Василий Сталин спортсменов любил. А меня он спас!
— Вы своими руками на заводах делали оружие Победы. Какое именно?
— Да. А мой товарищ по ЦДСА Юрий Нырков в течение трех лет воевал на танках, изготовленных на челябинском тракторном. Еще не окончив школу, на этот завод я пришел 1 сентября 1941 года. На Урале положение было очень тяжелое, наша семья голодала. А на заводе давали карточки. Я за три года освоил несколько разных типов станков — токарный, фрезерный и другие. Дошел до пятого разряда. Изготавливал особо точные детали коробок передач танков всех моделей.
— Во время войны была возможность заниматься спортом?
— Я работал более 12 часов в день, без выходных. А в 1944 году на заводе собрали хоккейную и футбольную команды. Сначала нас отпускали на тренировки с работы после обеда, а потом и вовсе освободили с сохранением зарплаты — и я уже к станку не подходил. Поначалу в футболе у меня даже лучше получалось, чем в хоккее с мячом. Почти сразу мы в составе челябинского «Дзержинца» стали регулярно ездить по стране на календарные матчи. В основном это были Урал и Сибирь. Пару раз мы выигрывали чемпионат своей зоны и выезжали на стыковые матчи за право перехода в группу А — так тогда назывался высший дивизион советского футбола. Но эти игры проходили в Москве или на Украине, и судьи откровенно «сливали» нас, приезжавших с Урала. Тем не менее, на заметку столичным тренерам попал и я, и некоторые мои товарищи по «Дзержинцу». Но я сохранял преданность своему родному клубу. И лишь когда команда практически перестала существовать, я согласился переехать в Москву. Попал в команду ВВС.
— Василий Сталин каким вам запомнился?
— В художественных фильмах его показывают дураком, деспотом, самодуром. Не буду говорить про его взаимоотношения с кадровыми военными. Но своих спортсменов он искренне любил, хорошо знал о нуждах каждого, старался обеспечить всем необходимым — по мере возможности. А возможности и вправду имел немалые. В первые мои годы пребывания в ВВС Василий Иосифович меня среди других хоккеистов и футболистов никак не выделял. После матча заходил в раздевалку. Если выиграли, каждого персонально поздравит. А если проигрывали — на спортсменах злости не вымещал. А в 1950 году он, можно сказать, спас меня. Наш тренер предложил вылететь в Челябинск заранее, чтобы акклиматизироваться. Василий согласился и добавил: «Только Шувалова не берите». Я очень огорчился такому решению (хотел ведь родных и друзей повидать) и пытался возразить. Генерал Сталин объяснил мне: «Ты можешь приехать позже — накануне матча — на поезде. Повидаешься со своими, посмотришь матч. Но сам не играй. Зачем тебе неприятности? Наверняка кто-то из местных будет кричать тебе, что ты — предатель». Как вы знаете, самолет с командой разбился на аэродроме Челябинска, и из того коллектива живыми остались только Бобров, Виноградов и я.
— Правда, что со спортсменами Сталин-младший, сын вождя, выпивал?
— Далеко не с каждым, мягко говоря. Я такой чести удостоился лишь однажды. Когда я лежал в больнице тяжело травмированный, Василий Иосифович навестил. И, как водится, приехал ко мне с бутылкой. С Севой Бобровым он застольничал чаще. Они ведь друзьями были.
Бобров-спортсмен и Бобров-тренер — абсолютно разные люди
— А каков был Бобров в повседневной жизни?
— Близкими друзьями мы с ним никогда не были. За пределами спортивных площадок мы с ним водили разные компании. Взаимоотношения наши всегда были хотя и не близкими, но ровными, доброжелательными. Боброва-спортсмена и Боброва-тренера я воспринимал по-разному. С Бобровым-спортсменом было очень непросто. Особенно в первое время. Он всегда хотел, чтобы все партнеры играли только на него, а сам до паса был довольно жадным. Все тренеры, под чьим руководством Сева играл в футбол и в оба вида хоккея, всегда выговаривали ему за то, что тянул одеяло на себя. И все же, после 1950 года наша тройка — Бобров — Шувалов — Бабич сыгрывалась все лучше. А как тренер — если он сам не выходил на поле или на лед — Бобров был очень демократичным. Даже в последние годы своей тренерской карьеры. В своих командах он с самого начала ввел такую интересную практику. Сначала действия второй пятерки разбирала первая пятерка, потом действия третьей — вторая. Потом весь матч разбирал тренерский совет, куда входили Бабич, Виноградов, Мкртычан и еще кто-то из самых опытных игроков. И потом уже все подытоживал сам Всеволод Михайлович. Решения принимал он сам, но к дельным высказываниям он прислушивался, даже если они исходили от юнцов. Надо признать: тренером он был очень хорошим, даже выдающимся. Причем, он очень грамотно начал работать с командой чуть ли не с первых дней своей тренерской карьеры.
