Неизведанное притягивает нас как магнитом. Один, рискуя жизнью, в шторм и бури пересекает океаны. Другие неистово верят в утопию, строя социализм с человеческим лицом. Третьи стремятся понять чужие нравы и обычаи, до которых нам с вами вроде и дела нет. Поистине, человеческое любопытство лежит в основе всех открытий.
Федор Конюхов. «На грани возможностей»
Дневник знаменитого нашего путешественника, вместивший два месяца его жизни — февраль и март 2008-го. Тогда, 11 лет назад, Конюхов один-одинешенек шел на крохотной яхте вокруг Антарктиды. Каждый день подолгу разговаривал с Богом, пытался разобраться, зачем в четвертый раз направляется к воротам ада — мысу Горн. Там под злобными ветрами человек с особой остротой ощущает, как быстротечно его существование. Чтобы рассказать нам обо всем увиденном и передуманном, не хватало слов. Пил чай из дождевой воды, наблюдал за жутковатой гладью океана, за парящими над бездной альбатросами и преследующим лодку огромным кашалотом. В девятиметровой весельной лодке такое соседство опасно. Тут поневоле посочувствуешь библейскому пророку Ионе, три дня пребывавшему во чреве прародителя этого громадного Левиафана: Местами Конюхов предельно откровенен: «Тщеславие мешает мне сойти с накатанной дороги путешественника». Про любопытство промолчал.
Дмитрий Быков. «Обреченные победители: шестидесятники»
Автор сразу заявляет, что не создавал монографию о явлении. И это правда. Довольно развязные очерки разных лет пестрят писательскими именами — от Владимира Максимова до Валентина Распутина. Будто на шампур нанизаны они на ключевую мысль: резонанс с властью подобен победе, обреченной на личное поражение через очень краткое время. «Шестидесятники» пошли со статьи Станислава Рассадина в журнале «Юность» в декабре 1960-го до пражской весны 1968-го, когда русский писатель, говоря словами Евгения Евтушенко, был раздавлен танками в Праге. Хотя все кончилось еще раньше — в 1965-м во время процесса Синявского — Даниэля, осужденных за публикацию прозы на Западе. Эссе об Андрее Донатовиче, который, по слухам, перед кончиной послал всех очень далеко, особо трогательное. Автор резюмирует: иллюзии, азарт, пафос, солидарность — все действительно пошло туда, куда Синявский послал. С этим трудно не согласиться. А вот очерк о Распутине выглядит кощунственно. Тем более нелицеприятный текст этот был написан как газетный некролог.
Анна Пушакова. «Япония. Введение в искусство и культуру»
Пока идет подковерная возня вокруг переговоров по Курилам, самое время внимательнее взглянуть на Страну восходящего солнца с ее уникальной островной культурой. Тут сплошные парадоксы. У изготовленных до нашей эры глиняных фигурок догу — вид космических пришельцев. А облачения воинственных самураев можно считать не только памятниками истории, но и настоящими произведениями искусства. Хотя лучшие их образцы созданы в мирное время. Харакири было способом самоубийства и одновременно наказанием: так, 46 ронинов-самураев, оставшихся без хозяина, были к нему приговорены. Японцы культивируют выращивание карликовых деревьев и завороженно любуются цветущей вишней — сакурой. У них книгопечатание возникло раньше, чем в Европе, а четыре непременных драгоценности кабинета интеллектуала состоят из кисти, бумаги, туши и сосуда для нее. Лучшая в мире электроника — и ручная керамика для традиционной, уходящей корнями в Средние века чайной церемонии. Культ семьи — и целые кварталы лицензированных удовольствий. Впрочем, гейши (эти два слога-иероглифа переводятся, кстати, как «человек искусства») — отдельная захватывающая тема...
