Свети нам, русский огонек

Когда-то добраться из Костромы до Солигалича было целым приключением

Леса тут подступают сразу, сплошной стеной, разделяя костромские и вологодские земли. Когда-то добраться из Костромы до Солигалича было целым приключением, тогда нас, путешественников, выручал маленький Ан-2. А теперь 220 км по асфальтированному шоссе — и через каких-то три часа подъезжаем к Солигаличу. Правда, по пути сделали остановку в селе Гнездниково, на родине известного издателя-просветителя Ивана Сытина. Нам он человек не чужой: в Москве на Пушкинской площади в некогда принадлежавшем Сытину здании в советское время многие годы размещалась редакция газеты «Труд». Чувствуется, что в Гнездниково Сытин в большом почете: ему установлен памятник, а центральная улица носит его имя.

А вот и Солигалич. Сохранился, правда, город далеко не в самом лучшем состоянии, но есть что посмотреть: несколько древних церквей, есть и музей, в котором выставлены портреты местных помещиков, выполненные замечательным провинциальным художником Григорием Островским (1756-1814). Картины обнаружили уже в наше время, они демонстрировались в престижных отечественных галереях. А созданные в XIX столетии деревянные торговые ряды мы, увы, так и не увидели: их разобрали для реставрации, которая длится уже несколько лет, и бог знает, когда закончится. Жаль! Ведь до недавнего времени они оставались единственными в стране действующими рядами, выполненными из дерева. И мы даже помним, как когда-то покупали в этих рядах дары местных рек и лесов.

Зато уцелел в городе санаторий, где лечат минеральными соляными растворами. Собственно, и сам Солигалич возник благодаря появившимся здесь солеварницам. Санаторий назван в честь великого русского композитора Александра Бородина, по образованию химика. В 26 лет он приезжал сюда изучать местные соляные источники, о чем составил подробный отчет, опубликованный в печати...

Но наш путь лежит дальше, через деревню Аникин Починок, где сохранилась избушка, в которой создан Музей одного стихотворения. Как такое пропустить? Не будем погружать в подробности путешествия, потребовавшего времени и нервов больше обычного: в весеннюю распутицу даже груженные бревнами лесовозы застревают в колее, забитой раскисшей глиной, что же говорить о городском «паркетнике». Но — добрались! И дальше, уже в Вологодской области, нас ждет та самая встреча, ради которой мы собрались в дорогу.

:В ноябре 1963 года с поезда, остановившегося на станции Гремячий, сошел мужчина и пешком направился глухой лесной дорогой в сторону села Никольское. Ему предстоял долгий, больше 20 километров, путь. Шел он в кромешной тьме. Устал, замерз и вдруг где-то на полпути заметил огонек. Подошел ближе и увидел избушку, откуда шел свет. Постучал. Ему открыли. Попросился передох-нуть. Его впустили. До недавнего времени был такой закон на Русском Севере: постучался в дом усталый путник — приюти его. Так путник (а это был поэт Николай Рубцов) оказался в деревне Аникин Починок, в доме, где жила телятница Мария Ивановна Богданова. Хозяйка приютила на время уставшего человека. Тот отдохнул, отогрелся и пошел себе дальше. Под впечатлением оказанного гостеприимства поэт написал одно из лучших своих стихотворений «Русский огонек», вошедшее в его прижизненный сборник «Звезда полей».

С тех пор прошло много лет. Ушли из жизни и поэт, и хозяйка избушки в Аникином Починке. Но благодаря написанному стихотворению о домике узнали многие люди. Стараниями энтузиастов, поклонников творчества Рубцова, дом выкупили и в 2019 году в нем устроили Музей одного стихотворения. Какого? Думаю, вы уже сами догадались.

При въезде в деревню мы увидали ехавший навстречу автомобиль. Проголосовали, чтобы спросить, где находится музей. Из машины вышла молодая женщина, на наше счастье оказавшаяся учительницей школы села Никольское. Того самого, куда когда-то шел Николай Рубцов. В этом селе находился детский дом, его воспитанником был будущий поэт, а позже он избрал Никольское одним из мест своего проживания. Учительницу звали Ольга Сергеевна Мартюкова. В деревню она приехала, чтобы проведать дом бабушки: круглый год в Аникином Починке живут всего лишь в трех домах, остальные пустуют.

Учительница позвонила смотрителю, и тот открыл нам музей. Обыкновенная изба: половички на полу, часы-ходики на стене, печка, лавка. Но здесь сразу представляешь, как постучался в окошко усталый путник, как пили чай с хозяйкой, вели неспешный разговор, как попрощались и пошли по жизни каждый своей дорогой...

А большего ведь и не надо! Остальное — в стихотворении.

Николай Рубцов

Русский огонек

Погружены в томительный мороз,

Вокруг меня снега оцепенели!

Оцепенели маленькие ели,

И было небо темное, без звезд.

Какая глушь! Я был один живой

Один живой в бескрайнем мертвом поле!

Вдруг тихий свет — пригрезившийся, что ли? — 

Мелькнул в пустыне, как сторожевой...

Я был совсем как снежный человек,

Входя в избу, — последняя надежда! — 

И услыхал, отряхивая снег...

— Вот печь для вас... И теплая одежда... — 

Потом хозяйка слушала меня,

Но в тусклом взгляде жизни было мало,

И, неподвижно сидя у огня,

Она совсем, казалось, задремала...

Как много желтых снимков на Руси

В такой простой и бережной оправе!

И вдруг открылся мне и поразил

Сиротский смысл семейных фотографий!

Огнем, враждой земля полным-полна,

И близких всех душа не позабудет...

— Скажи, родимый, будет ли война?

И я сказал:

— Наверное, не будет.

— Дай бог, дай бог: ведь всем не угодишь,

А от раздора пользы не прибудет: -

И вдруг опять: — Не будет, говоришь?

— Нет, — говорю, — наверное, не будет!

— Дай бог, дай бог...

И долго на меня

Она смотрела, как глухонемая,

И, головы седой не поднимая,

Опять сидела тихо у огня.

Что снилось ей? Весь этот белый свет,

Быть может, встал пред нею в то мгновенье?

Но я глухим бренчанием монет

Прервал ее старинные виденья.

— Господь с тобой! Мы денег не берем.

— Что ж, — говорю, — желаю вам здоровья!

За все добро расплатимся добром,

За всю любовь расплатимся любовью...

Спасибо, скромный русский огонек,

За то, что ты в предчувствии тревожном

Горишь для тех, кто в поле бездорожном

От всех друзей отчаянно далек,

За то, что, с доброй верою дружа,

Среди тревог великих и разбоя

Горишь, горишь, как добрая душа,

Горишь во мгле, и нет тебе покоя...

1963 год