— А игроком он был лучшим в своем поколении?
— Про футбол я не буду говорить — постоянные травмы не дали ему реализовать весь потенциал. По одаренности он всех своих современников превосходил, но на футбольном поле его карьера оказалась слишком короткой. А в хоккее при Боброве было несколько советских игроков, не уступавших ему в классе. В том числе и крайние нападающие. И лично мне не нравится, когда Боброва делают не просто звездой, а единственной звездой в его поколении. Если сравнивать соотношение заброшенных шайб и проведенных матчей, мои и его показатели не сильно отличаются. Причем, мы с ним играли в разных амплуа.
— А с другими тренерами у вас сложились хорошие взаимоотношения?
— Ни одному из тренеров я никогда не подавал даже повода быть мною недовольным. Я пил очень редко и в меру, не курил. Тренировался фанатично. С тренерами никогда не спорил, четко выполнял все указания. Так что с Аркадием Чернышовым у меня отношения были не хуже, чем со Всеволодом Бобровым. С Анатолием Тарасовым — хуже.
— С ним было тяжело из-за его авторитарных методов?
— Еще когда он был игроком, мы с Анатолием Владимировичем не очень ладили. Хотя с его младшим братом, погибшим в авиакатастрофе 1950 года, я дружил. Анатолий в конце 1940-х наигрывался центровым в тройку с Бобровым и Бабичем, но по таланту им явно уступал. Так что его из первой тройки довольно быстро убрали и поставили меня.
Мое личное мнение: Тарасов не был единственным большим мастером в нашем тренерском цеху. Очень хорошие тренеры работали почти в каждой из команд высшего дивизиона, но у них было меньше возможностей для комплектования команды, чем в ЦСКА у Тарасова, а потом у его преемника, Виктора Тихонова. При том же Тихонове менее успешно армейцы и сборная СССР не стали выступать. У прессы было свое мнение, у меня — свое.
— А вообще какое впечатление оставляла пресса, писавшая тогда про хоккей?
— Очень скудно освещали и дебютный для нас чемпионат мира по хоккею, и олимпийский турнир 1956 года, хотя в обоих случаях мы становились чемпионами. Много тому причин. Во-первых, на первые для нас чемпионаты мира выезжало два, три, может пять журналистов — на всю огромную страну. Кстати, я хорошо знал вашего корреспондента Юрия Ваньята — он жил недалеко от меня, на Соколе. Про его статьи в «Труде» могу сказать только добрые слова. Он был прекрасным популяризатором хоккея с шайбой, который в начале 1950-х годов мало кто у нас в стране еще знал.
Тренер сборной просил сильно не бить по воротам — беречь клюшки
— Правда, что в 1954 году наша сборная — чемпион мира — была экипирована хуже, чем канадские любительские клубы?
— Именно так. У нас даже «ракушек» не было. Для защиты от удара лишь в байковых трусах был предусмотрен кармашек, в который мы вкладывали фибровые квадратики. От попадания спереди он еще как-то спасал, а вот если сзади!.. И клюшки у нас были самые примитивные. С размаху бить по шайбе (щелкать) мы научились незадолго до этого чемпионата. И от щелчков наши клюшки, в отличие от канадских, быстро разбивались, и порой мы их меняли по две-три за игру. Старший тренер Аркадий Чернышов даже нас просил в матчах со слабыми соперниками поменьше щелкать, чтобы клюшек на весь чемпионат хватило. Я после чемпионата с одним молодым канадцем клюшками обменялся. И эта клюшка потом чуть ли не полсезона мне отслужила. Когда рассыпалась, я обнаружил внутри фанерных слоев хороший каркас из проволочной арматуры.
— За счет каких же качеств вы тогда переиграли всех соперников?
— Канадцы умели бросать шайбу лишь с одной руки, а мы — с двух. Мы пришли в хоккей с шайбой из русского хоккея, так что всех превосходили в скорости катания и меньше уставали.
