19 июля исполнится год со дня смерти Михаила Горшенева — лидера одной из самых популярных панк-рок-групп «Король и Шут». Ее мистические музыкальные страшилки заводили, щекотали нервы нескольким поколениям публики. Многие воспринимали их как черное шутовство — и поняли, чего это стоило самому Михаилу, только год назад: Как, рассказывая людям о зле, противостоять злу в самом себе? Об этом — наша беседа с бывшим коллегой Горшенева по группе, ныне лидером команды «КняZz»
— Что будет на концертах, которые вы 19-21 июля даете в Петербурге и Москве?
— Питерский и московские концерты несколько отличаются. В первом случае в афише — много артистических имен, во втором — брат и друг Михаила Горшенева вместе с их группами «Кукрыниксы» и «КняZz», причем программа целенаправленно состоит из песен «Короля и Шута». И в конце мы с Лешей Горшеневым споем несколько песен вместе. Ключевая песня этого мероприятия — «Боль». Продумываем и сюрпризы, но какие — пока не открою.
— Расскажите поподробнее о песне «Боль».
— История такая. Перед концертом прощания в столице у меня в голове стала прокручиваться старая песня «Соловьи», которую Миха когда-то написал на мой текст. Я подумал: что может быть лучше, чем помянуть Михаила, восстановив его неизданную вещь? Как раз в этот самый период у нас была идея с Алексеем Горшенёвым записать что-то совместное. Но досконально я смог вспомнить только один куплет и не полностью припев. В связи с этим Лёша предложил подредактировать композицию и кое-что в ней изменить. Плюс я взялся додумывать тот текст, который так же не смог вспомнить целиком. В новом тексте как бы отражается внутреннее состояние Горшка. Так сказать, творческие муки... Интересно, что через некоторое время наш друг и бывший коллега по «КиШ» Шура Балунов, ныне проживающий в Америке, услышав об этом нашем опыте, к моей огромной радости отыскал у себя запись той старой песни, кажется, 1991-го года. Восстановил, отредактировал и выслал нам. И моя жена Александра Нигровская из имеющихся у нас в архивах съемок Михи сделала видеоролик на эту фонограмму, он сейчас ходит в интернете. Наряду с новой версией песни, которая получила название «Боль».
— Говорят, Михаил хотел, чтобы после смерти его прах был развеян.
— Лично я с ним на эту тему не общался, но зная некоторые его мысли, не сомневаюсь, что в сырую земельку он не хотел.
— Вы ушли из «Короля и Шута» года за два до его смерти. Это было для вас освобождением пусть от дружеской, но все-таки чужой воли?
— Дело не в чужой воле, просто на протяжении длительной истории «КиШ» мы сформировались как два самостоятельных лидера. Миха в музыкальном плане всегда шел на несколько шагов впереди, он в принципе, по своему характеру и темпераменту, не мог быть вторым. Но я-то через 25 лет работы тоже достиг какого-то апогея и понял, что теперь будет сложно совмещать наши творческие идеи. И принял решение развивать свою линию самостоятельно, оставив Михе все, что было сделано совместно. За исключением тех песен, которые полностью были написаны мной.
— Но что-то «горшеневское» в вас вошло навсегда. Та же готика, которая есть и в песнях «КняZz»...
— Ну, готика, если говорить про тексты, мною в «КиШ» и писалась. Это была одна из моих веточек в нашем творчестве. На которых я, с появлением группы «КняZz», и сделал акцент. По поводу совместного духа — за четверть века дружбы он возникает неизбежно, при всей колоссальной разнице в темпераментах. Про нас, про наши шутки часто говорили — ну, два дурачка, Князь и Горшок... Сейчас мне жаль, что из-за большой активности событий и обострения разногласий мы не очень адекватно разошлись, остались недоговоренности, не сглаженные резкие движения... Хотя после двух лет полного «молчания» мы начали созваниваться, появилась обратная тяга. К сожалению, Мишина смерть это оборвала.
— Мне кажется, хотя вы расстались в момент, когда он увлекся идеей мюзикла, а вам хотелось играть песенные программы в чистом виде, в вас тоже проявилась тяга к театру. В альбоме «Роковой карнавал» она очевидна — и в сюжетах песен, и в стихотворных речевках.
Так эти речевки — в традициях «КиШ», послушайте ранние альбома — они ими изобилуют. Как раз я и был их инициатором, они звучали как эпиграфы к песням, или мы с Михой вдвоем их разыгрывали по ролям, как в песне «Два вора и монета». Эту фишку я за собой оставил, она будет и в новом альбоме «Магия Калиостро». А Михин дух, то, что я от него позаимствовал, — не в этом. В том, как он мог раскрепощаться на сцене, как заставлял верить в то, о чём он говорил и пел. В умении не распыляться, не делать лишних движений в творчестве и многом другом. Я это в себе обнаружил не тогда, когда мы работали вместе, а позже — уйдя и как бы оказавшись на его месте. До того мне такой возможности не представлялось. Я начал чувствовать ту степень ответственности, какую чувствовал он. Не принимая некоторых его способов, скажем так, стимулирования себя, я вспомнил многое из опыта наблюдений за тем, как он вмешивался во все детали, вплоть до работы режиссера клипа или звукорежиссера концерта, как он контролировал игру
музыкантов, не допуская никакой отсебятины. И понял, какое колоссальное давление со всех сторон он испытывал. Он же категорически отказывался от того, чтобы у группы был продюсер: все брал на себя. Эмоциональный, энергетический расход — огромный.
