- Роман Ефимович, как вы ощущаете себя в этих стенах?
- У меня не особенно много времени на "прослушивание" своих ощущений... Мы сидим с вами в кабинете Александра Яковлевича Таирова. Правда, тогда он был в несколько раз больше. Здесь сохранились две таировские вещи. бронзовая люстра и напольные часы. А вот квартиры, где жили Коонен и Таиров, уже нет, после реконструкции здания она стала частью театрального пространства.
- Читала, что вы намеревались установить памятную доску в честь Таирова на фасаде здания. Не удалось?
- Московские власти сначала меня поддержали, но, когда дело дошло до официального решения, отказали, сославшись на то, что, мол, и другие театры захотят...
- Позвольте немного лирики. Друзья Ефремова рассказывают, что он очень ценил вас. А кем для вас был Олег Николаевич?
- Он - мой Учитель, которого я любил, уважал, боялся, временами не понимал, все было... Не люблю красивых фраз. Но слово Учитель с большой буквы все в себя вмещает.
- Не знаю, можно ли говорить о провидении Ефремова, давшего вам в своей "Чайке" роль Треплева, озабоченного поисками "новых форм"... И тем не менее, что вы скажете о своей первой роли на мхатовской сцене?
- Нас с Леной Майоровой ввели после окончания Школы-студии в этот "звездный" спектакль, где играли Анастасия Вертинская и Андрей Мягков, у которого я тоже учился. Нашими партнерами были Евстигнеев, Смоктуновский, Попов, Лаврова, Саввина, Богатырев, Калягин... На самом деле эта "Чайка" была для меня школой ужаса - от волнения, пиетета перед такими мастерами...
- Как-то вы сказали, что "вирусом режиссуры" обязаны Анатолию Васильеву. Это так?
- Да. Анатолий Александрович репетировал два спектакля, где я был занят. Во МХАТе - "Короля Лира" Шекспира и в студии "Человек" - "Прекрасное воскресенье для пикника" Уильямса. К сожалению, оба они не увидели света рампы. Я наблюдал, как Васильев работал, с каким искусством разбирал пьесу, анализировал текст и претворял его в устную ткань...
Во МХАТе я стал заниматься педагогикой, на курсе, набранном Ефремовым после нашего выпуска, был его ассистентом. Втянулся и понял, что, может быть, стоит попробовать себя в режиссуре. В то же время продолжал работать в театре-студии "Человек", где в 1987 году возникла постановка "Чинзано" Петрушевской. Это была моя первая самостоятельная режиссерская работа. Она как первая любовь. Через год этот спектакль получил Золотую звезду на театральном фестивале в Мюнхене. Позже с "Чинзано" и "Эмигрантами" Мрожека мы объездили полмира...
- Ваша любовь к театру идет от семьи?
- Совсем нет. Я родился в Виннице, небольшом украинском городе. Мой отец - инженер-строитель, мать - инженер-экономист. Я приехал в Москву, поступил в институт связи. Там и начинал свой путь в театре-студия "Человек" Людмилы Рошкован. Пришел туда, проработал с Рошкован и понял, что я не "связист". И так пошло одно за другим...
- Должна признаться, что меня привел к вам спектакль "Черный принц, или Праздник любви" по знаменитому роману Айрис Мердок. В нем я почувствовала нечто эфросовское.
- Для меня это комплимент. Я тайком ходил на репетиции Эфроса, сбегал с занятий, когда он репетировал во МХАТе "Тартюфа"...
- Для меня это постановка о возрождении через страдания. Ваша судьба и ваши страдания отразились в этом спектакле?
- Не люблю пафосных выражений, они в сантиметре от пошлости.
Конечно, я страдал, как всякий нормальный человек. Поэтому в спектакле есть и то, что мы называем кризисом среднего возраста, и то, что считаем "высокой болезнью" художника, когда в воображаемом мире ему лучше, чем в действительности. Все это заложено у самой Мердок. В спектакле есть также любовь - состояние, пограничное со смертельной опасностью. Все это я сам проживал и в жизни реальной, и в воображаемой.