.jpg)
Виктор Шувалов с Владимиром Петровым. Фото Георгия Настенко
— Какое главное отличие нынешнего чемпионата КХЛ от чемпионатов 1950–1980-х годов?
— Хоккей с шайбой начали развивать в СССР в конце 1940-х. Мы пришли из русского хоккея, и поначалу шайбу ото льда не умели оторвать. Чему-то учились сначала у своих прибалтов, потом у чехов. Много работали индивидуально, сами придумывали какие-то элементы обводки и игровые комбинации, оригинальные распасовки. Нам удавалось любого соперника удивить какими-то неожиданными ходами на площадке. Может быть, от этого и каждый клуб имел свой ярко выраженный почерк. В команде ВВС были очень сильные крайние. Команда побеждала еще и за счет импровизации. А сейчас все команды — как инкубаторские. Абсолютно в одинаковом тактическом плане играют. Поменяйте форму командам, и их даже свои фанаты на льду не узнают.
Наши футболисты огорчают больше, чем хоккеисты
— А нынешний футбол вас радует? Вы ведь в составе команды ВВС провели пару-тройку очень удачных сезона.
— Лично я для себя удачным считаю только футбольный сезон 1950 года — с 16 забитыми мячами я стал лучшим бомбардиром своего клуба и вошел в число 33 лучших в стране. А насчет нынешнего футбола. К сожалению, больше радуют игроки чужих сборных и зарубежных клубов. Российские футболисты сейчас в основном на месте играют — редко кто из них больше 10 метров с мячом пробегает. Это я вовсе не упрекаю все молодое поколение. Для контраста могу прокомментировать матчи испанского и английского чемпионатов. Там при потере мяча футболист тут же вступает в борьбу. Наши при потере мяча всей толпой к своей штрафной бегут, а английские и испанские команды атакующего соперника начинают «душить» на его же половине, не дают ему спокойно посмотреть вокруг, чтобы пас кому отдать. Соперник вынужден работать в цейтноте и там он скорее ошибется и потеряет мяч. А наши футболисты почему-то так не могут.
— Вы до сих пор ходите на матчи?
— Футбол смотрю только по телевизору. А на домашних матчах хоккейного ЦСКА бываю регулярно. Армейский клуб иногда присылает за мной машину, которая отвозит меня на матч и после него доставляет домой.
Кстати, одной из причин своего долголетия и бодрости я считаю не только соблюдение режима, но и занятия физкультурой. А если точнее — спортом. Уже закончив выступления в футболе и хоккее, я много лет ездил по ветеранским матчам. Причем, по футбольным даже чаще, чем по хоккейным. Наша ветеранская команда, составленная из известных футболистов, которым было уже «хорошо за 40», обыгрывала клубы, выступавшие во втором дивизионе советского футбола. «Физика» у нас уже была не та, но мы превосходили этих молодых парней в технике. Поиграем в пас, заставим их побегать. В итоге, во втором тайме мы выглядели свежей, чем эти футболисты, годившиеся нам в сыновья.
Большинство чемпионов моего поколения — очень крепкие и здоровые от природы люди. Некоторые из них — просто уникально здоровые. Вот, например, Николай Сологубов. Он геройски воевал, был разведчиком. В одном из рейдов осколками мины ему изрешетили две ноги. Ползком добрался до своих позиций. В госпитале началась гангрена, врачи собирались ампутировать обе ноги — я уж не знаю, как их Коля отговорил. В результате выжил. Хотя ноги срослись не совсем удачно, он ведь и в футбол неплохо играл. В хоккее работа голеностопа не имеет столь решающего значения, так что Сологубов стал один из лучших хоккеистов своего времени. Если бы ноги срослись как надо — он бы и на футбольном поле стал бы одним из лучших. Представляете: в прыжке доставал ногой перекладину ворот! Но, помимо того, что война у него столько здоровья отняла, еще столько же в конце жизни отняли неурядицы и водка. Если бы не пил и жил бы благополучно, до ста лет дожил бы, не сомневаюсь. А так скончался в 64.
От дружбы с артистами — спортсменам одни беды
— Ваша жена разбиралась в хоккее и футболе?
