Спасибо дежурным по депутатской комнате Московского вокзала: узнав, что я, корреспондент «Невского времени», еду в Верховный Совет России, меня тут же посадили на «Стрелу», и утром 20 августа я была в Москве. Уполномоченная по делам ВС РСФСР в гостинице «Россия» рассказала, что администрацию гостиницы как подменили: обычно капризная и хамоватая («живите, где хотите»), она уже распорядилась сделать всё возможное, чтобы у российских парламентариев и журналистов не было проблем с расселением.
Я обзвонила знакомых депутатов. Немного отлегло от сердца: никто не арестован. Значит, все не слишком серьезно? Иначе должны были взять уже минувшей ночью. Очередной фарс перестройки? А танки на улицах Москвы, а баррикады перед Белым домом... Но танковые пушки украшены цветами, на броне сидят веселые танкисты и братаются с москвичами, которые несут им в кошелках еду. Это тульские танкисты, объяснили мне, они на стороне защитников парламента.
Та часть Калининского проспекта, которую к тому времени перекрыли баррикадами и пикетами по пути к Белому дому, превратилась в шумную проселочную дорогу: транспорта нет, зато толпы людей, пыль столбом. Что-то во всем этом от праздничного народного гулянья. Ходит шутка: «Кошмар, на улице Язов». Но, стало быть, кошмар понарошку?
На грандиозном митинге, который состоялся утром 20 августа, это ощущение укрепилось. «Хунта не пройдёт!» - скандировали ораторы с балкона Белого дома, отданного тогда под российский парламент. Народ, собравшийся вокруг, вторил громогласным эхом. Этот митинг еще не транслировался, телевизоры Белого дома и всей страны показывали очень художественные фильмы, но люди вокруг были полны неподдельного энтузиазма.
Ведущий митинга, ленинградский депутат Виктор Дмитриев, выкликал для выступления генерала Лебедя, того самого командира тульских танкистов, который вроде бы просил слова. Но тот, однако, не откликнулся. Впрочем, ораторов хватало и без генерала. Евгений Евтушенко, конечно же, прочитал подобающие случаю стихи, Юрий Черниченко заклеймил позором продажных тележурналистов, академик Шаталин покаянно вспоминал свое общение с членами ГКЧП, внезапно прозревший отставник КГБ Калугин и хитрый лис Шеварднадзе взрывали воздух обличениями. Коллега Юрий Щекочихин пригласил журналистов собраться завтра утром в редакции «Литературной газеты», чтобы поговорить о попранной гласности. И уж совсем немыслимая овация сопровождала речь Ельцина…
Стоя на балконе, я увидела рядом кумира моих студенческих лет барда Юлия Кима и окончательно поверила, что все происходящее тут – праздник, а не трагедия. А тут еще священник Измайловского храма Валерий Суслин поздравил всех, напомнив, что начало путча 19 августа по православному календарю – день Преображения Господня.
Словом, после митинга не только мне хотелось уже двигаться куда-то дальше, не пропустить чего-нибудь интересного, например, Конгресс соотечественников (угораздило же их приехать на родину, которая ведет себя как банановая республика!). Выйдя на улицу, мы увидели, как тульские танки покидают Москву. И люди расслабились. И когда к вечеру «Эхо Москвы» сообщило, что готовится штурм Белого дома, это показалось не слишком правдоподобным.
Но чем ближе наваливались сумерки, чем ближе мы пробирались к парламенту, тем сильнее менялась дневная солнечная картинка. Танки и бэтээры, но совсем другие, без улыбающихся танкистов. Со всех сторон к Белому дому устремились люди, но пройти туда куда труднее, чем утром. Проникать в парламент пришлось окольными путями. На бегу я увидела то, что врезалось в память: среди спешно восстанавливающихся цепей защитников – колонна женщин. Несколько десятков женщин стояли мертво, сцепив руки, глядя в сторону приближающейся боевой техники. И тут два восклицания, перебивая друг друга, застряли у меня в голове и уже не покидали всю ночь: «Не может быть!» и «Господи, спаси людей и Россию!»
Около 22.00 радиостанция Белого дома передала сообщение: всем депутатам собраться в зале заседаний Совета национальностей РСФСР. Вначале решили провести внеочередную сессию Верховного Совета. Но нужного количества голосов не набиралось, многие депутаты на улице, на баррикадах. Те, кто в зале, перебивая друг друга, требуют (у кого?) выработать скоординированную программу действий. Виктор Дмитриев к тому воемени успел побывать в Кантемировской и Таманской дивизиях, которые не так уж спешили переходить на сторону парламента, как это могло показаться позже из телерепортажей. Дмитриев встречался с танкистами и десантниками на улицах Москвы, побывал на Ходынском поле и в Тушине, убеждая военных не выполнять приказы путчистов. Выступая на ночном заседании ВС РСФСР, Дмитриев рассказал, как тяжело вести переговоры с военными в Тушине. Сказал, что они готовятся занимать Москву.
Полчаса до объявленного ГКЧП комендантского часа. На улицах тысячи людей. Что будет с ними? Нервная дискуссия, открывать или не открывать подъезды Белого дома для того, чтобы впустить безоружных его защитников? А если впустить, то как уберечься от захватчиков? Взял слово Кобец, командующий штабом обороны Белого дома. По-военному сухая речь Константина Ивановича отбила охоту продолжать парламентские дебаты.