- А любовь сопряжена со смертельной опасностью?
- Да. Это естественно, как у всякого человека, который глубоко погружается в это чувство. Оно - крайнее, не свойственное ежесекундному бытию и проявляется раз в жизни, да и то не у всех. Многие уходят в мир иной, так и не узнав, что это такое...
- Удовлетворены тем, что сделали в своем театре?
- Откровенно говоря, в большей степени да, чем нет. Осуществил все, что хотел. Было выпущено пять премьер на основной сцене и семь - на малой. К театру протаптывается дорога той публикой, которая сюда прежде не ходила. Филиал стал, как мне кажется, одной из лучших театральных площадок Москвы, куда попасть трудно. В театре работают такие режиссеры, как Марина Брусникина, Владимир Агеев, Кирилл Серебренников, Владимир Салюк, Александр Огарев, Юрий Урнов, Нина Чусова, Владимир Петров... Очень хочу, чтобы филиал стал своего рода лабораторией. Огорчен, правда, тем, как медленно меняется репертуар большой сцены. В будущем сезоне ей будет уделено главное внимание.
- Ваша свежая постановка шекспировской пьесы "Ромео и Джульетта" вызвала живой интерес публики. Вы влили в нее молодую энергию. Оказывается, даже маме Джульетты по Шекспиру всего 27 лет...
- Мне самому удивительно, что спектакль пользуется такой популярностью. Вижу по Интернету, какие проходят яростные его обсуждения - словно сталкиваются Монтекки и Капулетти. Возможно, и потому, что это история о том, как дети не успели пожить. Она могла произойти и сегодня.
- Сергей Лазарев и Александра Урсуляк с упоением играют главных героев, Ромео и Джульетту. Это ваши ученики?
- Да, они заканчивают четвертый курс мхатовской школы-студии, будут работать в Пушкинском театре. Вместе с ними сюда придут еще несколько их сокурсников.
- Сколько же студентов на вашем курсе и какова их судьба?
- Всего 28 человек. После получения дипломов весь курс "разошелся" по центральным театрам Москвы. Буду набирать новый.
- У вас удивительный творческий союз с женой - знаменитой Аллой Сигаловой. Она и в "Ромео и Джульетте" ставила пластику актерам.
- Мы друзья в работе. Профессионально слышим друг друга. Вместе сделали "Пляску смерти" Стринберга в Риге. А началось все с "Банана" Мрожека в Москве. Затем в Германии было "Танго" того же Мрожека. В будущем сезоне Алла поставит у нас "Ночи Кабирии". Это комическая опера для драматических артистов. Либретто по мотивам фильма Феллини она сочинила сама. Музыку - Раймонд Паулс.
- Каковы планы на следующий сезон?
- Буду ставить блестящую, как я считаю, пьесу Александра Галина "Наваждение". В ней есть замечательные роли для Веры Алентовой и Игоря Бочкина. В декабре выйдет комедия "Трое на качелях" итальянского драматурга Луиджи Лунари, создававшего вместе со Стрелером "Пикколо ди Милано". Сведу в ней Фоменко, Панина и Феклистова. К концу сезона, если успею, поставлю "Смерть Тарелкина". На большой сцене планируем работать еще с тремя режиссерами. Это - Нина Чусова, Кирилл Серебренников и Юрий Бутусов.
- Тем самым вы осуществляете свою идею - сделать Пушкинский театр местом культурных событий?
- Именно событий, а не разовых аншлагов. Хочу, чтобы в нем постоянно шел поиск - новых авторов, жанров, сценических форм, режиссерских и актерских почерков, явлений... И чтобы обязательно было свое лицо. Мечтаю, чтобы во время спектаклей в них проходил постоянный обмен энергией между сценой и залом, то ради чего, собственно, и существует Театр.