— У меня было две жены. Первая меня обобрала и ушла, едва закончил я играть. А вторая моя жена родилась в богатой семье — ее отец был замминистра легкой промышленности. Но когда еще была маленькой, ее отец попал под очередную кампанию руководства страны, и его надолго посадили. Так что поднимали ее мама и старший брат. А с 16 лет сама начала работать. До знакомства со мной спортом не интересовалась, и такого хоккеиста и футболиста Шувалова не знала. Руководила буфетом, перед пенсией она была директором столовой.
— На футбол и хоккей она вместе с вами ходила?
— И ходила, и по телевизору смотрела. В некоторых моментах неплохо стала разбираться. Ее, как и меня, удивляла безвольная, неэнергичная игра. Особенно, когда четверо защитников выстроятся в линию у своих ворот и передают мяч друг другу, когда соперники далеко от них. Она удивлялась: они что — игру в пас отрабатывают? А что тогда делают на тренировках?
Но главное, мы с ней дружно прожили 50 лет, а в начале 1990-х она вытащила меня с того света. Меня хватил инсульт тяжелой формы, и ... сумела договориться с руководством больницы — поселилась вместе со мной в одной палате и три недели меня выхаживала. Доставала лучшие медикаменты. Именно благодаря ей я дотянул до 90 лет.
— Известно, что спартаковцы 1950–60-х годов дружили со многими деятелями культуры. А как это было в команде ВВС?
— Дружили с артистами и наши игроки, но я бы не сказал, что это сказывалось в лучшую сторону. Вот пример Севы Боброва. Где-то на гулянках вместе с Василием Сталиным и его компанией он познакомился с актрисой Таисией Саниной, которая потом в его отсутствие гуляла со всякими.
— Друзья Боброва, Савдунин и Нырков, наоборот: о Саниной отзываются хорошо, а про Всеволода Михайловича говорят, что он был еще какой «ходок на сторону».
— Я с ними наполовину лишь согласен. Севе, конечно, просто сложно было жене верность хранить: когда он в первый раз женился, в какой бы город ни приезжал на матч, везде на него охотились его бывшие. Она умела овечкой прикинуться. Сева приехал домой, а она с каким-то мужчиной сидит. Вроде бы артист. Когда Сева стал разбираться с этим артистом, началась драка. Санина встала на сторону ... артиста. Швырнула в Севу тяжелой вазой. Сева обладал великолепной реакцией. Он увернулся, и ваза попала в голову артисту. Потом у нее появился еще один артист. Так что они оба были, как говорится «два сапога — ягодка». Сам Сева остепенился только после второй женитьбы. Наверное, семейная жизнь наладилась потому, что Лена, его вторая жена, не артистка и вообще не из сферы культуры (смеется).
— Ну а положительные примеры общения с людьми искусства можете вспомнить?
— В этом плане спартаковцам можно позавидовать. Братья Старостины дружили с Николаем Озеровым, Михаилом Яншиным, через них приобщали своих футболистов к театру, старались сделать их эрудированными. А когда уже после реорганизации армейских клубов мы оказались в ЦДСА, то общались с артистами театра Советской армии. Из них самым главным фанатом футбола и хоккея всегда был Владимир Зельдин. Особенно он дружил с Трегубовым и Сологубовым. С ними вместе и я бывал на спектаклях театра. Еще знал многих музыкантов из оркестра имени Александрова. Они ходили на наши матчи, мы — на их выступления. Впрочем, и среди людей спорта были люди весьма одаренные в искусстве.
— Кто, например?
— Тот же Озеров. Мы ведь поначалу Колю сначала знали как отличного футболиста и лучшего советского теннисиста, а уж потом он стал прекрасным театральным актером и комментатором. Его коллега Вадим Синявский просто виртуозно играл на рояле. Мог бы концерты давать. А его дуэт с Сидоренковым был просто неподражаем.
— Сидоренковым, защитником сборной СССР?
— Да, он почти 10 лет играл за нашу сборную, был чемпионом мира и Олимпийских игр. Даже Тарасов признал его самым смелым защитником нашего хоккея. И этот Сидоренков, помимо других талантов, еще и пел прекрасно. Хоть оперные арии, хоть романсы, хоть эстрадные песни. Синявский кому попало аккомпанировать не стал бы. Но у такого прекрасного человека судьба оказалась трагическая. Армейское руководство с Сидоренковым очень несправедливо поступило: уволило в запас, когда Генриху до пенсии оставалось лишь три года. Причем, «по состоянию здоровья», хотя еще за год до того он неплохо играл за ленинградский СКА. И вот пришлось Генриху идти в могильщики — все свои последние годы он закапывал покойников на Ваганьковском кладбище. И это, надо сказать, был не самый худший вариант. Другие олимпийские чемпионы на старости просто голодали.
