице Красных Зорь, ныне Кировский проспект, 73. Как при его студенческой нищете оказался в этом дорогом доме? Вроде там была дешевая мансарда. Никаких опознавательных знаков на доме нет.
Куда понятнее пребывание Николая Алексеевича с 1927-го по 1930-й в доходном доме по Конной улице, 15, где в квартире № 33 он снимал жалкую комнату. Здесь поэт и стал Вергилием — проводником по Ленинграду 20-х. Времени, мало пригодном для поэзии, но где, вопреки всему, пышно расцветало искусство авангарда в попытке заговорить на новом языке. В «Столбцах» Заболоцкого спрессованы те годы с их взламыванием стереотипов и ощущением абсурдности мира. Самыми близкими ему тогда стали Даниил Хармс, Александр Введенский, Николай Олейников, Константин Вагинов, Павел Филонов, Казимир Малевич — символы и олицетворение тех лет, «в широких шляпах, длинных пиджаках с тетрадями своих стихотворений». Богатыри, не мы.
Только что вернувшийся с военной службы Заболоцкий в гимнастерке и солдатских ботинках выступал со своими экстравагантными друзьями на бурных творческих диспутах в Доме печати на Фонтанке, 21, в Институте истории искусств на Исаакиевской площади. «Стихи надо писать так, что если бросить стихотворение в окно, то стекло разобьется», — эту мысль Хармса они все разделяли.
«Самое большое, что мы могли ожидать от них вначале, — это создание перевертышей, скороговорок, припевок, которые так нужны были детской поэзии. Но все они оказались способны на гораздо большее», — вспоминал Самуил Маршак, пригревший поэтов сначала в «Еже», потом в «Чиже». Там под шутки и прибаутки гениальных друзей был создан золотой фонд детской литературы. А находились эти редакции — правильно! — в бывшем доме Зингера (Невский, 28).
Там Невский в блеске и тоске,
В ночи переменивший краски,
От сказки был на волоске,
Ветрами вея без опаски.
И как бы яростью объятый,
Через туман, тоску, бензин,
Над башней рвался шар крылатый
И имя «Зингер» возносил.
(«Вечерний бар»)
Спустя 90 лет на верхних этажах Дома книги, то есть в тех же помещениях, где издательство «Лендетгиз» выпускало детские журналы, появился офис «ВКонтакте» с его основателем Павлом Дуровым. Место тут, что ли, такое специальное для возрастания гениев? Отсюда до «писательского» дома, последнего адреса Николая Заболоцкого в Ленинграде, рукой подать. К концу 1930-х тот литературно-художественный карнавал стал совсем не смешным.
Но вернемся в комнату на Конной улице, где были закончены эпические «Столбцы» — настоящая сенсация, один из самых недосягаемых поэтических дебютов в русской поэзии XX века. Их автор, несуетный, застенчивый человек так задел своей маленькой книгой из 22 стихо-творений сразу всех, что стихи эти в 1938 году ему не простили. Никита Заболоцкий в книге об отце свидетельствует, что после ареста сотрудники НКВД доносили по начальству, что Заболоцкий перед государством не виноват, но вперед вышел литературный критик Лесючевский и добил поэта доносом об антисоветской сущности его произведений. Спустя почти восемь лет руководители Карагандинского НКВД направили в Союз писателей просьбу дать возможность Заболоцкому в ссылке заниматься литературным трудом...
В 1929-м Николай Заболоцкий снял комнату в Ленинграде на Большой Пушкарской улице, 36, в квартире № 9. Заурядный дом на Петроградской стороне, никаких памятных знаков тут тоже нет. Хозяйку квартиры звали Вера Ивановна Иеромуза. Она с таким участием отнеслась к поэту и его жене Екатерине Васильевне Клыковой, что молодожены не стали искать новое жилье. Хотя через два года, когда родился Никита, им там было совсем тесно. Здесь Заболоцкий написал поэму «Торжество земледелия» (опубликована в журнале «Звезда», 1933), которая послужила новым поводом для его травли.
Похоже, сейчас в Петербурге в качестве зримой приметы осталась только записная телефонная книга Заболоцкого в его последнем ленинградском адресе. Недаром он «двигал предметы в слова», как провозглашал в свою обэриутскую пору. Этот когда-то принадлежавший ему предмет яркой метафорой времени можно увидеть прямо на лестнице знаменитого «писательского» дома на набережной канала Грибоедова, 9. В доме Придворного конюшенного ведомства открыт Музей Михаила Зощенко, приютивший под своей крышей многих ленинградских писателей. В фондах объединившего их Литературного музея «ХХ век» находятся коллекции Николая Заболоцкого, Евгения Шварца, Вениамина Каверина, Всеволода Рождественского, других знаменитых жильцов дома.
Спасибо сотрудникам музея: со стен писательского «недоскреба» на нас смотрят фотографии Заболоцкого, здесь хранятся его вещи. Тут Николай Алексеевич был арестован, отсюда выселили Екатерину Васильевну с сыном и новорожденной дочкой, а потом позволили сюда вернуться — как раз в 1941 году. Самое трагическое блокадное время дети и жена Николая Заболоцкого провели в этом злосчастном доме. Семье врага народа даже эвакуации не полагалось. Усилиями Веры Кетлинской им все же удалось уехать из терпящего бедствие города.
Николай Заболоцкий — человек такой стойкости и чистоты, столь щедрый источник творческой энергии, что к нему только прикоснись — и сразу навстречу выходит все самое лучшее в людях. И напомнить об этом, отметить мемориальными памятными знаками его адреса, назвать его именем улицы, корабли, гавани, включая воздушные (вспомним его переписку с Циолковским), давно пора. Как и проводить творческие семинары, дни поэзии, спектакли, конкурсы, посвященные его творчеству. Что мешает с помощью такой поэзии сделать Петербург более прекрасным, объемным, обжитым?
И, кстати, пожелаем книжным издательствам выпускать больше детских книг Николая Заболоцкого, в них всегда нужда.
