Сегодня вечером в Москве состоится гала-концерт лауреатов XIV Международного конкурса имени Чайковского. О том, какие открытия принесло соревнование и почему публика скандировала не те имена, которые предпочли арбитры, размышляет спецкор «Труда».

На третьем туре фортепианного конкурса публику, по сути, обокрали. К этому времени в Москве разразилась жара, и может, компьютер, суммировавший очки по хитрой формуле, перегрелся, а может, машина дала сбой из-за сильного разброса оценок, но что-то не задалось с пианистами. Член жюри Нельсон Фрейре как-то тихо испарился, Владимир Ашкенази, заявленный в жюри в третьем туре, не приехал вовсе.

Не прошел в третий тур удививший яркими, неожиданными интерпретациями россиянин Эдуард Кунц. Может, оттого, что, живя в Лондоне, он теперь для наших арбитров чужой? Но уж два британских члена жюри, которым он со всей слышимой очевидностью составляет сильную профессиональную конкуренцию, должны бы по заслугам оценить коллегу… Не переварил компьютер и еще двоих россиян. Один — страстный бунтарь Филипп Копачевский, студент Московской консерватории, воплощающий в себе элиту поколения 20-летних, с потрясающей выучкой и современным взглядом на мир, к тому же железно стабильный артист. Другой (и это уже абсолютный позор судейства) — Александр Лубянцев, студент Петрозаводской консерватории, обладающий уникальным свойством придавать сочинениям их первозданный аромат. Увы, в жюри нет никого, к кому Лубянцев имел бы хоть отдаленное отношение. Такой, знаете ли, наивный гений. Безропотный. То есть можно скинуть его одним щелчком — и никто не попеняет. (Кроме публики, которая на третьем туре перед началом каждого прослушивания бешено орала с галерки: «Лубянцев!» — когда музыканта уже и след простыл.)

Особо дотошные наблюдатели заметили, что член жюри Питер Донохоу во время выступления одного из участников на втором туре заплакал. Лучше б он заплакал у того самого компьютера. Ведь на первом туре мы имели действительно потрясающий калейдоскоп молодых музыкантов, какого не было у нас еще никогда! «Одни сливки», — гордо сказал перед конкурсом его директор Ричард Родзинский. Правда, всю (!) Европу курьезно представлял один (!) человек — швейцарец Франсуа-Ксавье Пуаза. Ровно половину пианистов составляли россияне, а в третий тур прошли оба корейских музыканта, уже имеющих высокие премии. Зачем с такими призами было ехать на Чайковского? Разве что им гарантировали прохождение в финал, а это (в финале — всего пять человек) — уже лауреатство, здесь борются только за места.

Странно еще, что на месте достойнейшего Даниила Трифонова (он представляет Гнесинку, а в жюри — консерваторцы, и тут свой давний антагонизм) в третьем туре не оказался тот самый швейцарец, ученик члена жюри Евгения Королева (кстати, тихого Пуаза вполне можно было бы отправить домой сразу после первого тура). Зато в финал вышел украинец Александр Романовский — ученик члена жюри Дмитрия Алексеева. Не говоря уже об Алексее Чернове, которого так полюбил еще со времен IV конкурса имени Скрябина член жюри Михаил Воскресенский (ведь это ученик его ученицы Наталии Трулль). Согласитесь, странно, что Чернов, который не прошел даже отборочное прослушивание и стоял в листе ожидания (на случай, если кто-то не приедет, что и произошло), в итоге танком въехал в финал. Вот так, ко всеобщему разочарованию, к концу конкурса мы получили либо канонические трактовки (Романовский и Чернов), либо недопустимо лишенного своей исповедальности Рахманинова (корейцы Сенг Чжин Чо и Йол Юм Сон). Один лишь Даниил Трифонов с его дивной музыкальностью напомнил нам, ради чего все мы здесь сегодня собрались, объединенные тоской по ничем не запятнанной музыке.

Мнение

Густав Алинк, Музыкант, математик, соучредитель (вместе с пианисткой Мартой Аргерих) фонда, осуществляющего общественный контроль за конкурсами:

— Мнение публики и жюри не всегда совпадает. Конкурсант на первом туре может получить 30 баллов, а потом скатиться до 12. И тогда реакция публики предсказуема — она считает это несправедливостью. Особенно болезненно реагирует на решения жюри публика, следящая за конкурсом от начала до конца. Я наблюдаю за конкурсами уже 30 лет, и всегда изумляюсь, сколько соревнований могут выдержать некоторые пианисты. Я знаю музыканта, который участвовал в конкурсах 118 раз! Алексей Чернов подавал заявки 60 раз, и у него десять первых мест. У Трифонова за плечами всего шесть конкурсов, и пять раз он прошел в финал. Но даже если ты не попал даже на второй тур, конкурс — хороший импульс для развития карьеры. Сыграть в Большом зале консерватории! Кроме того, возможно, ты получишь хороший совет от высококвалифицированного члена жюри. А сколько здесь завязывается интересных контактов! Что же касается учеников членов жюри, идеально было бы, чтобы они не участвовали, потому что все равно получается подсуживание, может, даже и бессознательное. Доверие к жюри пропадает, а это подрывает репутацию конкурса.