Шесть языков? И какие же, Виталий Робертович? - издевательски переспросил полковник, постукивая карандашом по столу.
- Немецкий, испанский, американский английский, датский, французский и японский, - перечислил рядовой.
- Это все?
- Нет, еще латынь.
- Хм... Так и запишем: латинский шпион, - склонился над бумагами особист.
Срочник улыбнулся:
- Вы шутите?
Лицо полковника налилось кровью:
- Ты что, рядовой, думаешь, я тут ваньку валяю? Невозможно знать столько языков. А если и возможно, то только в рамках спецкурса по подрывной работе против СССР.
Рядовой ошарашенно молчал: отдал долг Родине, называется:
Если бы особисту была известна вся правда о собеседнике, он был бы удивлен. В первую очередь потому, что шпиона звали вовсе не Виталий. Его настоящее имя было Вильфрид. Его предки были немцами, переехавшими в Россию в начале ХХ века.
Любовью к языкам он был обязан своему детскому хобби. Еще до школы Вилли увлекся насекомыми. В учебниках их названия приводились на латыни, и с шестилетнего возраста Вилли прекрасно знал, что майский жук - это Melolontha, а мухи - представители семейства Muscidae.
Неудивительно, что его любимым предметом в школе была биология. К 13 годам Вилли сносно изъяснялся на немецком, обожал древнегреческий и старославянский языки. А вот с английским у Вилли не заладилось: ему категорически не нравился разрыв между написанием и произношением.
- Мельников, ты совершенно не знаешь мой предмет, - высказывала нерадивому восьмикласснику учительница Татьяна Васильевна.
- Ну я же не виноват, что в этом английском пишется "Манчестер", а читается "Ливерпуль", - парировал Вилли, чем приводил педагога в бешенство.
Получить тройку по инязу Вилли удалось с большим трудом. На экзамене присутствовала учительница немецкого. - Какой негодный ученик, - пробормотала она по-немецки, услышав, как Вилли пытается ответить по билету.
- Виноват, но у нас с английским какая-то антипатия, - ответил ей на прекрасном немецком Вилли. Немка была в восторге. Вилли перешел в девятый класс.
После школы он подал документы в Московскую ветеринарную академию. Вместе с ним учились венгры, немцы, югославы и уроженцы Африки. С каждым Вилли говорил на его родном языке.
- Это было совершенно несложно. Самуэль Кэбеде из Эфиопии подарил мне анхарский язык и язык суэрма. Анчива, сын жреца племени Ситисо, научил своему наречию. Андреш Фэхэрни открыл для меня венгерский, - вспоминает Вилли. - И каждый из этих языков я начинал учить не с грамматики, а с фразеологии, с идиом. Меня всегда интересовали поговорки. В каждом языке можно найти аналог нашего "когда рак на горе свистнет". В венгерском это "когда моя старая шляпа придет к священнику на исповедь", в латышском - "когда отелится моя сдохшая в прошлом году корова", в немецком - "когда собаки залают хвостами", в албанском - "когда неумело поджаренная курица обыграет повара в игре в собственные кости".
Когда Вилли оказался в армии, он и не думал хвастаться тем, что он полиглот. Просто после сборов новобранцы рассказывали друг другу о своих хобби, и когда очередь дошла до Вилли, он признался, что коллекционирует языки. Это произвело настоящий фурор.
- А как по-венгерски будет "товарищ прапорщик"?
- А по-японски?
Вилли не без удовольствия отвечал товарищам. Один из них, Алексей, был поражен и без устали задавал вопросы.
Ничего не подозревая, Вилли отвечал любопытному товарищу.
Через пару недель его вызвали в особый отдел.
- Шесть языков знаешь - на шесть разведок шпионишь, - шипел особист. - Да лет десять назад тебя бы к стенке поставили! Признавайся, кто проводил с тобой подготовительную работу?
Когда Вилли вышел из кабинета, ему показалось, что он постарел на десять лет. В дверях он столкнулся с Алексеем.
- Привет, - нервно поправил ремень Леша. - И что ты здесь делаешь?
Вилли посмотрел ему в глаза и все понял. Но ненависти к пытливому сослуживцу у него почему-то было.
- А ты что здесь делаешь? - брезгливо спросил Вилли.
Доносчик отвел взгляд в сторону.
- Да я тут мимо проходил, - неестественно улыбнулся Алексей.
- Знаешь, я не желаю тебе зла. Ты его сам себе уже пожелал, - прошептал Вилли и, больше не глядя на стукача, направился в казарму.
Теперь у Вилли был выбор: или дисбат, или Афганистан. Вилли выбрал второе. Он прошел специальную подготовку и стал военным врачом.
На войне все оказалось не так, как представлялось на гражданке, - гораздо обыденнее, никакого романтизма. В один из вечеров он перевязывал раненых в мобильной санчасти. Это была простая рутинная работа. Он уже давно привык к этому - кровь, стоны, бинты - и выполнял работу автоматически. Вилли распечатал очередной бинт и стал его разматывать, думая о чем-то своем, как вдруг раздался громкий взрыв, а затем сразу стало тихо и наступила полная темнота.
Клиническая смерть длилась восемь минут, но для Вилли этот промежуток растянулся на много часов.
- Не было ни тоннеля, ни ангелов. Меня окружал солярис. Когда я пришел в себя, меня выкапывали из земли сослуживцы. После этого я как будто родился заново, - вспоминает Мельников. - Основной удар от взрывной волны пришелся на левый висок. Там, кстати, находятся отделы мозга, отвечающие за знаковые системы. После моей контузии заниматься языками стало гораздо проще. Я их не учу. Они автоматически включаются в мой обмен веществ.
Из 13 человек, находившихся в палатке, в живых остался только Вилли. Последствия контузии преследовали его еще три года. Вилли даже не отреагировал, когда ему рассказали, что случилось со стукачом из старой части.
- Ты представляешь, эта тварь продолжала доносить и после, - сообщил Вилли один из его знакомых. - При этом все прекрасно все понимали. И вот однажды он пропал. Его стали искать, но он как сквозь землю провалился. То ли дезертировал, то ли пропал без вести. Единственное, что нашли, - пряжку с обрывками ремня в цистерне с окислителем.
- Но поди разберись, чья эта пряжка, - хитро подмигнул приятель Вилли.
Вилли ничего не ответил.
После армии он устроился работать в НИИ вирусологии имени Ивановского. С тех пор он продолжает совершенствовать свои уникальные способности и в настоящий момент знает 103 языка. Он пишет экспериментальные стихи, а не так давно закончил книгу "Лингводайвинг".
- Нельзя сказать, что события, которые я пережил в армии, были приятными, - признается Вилли. - И все же без той истории с обвинением в шпионаже и Афганистаном я бы не стал самим собой. Так что, появись у меня возможность как-то изменить свою жизнь, я бы повторил все заново.