Как это по-эсамбаевски! По-кавказски. По-человечески. Он радовался каждому входящему - знакомому, незнакомому гостю. Потому что с этим входящим в доме становилось больше жизни. Впрочем, сам он о том же доме говорил в несколько ином стиле - со столь присущими ему юмором и легкостью: "моя забегаловка". Пафосное отношение к собственной персоне было чуждо этому человеку.
Он был настроен на жизнь, на любовь, на доброту. "Меня окружают очень хорошие люди. Такие, что в существование плохих просто перестаешь верить", произнес он тогда, показывая на лучащуюся улыбкой жену, на красавицу дочь, на многочисленных друзей, слетевшихся отпраздновать выздоровление - кто из Чечни, кто аж из Сибири...
Ему было за что любить жизнь, подарившую невероятно много. Прежде всего - фантастический талант. "Тому, что умеет Махмуд, в академиях не обучают", - заметила Уланова, во время своих гастролей "открыв" гениального самородка для себя и сделав так, чтобы уникального танцовщика узнала Москва, Россия...
Но жизнь была щедра и на испытания. Они начались с самых ранних лет. На всех свадьбах в окрестностях Старых Атагов лихо отплясывающий малыш был желанным гостем. А дома ждал суровый отец, считавший это дело недостойным настоящего мужчины: "Я тебя убью! Пусть на свете станет одним чеченцем меньше, но ты танцевать не будешь!.."
Вместе со своим малочисленным, но многострадальным народом Махмуд испытал горечь изгнания в сорок четвертом году. Кому мешал молодой танцовщик Пятигорской оперетты? Но не спасли письма, которые наивный юноша писал самым высоким адресатам... Из железнодорожного вагона его вытолкнули прямо в заснеженную казахстанскую степь.
А здесь ждало тепло казацкого дома, где парня приютили, поделились чуть ли не последним куском хлеба... Талант со временем заметили, Махмуд получил возможность выступать. В Караганде посчастливилось разыскать отца (матери уже не было в живых - не перенесла ссылки). Эта радость помножилась на радость примирения: увидев сына на сцене Театра оперы и балета (это случилось во Фрунзе), родитель расплакался, признав свою былую неправоту...
Собственно, говоря об Эсамбаеве, надо вести речь не о жизни, а о жизнях. О множестве прожитых артистом жизней-образов, чье разноличье особенно велико в том жанре, который он создал: танцевальный театр одного актера. Театр танцев народов мира. Так Махмуду довелось побывать и русским, и бразильцем, и таджиком, и испанцем... И даже индийским "Золотым богом". Богом, впрочем, он оставался всегда - богом танца.
Сама жизнь - и, конечно, творчество - сделали его интернационалистом. И патриотом - он гордился своей большой многонациональной родиной, тем лучшим, что действительно ведь было в Союзе: взаимным уважением простых людей, дружбой людей искусства всех национальностей...
Притом оставался чеченцем до мозга костей. Он с лихим задором показывал свой молоткастый-серпастый паспорт, где сфотографирован - вопреки всем бюрократическим инструкциям - в знаменитой папахе. Радости и боли чеченского народа воспринимал как свои.
Боли всегда было много. Но в последние годы ее стало через край. И дело не только в крушении Союза. Даже не в том, что федеральная артиллерия в 94-м сровняла с землей его грозненский дом и погибли уникальная коллекция концертных костюмов, почти весь семейный архив, портрет Махмуда работы Пикассо... Он никогда не цеплялся за материальные ценности - мог отдать свой новый костюм, свои полквартиры, если чувствовал, что другому они нужнее. А скольким помог как депутат Верховного Совета, как президент Международного союза деятелей эстрадного искусства...
Страшнее другое: слишком многое в сегодняшней реальности стало агрессивно отрицать то, чему он служил всю жизнь, - красоту, благородство, человечность. Кто знает, если бы нынче в Чечне не лилась кровь, может, мы не справляли бы траур и по Махмуду: когда на душе у человека невыразимая тяжесть, она отнимает последние жизненные силы...
Махмуд переступил черту земного бытия в редчайший день, когда совпали два великих праздника: окончание священного месяца Рамадан у мусульман и православное Рождество. Словно Бог призвал его именно с тем, чтобы напомнить людям: будьте едины, вы же братья...