— Нет чувства, что, не разорви вы отношений, он прожил бы подольше?
— Вопрос щепетильный. Я более чем уверен, что мое присутствие ничего бы не изменило. Чтобы Горшка, скажем так, сберечь от него самого, нужно было аккумулировать усилия всех людей, с которыми он хоть как-то считался. Чтобы они в один голос ему говорили, что именно в его жизни неправильно. Но окружение в последние годы, наоборот, стало ему уж очень много рукоплескать, потакать, как ребенку, поддерживать атмосферу эйфории. Это другая сторона популярности. Тебя признали и принимают тебя таким, какой ты есть. И близкие люди ничего с тобой поделать не могут, поскольку ты и перед ними начинаешь себя вести, как перед публикой. Его, простите, надо было наручниками к батарее, куда-нибудь на дачу, на год с женой, с семьей, и отключить от этого безумного чеса, когда тебя ни на секунду не отпускает коллектив, публика, пресса... Только так можно было год за годом отвоевать для него еще лет пять жизни. Миха не первый и, увы, наверное не последний, кто проходит этим путем. С Высоцким было примерно то же. Кстати у Михи и раньше подобное случалось. Очень давно, после первого аншлага в «Юбилейном», мы его уже вытаскивали из подобной тины. Он тогда заявил, что в принципе достиг своего пика — тамтамовская группа (петербургский панк-рок-клуб Tantam, существовавший в 1990-е годы и славившийся особо вольными нравами, в том числе по части наркотиков. — «Труд») собрала громадный зал, и дальнейшее его не интересует. Тогда, скооперировавшись с его бывшей женой Анфисой и одним моим другом, я забрал Горшка, уже поддавшего, в кабак, и мы там вместе окончательно нарезались. Смысл был такой: если хочешь нарезаться, делай это с друзьями, а не один... Но в последнее время в его жизни появился такой мощный новый вектор и цель — театр, что мне показалось: это может его вытянуть. Поэтому и решился — не мешать ему, отойти... Но, видимо, уже слишком большой вред был нанесен организму к тому времени.
— Писали, будто его чуть ли не со шприцем в руках нашли.
— Я никакого шприца не видел, зато знаю медицинское заключение: не выдержало сердце. Там много выпивки вокруг стояло: вино, водка, виски... Может, если бы он в этот вечер не бухал, был бы жив. С другой стороны, считают же верующие люди, что нас из этого мира забирают тогда, когда приходит положенный срок.
— В своем интервью «Труду» незадолго до смерти он сказал: всякий рокер хоть раз в жизни побывал в аду. Но вы тоже живете в мире рок-музыки. Что можно этому аду противопоставить?
— Нет людей, которым бы за их жизнь не приходилось заглядывать в очень темные глубины. Мир так устроен — он бросает человеку вызовы и проверяет его на прочность.
Да, среди рок-н-ролльщиков саморазрушение — отнюдь не редкость, но никакой фатальной связи между рок-н-роллом и адом нет. Тут все очень индивидуально. Я за 26 лет рок-н-ролльной карьеры много чего прошел сам и в других людях видел. Но мое собственное творческое развитие помогло избавиться от пагубных привычек и, как видите, ничто меня с пути не столкнуло, и в итоге я пришел к тому, что бросил курить, перестал употреблять алкоголь и вижу, куда двигаться дальше. Именно потому, что мне это мешало получать кайф от самореализации в музыке, стихах, рисовании — во всем, что меня увлекает. Если кого-то смущает, допустим, чернота моих текстов — так это драматургия такая: люблю книги Лавкрафта (один из родоначальников жанра мистических триллеров. — «Труд»), с другой стороны мне нравится шутовство, клоунада, с третьей — мушкетерская романтика Дюма, с четвертой — философская мистика Булгакова... Миксую все это в своем творчестве.
— Не припомните — в какой момент вы для себя решили: вот черта, за которую нельзя переходить?
— Такого момента не было. Потому что не было навязчивого желания заглянуть за эту черту. Хотя догадываюсь, зачем и куда «ходил» Горшок. Это как во снах: если веришь в то страшное, что тебя преследует, оно тебя сожрет. А если не веришь — просто смотришь, как кинофильм. Миха что-то изучал там на глубине, но то, что он мог там увидеть, скорее пугало, чем способствовало нормальной жизни. Так называемый поиск истины за отведённое тобой же самим время и неестественные переходы к другим состояниям.
— Помните ироническое выступление Юрия Лозы по поводу смерти Михаила: дескать, не нагнетайте пафос вокруг еще одного летального передоза...
