При слове "водка" русский человек начинает вести себя непредсказуемо. Как будто дыра пробивается в подсознание, и там все начинает булькать, пузыриться, ходить ходуном, и отсюда на поверхности возникают всякие разные жесты и мимика, глаза загораются, руки потираются, кто подмигивает, кто прищуривается, кто глуповато во весь рот улыбается, кто щелкает пальцами, кто хмурится и впадает в прострацию, но никто, от верхов до низов, не остается равнодушным, выключенным из игры. У каждого есть что рассказать.
Чтобы ослабить силу шока, водку надо заговорить, то есть назвать промежуточными словами, изобразить гримасами. К водке нет прямых путей, все кривые, в обход, по бездорожью. В огромном замкнутом пространстве страны каждый повязан своим отношением с водкой, по частным или общественным причинам, через жену или мужа, сына или дочь. Упоминание о водке порождает атмосферу заговора, мистическую экзальтацию. В русском сознании возникает архаическое брожение, языческое оцепенение, боязнь, как при встрече с медведем, заклинания.
Водка и есть у нас тот самый бог, что грозит, карает и требует жертвоприношений. Я имею в виду не только закуску, хотя и она как часть ритуала становится важнейшей деталью судьбы: не так закусил, не туда пошло, не то вышло. У других народов нет такого мистического отношения к напитку, по крайней мере у современных народов. Шотландец гордится хорошим виски - и все. Ему больше нечего сказать, вся программа укладывается в одно слово, да и француз, считающий свое вино лучшим, практически не ошибается не только в оценке, но и в употреблении. Наш "русский бог" водка говорит о том, что мы еще не вышли из архаического окружения, где все предметы мира сопряжены с демонами и ангелами, где все навсегда имеет свое значение. Чем ближе к водке, тем больше должно быть порядка, дисциплины военного образца и почти немоты. На известном московском водочном заводе, где я недавно был и где делают отличную водку, почти церковная атмосфера, белые халаты напоминают культовые одежды. Если не будет порядка, тогда все взорвется, польется гной, случится месть и будет много невинных жертв.
И - никакого триумфа воли. Взять хотя бы родную литературу. Нигде, как в России, литература и выпивка не находились в таких напряженных отношениях. Революционер Некрасов и юморист Аверченко, эмигрант Куприн и советский суперписатель Фадеев - у каждого из них свой роман с бутылкой и свои причины для этого романа.
Вокруг бога-водки образуется слабое поле человеческого сопротивления. Водки настолько страшатся, что о ней мало что знают, не хотят знать об ее истории, как будто у нее и нет истории, как будто она пришла к нам из вечности.
Между тем русской водке в этом году исполняется пятьсот лет. Это московское изобретение, даже можно сказать кремлевское, связанное с Чудовым монастырем. Тут все символично не в меру: и название несохранившегося монастыря, и само отношение монастыря к созданию водки, и сургучная печать российской столицы.
Водка дает и берет, берет и дает. На акцизы, выплаченные за ее производство только на известном бренде Смирнова, в начале XX века, содержалась половина российской армии. Но понятно и то, что другим концом водка била и ту же армию, и стала похлеще войны. Если в Афганистане, по статистике, погибли 14 000 человек за десять лет, то в России от алкогольного отравления некачественными напитками умирает больше тридцати тысяч человек в год.
Загадка России в том, что она до сих пор не нашла ключа к решению водочной проблемы. Если гневить "водочного бога" и объявлять ему войну, запрещать напиток, как в первую мировую и вплоть до 1923 года (когда набирающий политическую силу Сталин, подыграв народу, ее разрешил, но сделал тридцатиградусной) или в первые годы перестройки, то мы получаем всю известную гамму негативных последствий: самогон, отравления, спекуляцию. Если же его поощрять, рекламировать, то последствия будут не лучше. Водка и русская эротика переплетены, перепутаны, заверчены и закручены: сколько русских девочек потеряли и голову, и невинность в водочной оргии? Она и катализатор деторождения, и его бич, она диктовала, кому родиться и кому умереть, она сбивала семьи и разбивала. "Бога" нельзя взять под контроль, обуздать и укротить. В него можно перестать верить, найти других кумиров, но это долгий путь национального перерождения. Дело здесь не только в водке. Водка - лишь знак магических вливаний в русскую душу, может быть, наиболее очевидный, но далеко не единственный. Через призму водки в России можно исследовать мистические корни человеческой психики, в других, более светских, странах запрятанные или обрубленные.
Водка в России имеет значение заколдованной воды. Над качеством национального напитка колдовал сам бог химии Менделеев, пришедший к выводу, что истинная водка должна быть именно сорокаградусной, а блистательный министр последнего царя Витте успешно провел ее монополизацию. Водка в России всегда колебалась между раем и адом - достаточно вспомнить книги Горького о его детстве. Пили в радость и пили в горе - многое доступно русской душе. Расколдовать водку, увидеть в ней не магического зверя, а действительно веселие Руси - дело будущего.