- Никак не удается стабилизировать психическое состояние командующего Московским военным округом. Он колеблется, отдает разноречивые приказы войскам. От командиров Таманской и Кантемировской дивизий я получил заверения, что они не будут действовать. Но беспокоит то, что зам Язова Моисеев перестал выходить с нами на связь. На дальних подступах к Москве нам пока удалось остановить войска. Мы просим депутатов немедленно выехать в воинские соединения для того, чтобы довести до них распоряжения президента России. Только что Ельцин подписал указ о том, что офицеры и солдаты не будут нести ответственность за невыполнение приказов путчистов. Необходимо также доставить обращения Ельцина к личному составу Кантемировской и Таманской дивизий, встретиться со штабом воздушно-десантных войск...
Главный удар, продолжал Кобец, ожидается со стороны спецподразделений КГБ. Наша задача: не допустить огневого боя, так как это принесет большие жертвы, и нам трудно будет отражать атаки с крыш и подвалов зданий.
Сообщил Константин Иванович и о том, что мы имеем в активе: народное ополчение, 16 баррикад на подступах к Белому дому, укрепленных техникой, плюс 100 водовозок на подходе. Внутри здания расположены заставы и непосредственная оборона – 300 вооруженных профессионалов. Еще пришло сообщение, что на помощь идут полторы тысячи студентов. В конце выступления Кобец сказал непонятную мне фразу о том, что два часа назад в здании были открыты люки, но переспрашивать было уже некогда.
Выходя от Кобеца, вижу, как в темном коридоре открылись двери лифта (они еще не были отключены) и из него выходит священник. Тот самый, измайловский. В руках его Чаша.
- Кто не крещен? Кто хочет причаститься святых тайн?
Хорошо, что не было в тот момент поблизости телеоператоров. Были только военные и гражданские, с оружием и без, и на миг весь этот измученный, нервный человеческий мир как бы замер, замолк. Крещение совершилось. Бог знает их имена.
А потом мы бежали под дождем к машинам. Перейти через баррикады было уже вовсе нельзя, во всяком случае, у меня осталось ощущение, что от Белого дома до улицы я переместилась по воздуху. Да так на самом деле и было: чьи-то руки с одной стороны баррикады меня поднимали, чьи-то с другой стороны подхватывали. Лица, лица – это правильно говорят теперь, что среди людей, которые к тому моменту уже вторые сутки стояли под дождем, не было некрасивых. Люди преобразились, они были прекрасны. Свет лился из их глаз…
В штабе ВДВ депутатов встречали неласково. Генерал Лебедь, на поддержку которого так рассчитывали, был холоден со своим земляком депутатом Титкиным. Командующий ВДВ Грачев делегацию не принял. Минут через сорок вышел Полевик, начальник политуправления штаба, и повел унылый разговор о том, что виноваты во всем депутаты, потому что они позвали народ на улицы…
- Зайдем хотя бы под навес, ведь дождь идет, - попросила депутат от Ногинска Валентина Линькова, стоявшая в босоножках.
- Какой дождь? – спросил Полевик, одетый в плащ-палатку. Взвод вооруженных десантников охранял начальника политуправления от четырех людей с депутатскими значками. Наконец спор прискучил и опытному политработнику. Полуторачасовые переговоры он закончил так: «Воздушные десантники не будут участвовать в штурме. Час «Ч» уже прошел. Езжайте спокойно спать».
… Мы бросили машину далеко от Белого дома. Не проехать, какое там. Какой-то молодой человек подошел к нам: «Депутат, твоя машина?» - «Не волнуйся, присмотрим». Около трех часов утра мы вновь оказались в парламенте. Там уже не зажигали свет – опасались снайперов, замеченных в гостинице «Украина». Чтобы набрать номер телефона редакции, пришлось светить спичкой. Пошли за кипятком к афганцам, что дежурили на главном входе, и увидели в темноте связанного человека.
- Кто это, ребята?
- Да ходил тут один гебист с рацией…
Вроде все спокойно. Смотрим в окно – много женщин вторые стуки стоят вместе с мужиками у Белого дома. Скоро ли закончится эта ужасная ночь, этот морок. Голос Александра Любимова по радио настойчиво просит приготовиться к штурму. «Четыре часа утра – трудное время, особенно для мужчин, видимо, путчисты на это и рассчитывают. У кого нет противогазов, намочите платки, возможна газовая атака. Сейчас начнется штурм».
Вот тут и стало, наконец, страшно. А может, просто противно. Ну нет у нас противогазов, да и не умею я ими пользоваться, да и не хочу!
Вместо штурма слышу из динамика голос Мстислава Ростроповича.
- Я горжусь вами, дорогие мои, вы достойны своей страны, достойны Пушкина, Лермонтова…
Сутки спустя, с балкона Белого дома Ростропович скажет, что это были два самых счастливых дня в его жизни.
А перед тем, как телевизор стал транслировать чрезвычайную сессию Верховного Совета РСФСР, первым на трибуну вышел 43-летний Титкин и сказал возбужденно-радостной аудитории: «А вот теперь у нас постараются украсть нашу победу». Тогда я не поняла, о чем это он…
