Леса тут подступают сразу, сплошной стеной, разделяя костромские и вологодские земли. Когда-то добраться из Костромы до Солигалича было целым приключением, тогда нас, путешественников, выручал маленький Ан-2. А теперь 220 км по асфальтированному шоссе — и через каких-то три часа подъезжаем к Солигаличу. Правда, по пути сделали остановку в селе Гнездниково, на родине известного издателя-просветителя Ивана Сытина. Нам он человек не чужой: в Москве на Пушкинской площади в некогда принадлежавшем Сытину здании в советское время многие годы размещалась редакция газеты «Труд». Чувствуется, что в Гнездниково Сытин в большом почете: ему установлен памятник, а центральная улица носит его имя.
А вот и Солигалич. Сохранился, правда, город далеко не в самом лучшем состоянии, но есть что посмотреть: несколько древних церквей, есть и музей, в котором выставлены портреты местных помещиков, выполненные замечательным провинциальным художником Григорием Островским (1756-1814). Картины обнаружили уже в наше время, они демонстрировались в престижных отечественных галереях. А созданные в XIX столетии деревянные торговые ряды мы, увы, так и не увидели: их разобрали для реставрации, которая длится уже несколько лет, и бог знает, когда закончится. Жаль! Ведь до недавнего времени они оставались единственными в стране действующими рядами, выполненными из дерева. И мы даже помним, как когда-то покупали в этих рядах дары местных рек и лесов.
Зато уцелел в городе санаторий, где лечат минеральными соляными растворами. Собственно, и сам Солигалич возник благодаря появившимся здесь солеварницам. Санаторий назван в честь великого русского композитора Александра Бородина, по образованию химика. В 26 лет он приезжал сюда изучать местные соляные источники, о чем составил подробный отчет, опубликованный в печати...
Но наш путь лежит дальше, через деревню Аникин Починок, где сохранилась избушка, в которой создан Музей одного стихотворения. Как такое пропустить? Не будем погружать в подробности путешествия, потребовавшего времени и нервов больше обычного: в весеннюю распутицу даже груженные бревнами лесовозы застревают в колее, забитой раскисшей глиной, что же говорить о городском «паркетнике». Но — добрались! И дальше, уже в Вологодской области, нас ждет та самая встреча, ради которой мы собрались в дорогу.
:В ноябре 1963 года с поезда, остановившегося на станции Гремячий, сошел мужчина и пешком направился глухой лесной дорогой в сторону села Никольское. Ему предстоял долгий, больше 20 километров, путь. Шел он в кромешной тьме. Устал, замерз и вдруг где-то на полпути заметил огонек. Подошел ближе и увидел избушку, откуда шел свет. Постучал. Ему открыли. Попросился передох-нуть. Его впустили. До недавнего времени был такой закон на Русском Севере: постучался в дом усталый путник — приюти его. Так путник (а это был поэт Николай Рубцов) оказался в деревне Аникин Починок, в доме, где жила телятница Мария Ивановна Богданова. Хозяйка приютила на время уставшего человека. Тот отдохнул, отогрелся и пошел себе дальше. Под впечатлением оказанного гостеприимства поэт написал одно из лучших своих стихотворений «Русский огонек», вошедшее в его прижизненный сборник «Звезда полей».
С тех пор прошло много лет. Ушли из жизни и поэт, и хозяйка избушки в Аникином Починке. Но благодаря написанному стихотворению о домике узнали многие люди. Стараниями энтузиастов, поклонников творчества Рубцова, дом выкупили и в 2019 году в нем устроили Музей одного стихотворения. Какого? Думаю, вы уже сами догадались.
При въезде в деревню мы увидали ехавший навстречу автомобиль. Проголосовали, чтобы спросить, где находится музей. Из машины вышла молодая женщина, на наше счастье оказавшаяся учительницей школы села Никольское. Того самого, куда когда-то шел Николай Рубцов. В этом селе находился детский дом, его воспитанником был будущий поэт, а позже он избрал Никольское одним из мест своего проживания. Учительницу звали Ольга Сергеевна Мартюкова. В деревню она приехала, чтобы проведать дом бабушки: круглый год в Аникином Починке живут всего лишь в трех домах, остальные пустуют.
Учительница позвонила смотрителю, и тот открыл нам музей. Обыкновенная изба: половички на полу, часы-ходики на стене, печка, лавка. Но здесь сразу представляешь, как постучался в окошко усталый путник, как пили чай с хозяйкой, вели неспешный разговор, как попрощались и пошли по жизни каждый своей дорогой...
А большего ведь и не надо! Остальное — в стихотворении.
Николай Рубцов
Русский огонек
Погружены в томительный мороз,
Вокруг меня снега оцепенели!
Оцепенели маленькие ели,
И было небо темное, без звезд.
Какая глушь! Я был один живой
Один живой в бескрайнем мертвом поле!
Вдруг тихий свет — пригрезившийся, что ли? —
Мелькнул в пустыне, как сторожевой...
Я был совсем как снежный человек,
Входя в избу, — последняя надежда! —
И услыхал, отряхивая снег...
— Вот печь для вас... И теплая одежда... —
Потом хозяйка слушала меня,
Но в тусклом взгляде жизни было мало,
И, неподвижно сидя у огня,
Она совсем, казалось, задремала...
Как много желтых снимков на Руси
В такой простой и бережной оправе!
И вдруг открылся мне и поразил
Сиротский смысл семейных фотографий!
Огнем, враждой земля полным-полна,
И близких всех душа не позабудет...
— Скажи, родимый, будет ли война?
И я сказал:
— Наверное, не будет.
— Дай бог, дай бог: ведь всем не угодишь,
А от раздора пользы не прибудет: -
И вдруг опять: — Не будет, говоришь?
— Нет, — говорю, — наверное, не будет!
— Дай бог, дай бог...
И долго на меня
Она смотрела, как глухонемая,
И, головы седой не поднимая,
Опять сидела тихо у огня.
Что снилось ей? Весь этот белый свет,
Быть может, встал пред нею в то мгновенье?
Но я глухим бренчанием монет
Прервал ее старинные виденья.
— Господь с тобой! Мы денег не берем.
— Что ж, — говорю, — желаю вам здоровья!
За все добро расплатимся добром,
За всю любовь расплатимся любовью...
Спасибо, скромный русский огонек,
За то, что ты в предчувствии тревожном
Горишь для тех, кто в поле бездорожном
От всех друзей отчаянно далек,
За то, что, с доброй верою дружа,
Среди тревог великих и разбоя
Горишь, горишь, как добрая душа,
Горишь во мгле, и нет тебе покоя...
1963 год
