Петербургский Михайловский театр показал в Москве в рамках фестиваля «Золотая маска» оперу «Евгений Онегин» Чайковского в версии эпатажного украинского режиссера Андрия Жолдака. Обозреватель «Труда» отправился на представление, впечатленный восторженными питерскими рецензиями, но разделить восторга не смог.
Дом Лариных. Белая комната почти без обстановки. Бегает девочка, игриво рассыпая по полу черные шарики. Вроде бы атмосфера XIX века — если не считать едва различимых на белом фоне холодильника, стиральной машины: намек на то, что история могла произойти в любую эпоху? Необычную роль играет люстра — ее постоянно таскают по полу из угла в угол сцены, но так до самого конца и не повесят на торчащие из потолка сиротливые провода.
Неухоженность и бестолковость — вот так, совсем не по Пушкину и Чайковскому, представляет ларинский дом Жолдак. Конечно, жить тут могут только неврастеники. Даже коронный номер всех сопрано мира — сцена письма Татьяны — проходит в лихорадочном дерганье: героиня то натягивает сапоги, чтобы тут же в ночи бежать к милому, то бессильно падает на раскладушку. Мимо снуют домашние, в кульминации вылезает прятавшийся в холодильнике карлик — один из многочисленных приживал этого свихнутого семейства, словно забредший сюда Черномор из «соседней» поэмы Пушкина, и принимается: колоть лед из морозильника! Осколки летят в лицо бедной Тани: А во время тяжкой для нее отповеди Онегина в помещении начинает протекать потолок, и на героиню льется вода. Символизм!
Символикой опера страшно перегружена. Персонажи кидаются ножами, стреляют из ружей, взрывают надувные шарики, взгромождают на голову рога... Разбор всех этих символов занял бы тома — но ограничимся вопросом: что нового добавляет режиссерская суета к смыслу драмы Пушкина и Чайковского? Ответа у меня нет. Если не считать целью демонстрацию Андрием Валерьевичем себя, любимого.
Да, чуть не забыл сказать о музыке. Впрочем, так ли она важна режиссеру, если в довершение всей эксцентрики на сцене постоянно что-то с грохотом рассыпается, разбивается, скрипит, визжит, скрежещет — вазы об пол, тарелки об стол?.. Остается посочувствовать исполнителям — не только как жертвам водяных и ледяных атак, но и как музыкантам: рецензенту во всем этом мельтешении огромными усилиями едва удавалось следить за музыкальной стороной исполнения. Честно говоря, так и не могу с уверенностью сказать — хорошо ли пели Татьяна Рягузова (Татьяна), Янис Апейнис (Онегин), Евгений Ахмедов (Ленский), Ирина Шишкова (Ольга), Андрей Гонюков (Гремин): Под конец главная пара героев так устала, что бодрые поначалу голоса стали звучать со скрипом, едва пробивая общую звуковую ткань — несмотря на жидковатость оркестра, который с переменным успехом старался удержать в тонусе хороший дирижер Михаил Татарников.
А за поливание водой и замораживание голосовых связок льдом я бы предъявил Андрию Жолдаку претензию со стороны профсоюза оперных певцов. Если таковой имеется.