— Я лично Лозу не знаю, но могу сказать: рок-н-ролльная среда живет совсем не так, как отечественная эстрада. Мы иногда пересекаемся с представителями оных на гастролях, и могу сказать, что их мышление и образ жизни расходятся с нашим кардинально. И в отношении к музыке и в понимании той публики, что ходит на концерты. Мы пытаемся во всём копаться, а они это воспринимают поверхностно, что ли, их главная цель — держаться на плаву, а не скрупулёзно нести свою идею. Единственное, что некоторых из нас сближает, — это страсть выпить и похулиганить, ха-ха. Но рок — всегда отчетливый протест. Если его в тебе нет, ты не рокер. Уж не говорю о музыкальной убогости большей части попсы. Подчеркну: у нас. На Западе — другое, возьмите распопсованную американскую эстраду, там работают высочайшие профессионалы, и любой рок-н-рольщик, даже если «постебется» вначале над той же Агилерой, потом обязательно признает, что у бабы охренительный голос, и работает она потрясающе, и вообще хорошо бы ей спеть в каком-нибудь рок-н-ролльном проекте. Наша эстрада тоже очень трудолюбива, но крайне шаблонна. Всё копируют и копируют. Любую индивидуальность обязательно под кого-то затачивают. А подавляющая часть гонит низкопробщину, все каналы кишат проплаченными ротациями. Считаю, пришла пора попсе разобраться со своей низкопробщиной и удалить ее на хрен из эфиров. И пусть поделятся с рокерами телевидением, а то клипы снимать только для интернета — не серьёзно!
— У вас потрясающая скорость работы: 3 альбома за 3 года, и осенью ожидается 4-й — «Магия Калиостро». Т.е. опять мистика — но на днях вы опубликовали первый трек оттуда, «Русский дух», и он совершенно не вяжется в моем представлении с вашей традиционной стилистикой.
— Но это же бонус — мы их выпускали и раньше: например, «Зенит», песня о нашем знаменитом футбольном клубе, которая увидела свет в преддверии альбома «Тайна кривых зеркал», хотя тематически она с ним никак не связана. По поводу песни «Русский дух» — я давно хотел написать что-то жизнеутверждающее, объединяющее нас на просторах необъятной славянской Родины. Я не искал никаких тонких смыслов, наоборот, хотел высказаться понятно и четко: во славу предков на подвиги мы прольём потомкам свет... В советские время таких коллективных песен было с избытком, а вот сейчас объединяющего начала не хватает. Моя идея была такая: рок-музыка, вообще музыка способна объять своим покровом самых разных людей и помочь им общаться — русским, украинцам, белорусам, грузинам... Вот так я позиционирую «Русский дух». Но народ нынче пошёл — всё передёргивают. Мне даже смешно стало! В прошлом году я написал песню — «Норманны». Она простая по тексту, настроение, дух — вот что в ней главное. Когда я увидел, как охотно зал реагирует на неё, сразу понял, что в следующем альбоме должно появиться что-то подобное, но — наше! Норманны — это крутые перцы, но и у нас есть свои корни. Поэтому я не стал изощряться в исторических познаниях, а целенаправленно делал песню для поднятия духа. Так вот, посыпалась тут критика всякая, и я подумал: «Норманны» кричать — круто, а «Русский дух» — не катит?! Забавно — правда?
— Как прошел весной ваш тур по Украине?
— У нас было 5 городов: приехали в Харьков, оттуда в Донецк, Днепропетровск, Одессу, Киев. Прошло хорошо, без эксцессов. Все, чем нас перед тем пугали, не имело место быть на всём протяжении маршрута. Однако уже следующие два акустических концерта в —июле в Киеве и Одессе — не состоялись из-за напряжённости в Киеве и отсутствии адекватного рейса до Одессы.
— Но как раз на Украине, похоже, рок-движение активнее, чем в России. Олег Скрипка проводит фестивали молодых групп, растит смену...
— В Украине очень сильно любят рок-музыку. Народ свободолюбивый, а рок — как раз самое свободное и независимое музыкальное направление. Не удивительно, что именно там появился в своё время Махно. Украинцы зачастую просты в общении, и в них очень много эдакого по-хорошему деревенского, хуторянского. Они любят и хранят свои обычаи. Когда я думаю про Украину, то сразу вижу её в красках гоголевских «Вечеров на хуторе...». Мне крайне не хочется, чтобы всё это отдалялось, поскольку для нас, приверженцев славянской культуры, мы все как родные братья. Признаюсь, мне сложно понять, что сейчас происходит. Я предпочитаю никому не верить во времена СМИ-атак и храню своё истинное отношение к этой земле и этому народу. Одна из мистических песен
в нашем новом альбоме будет про события в днепровском хуторе, где главному герою предстоит встретиться с Вием. Как выяснилось, это персонаж далеко не гоголевский, и сам автор взял его из языческих сказаний. Он — хранитель подземного, царства, что-то вродеа греческого Аида. В этой песне в проигрыше прозвучит мотив с намёком на украинский фольклор. В завершении беседы хочу напомнить всем любимые слова кота Леопольда. Цитировать не буду — вы их все и так наизусть знаете. Вот только с применением на практике у нас не всегда получается.