Чем занят и что уже не сделать?
— Несмотря на то что в последнее время я редко появляюсь в телевизоре, не хожу на киношные тусовки, тем не менее ещё много чего делаю. Ставлю спектакли, снимаю фильмы, которые, правда, не показывают, даже немного играю. Правда, выбор стариковских ролей крайне скуден. К тому же далеко не все роли мне под силу. Даже в самом страшном сне меня трудно представить в роли тракториста или так называемого «нового русского». А ролей интеллигентов в настоящее время крайне мало.
Как режиссер снимаю серьезное кино о трагических судьбах русских людей в эпоху тирании. Мой последний художественный фильм из шести серий «Очарование зла», с успехом прошедший по всему миру, так и не был показан в России, посвящен трагическим судьбам поэтессы Марины Цветаевой и двух её любимых мужчин — мужа Сергея Эфрона и лирического героя её великих творений — «Поэмы Конца» и «Поэмы Горы» — Константина Родзевича, которые оказались агентами НКВД. Как мы знаем, Сергея Эфрона расстреляли на Лубянке, а Марина Цветаева покончила жизнь самоубийством. Хотя Константин Родзевич, осев во Франции, прожил долгую жизнь и совершил ещё много отчаянных поступков, но у него была своя трагедия — несчастная и громадная любовь к Вере Гучковой, которая тоже была связана с НКВД.
Я неоднократно обращался в различные инстанции с вопросом, почему запрещают показывать в России мой фильм о великой русской поэтессе Марине Цветаевой, на что всюду получал странный ответ: «Мы не обязаны вам ничего объяснять». Я пытался в свою очередь объяснить, что мой фильм о любви, о вопросах нравственности, но меня не хотели слышать. Но сегодня я уже устал об этом думать. Надоело.
О запрещенных стихах Тарковского и Пушкина
— Арсений Александрович был очень красивым человеком. Такой красоты лица я раньше не видел: породистое, скуластое, с огромными выразительными глазами, оно было вне национальности, вне возраста. Но ещё более удивительной оказалась судьба поэта. Казалось бы, фронтовик, потерявший на войне ногу, гражданин, никогда не уличенный в диссидентстве… Но при этом его стихи было запрещено читать на радио. Был такой господин Орлов (заместитель председателя Гостелерадио Лапина), который никогда не пропускал в эфир поэзию Арсения Тарковского. Даже не помогло заступничество в то время очень влиятельного Роберта Рождественского. Думаю, что все эти «чинуши» подсознательно чувствовали: Тарковский от них социально далек, он верующий, а значит, чуждый советской идеологии человек. Хотя вряд ли в запрете поэзии Тарковского есть
Я составил список запрещенных советской цензурой для публичного чтения, для изучения в школах и университетах произведений Пушкина и уверяю вас: этот список внушительный. Впрочем, и в эпоху гласности Пушкина «блюли» особенно тщательно. Очередной раз я в этом убедился на юбилейном вечере канала «Культура», на котором читал запрещенного Пушкина. Что же вы думали: все мое выступление, хотя им завершался концерт, самым беспощадным образом вырезали в эфире. Признаюсь, я специально пошел на эту провокацию, чтобы, как говорится, лишний раз убедиться в нашем невежестве.
«За что я преклоняюсь перед Бродским?»
— Мое решение поставить спектакль «Дуэт для голоса и саксофона» продиктовано любовью к поэзии и личности Иосифа Бродского, с которым я неоднократно встречался до его эмиграции. Не могу сказать, что Бродский был моим другом, скорее добрым знакомым, собеседником. Спектакли по поэзии Бродского я ставил и раньше, один из которых — «Ниоткуда с любовью» — пользовался, смею сказать, большим успехом. Тогда как в новом спектакле «Дуэт для голоса и саксофона» звучат не только стихи, но и проза Бродского, отрывки из его дневников и бесед. Мне очень близка жизненная позиция поэта, его бесстрашная готовность смотреть правде в глаза и говорить эту правду. Бродский был стоиком, и это качество особенно меня в нем восхищает, потому что я сам им не обладаю. Убежден, что именно в наше время, когда все легко продается и покупается, когда люди идут на любую подлость ради престижа, денег и власти, Бродский со своим стоицизмом может служить своего рода маяком. Хотя он и не был святым человеком. А вот праведником (от слова «правда»), безусловно, был.
Когда Бродский уехал в Америку, мы с ним уже не встречались, но все время переписывались. Бродский был очень разборчив в выборе друзей, но, оказавшись в изгнании, с радостью принимал едва ли не любого соотечественника, пожелавшего с ним увидеться. И этим пользовались очень многие, кто имел возможность выехать за рубеж. Что же до близких друзей, то в Америке для Бродского таковым стал танцовщик Михаил Барышников.
«Пока жив, мои мемуары не выйдут»
— Я люблю разную музыку — и классику, и джаз, и французский шансон, особенно в исполнении Ива Монтана или Эдит Пиаф. Кстати, о своих любимых певцах я рассказываю в двухтомнике воспоминаний «Актерская книга». До этого выходили небольшие книги с моими размышлениями об искусстве, о встречах с интересными людьми, но только теперь, на
О любви в старости
— О том, что происходит с любовью, точно сказал Пушкин в «Руслане и Людмиле»: «И я, любви искатель жадный /…/ И вдруг сидит передо мной/ Старушка дряхлая, седая,/ Глазами впалыми сверкая,/ С горбом, с трясучей головой,/ Печальной ветхости картина./ Ах, витязь, то была Наина!.. / Я ужаснулся и молчал,/ Глазами страшный призрак мерил,/ В сомненье все ещё не верил/ И вдруг заплакал, закричал:/ «Возможно ль! ах, Наина, ты ли!/ Наина, где твоя краса?/ Скажи, ужели небеса/ Тебя так страшно изменили?/ Скажи, давно ль, оставя свет,/ Расстался я с душой и с милой?/ Давно ли?..« — «Ровно сорок лет, -/ Был девы роковой ответ, — / Сегодня семьдесят мне било./ Что делать, — мне пищит она:" Самое удивительное, что Пушкин написал эти стихи в 21 год, предвидя, что происходит с любовью в старости.
Досье
.jpg)
Михаил Козаков, актер, режиссер
Родился 14 октября 1934 года в Ленинграде. Окончил в
Выбор
Три лучших фильма Михаила Козакова — режиссера
.jpg)
«Безымянная звезда» (1978)
Лирическая комедия о любви светской красотки (Анастасия Вертинская) и скромного учителя (Игорь Костолевский).
.jpg)
«Покровские ворота» (1978)
Культовая комедия о
.jpg)
«Визит дамы» (1989)
Драма по пьесе Дюрренматта о богачке (Екатерина Васильева), готовой заплатить миллиард за смерть