Фото Георгия Настенко
Продавали олимпийские медали, чтобы выжить
— Правда, что вы продали свою олимпийскую медаль?
— Пенсии у меня и у жены были маленькими, на жизнь не хватало. Тут еще я тяжело заболел. Да, если бы только я один: вынуждены были продать в лихие девяностые свои медали Хлыстов, Кучевский, Трегубов, Сологубов ... Может быть, еще кто-то. Не каждый ведь об этом расскажет.
А кто купил — даже фамилии не знаю. Мы его звали Лешкой-фарцем из спорткомитета. Он убедил нас, что медали не такие уж ценные: они из серебра, а слой позолоты очень тонкий. Но какое-то время благодаря проданной медали мы с женой относительно благополучно прожили.
— С иностранными спортсменами у вас дружба сложилась?
— С 1947-го чехи регулярно приезжали к нам на товарищеские матчи. У них еще до войны была сильная сборная, а после войны они даже три подряд чемпионата мира выиграли. Так что мы многому у них учились. Сборная Чехословакии каждый год приезжала к нам на товарищеские матчи. Когда мы готовились к первому для нас чемпионату мира, в начале сезона еще по теплой погоде готовились в Берлине — в 1954 году нормального искусственного льда в СССР еще не было. Потом мы выехали на серию товарищеских матчей в Чехословакию — они проходили в Праге, Братиславе и Моравска- Остраве. Дуэли наших сборных вызвали небывалый ажиотаж — на каждую из них подали по 100 тысяч заявок, хотя стадион в Праге вмещал 10–12 тысяч зрителей, а два других — по 6 тысяч. Но зато в этих городах, в отличие от Москвы, был прекрасный искусственный лед. С соперниками мы вместе переезжали из города в город, нас размещали в одних и тех же гостиницах. Некоторые из них хорошо говорили по-русски. С игроками сборной Чехословакии у нас были прекрасные отношения. Не то, чтобы мы к ним домой в гости ходили, а они к нам. Но при встрече чувствовали искреннюю радость. Я уже говорил, что поначалу мы от них перенимали какие-то технические и тактические приемы. С конца 1950-х и они от нас чему-то начали учиться. Но эта идиллия продолжалась ... лишь до 1968 года.
Олимпиада оставила яркие воспоминания
— Какие у вас воспоминания о первой для нашего спорта зимней Олимпиаде?
— К сожалению, кроме хоккейных турниров, на этой Олимпиаде других соревнований я не увидел. Кортина-д’Ампецо — маленький курортный городок на севере Италии. И там по горам, далеко друг от друга, были разбросаны не только арены для соревнований в разных видах спорта, но и места проживания делегаций разных стран. Советские команды поселили в гостинице «Три Короны». Чтобы посмотреть соревнования лыжников, пришлось бы далеко добираться. Но с нашими лыжниками я и раньше был знаком по армейскому клубу. А олимпийский чемпион по лыжным гонкам Федор Терентьев в Кортине мне даже свои лыжи одалживал, и я на них вокруг нашей гостиницы катался. А когда кто-то из наших выигрывал очередную медаль, обязательно «проставлялся» тортом, иногда еще чем-нибудь покрепче.
— А за вас они приезжали болеть?
— Наша гостиница находилась относительно недалеко — километрах в пяти от Кортины, где проходили хоккейные матчи на искусственном льду. Так что приходили за нас болеть и лыжники, и конькобежцы. И празднование наших медалей, конечно, получилось самым громким. С тех пор и повелось для россиян: если на Олимпиаде наши хоккеисты не стали чемпионами — позор сплошной.
— Потом с представителями других видов спорта у вас дружба сохранилась?
— Конечно. Кроме того, со мной в одном подъезде жил конькобежец Евгений Гришин — один из главных героев Олимпиады 1956 года, мы с ним дружили еще до отъезда в Кортину. Среди моих соседей назову также Жибуртовича, Рогова, борца Ванина, который потом киноартистом стал, нашего доктора Олега Белаковского. Их всех обеспечил жильем еще Василий Сталин. А по ходу подготовки к очередному сезону мы часто тренировались в одних и тех же залах или по соседству. Так что я хорошо был знаком с игровиками — лучшими баскетболистами, волейболистами, гандболистами страны.
