В Музее кино, плохие новости из которого приходят с незавидной регулярностью, снова неспокойно. На этот раз — увольнение главного научного сотрудника музея Максима Павлова. И несмотря на то что его имя, в отличие от имени Наума Ихильевича Клеймана, знают только профессионалы, представить музей без Павлова практически невозможно.
В начале года мне посчастливилось побывать в Музее кино (результат этого посещения — большой репортаж в газете «Труд» от 19.02.2014), и я могу с уверенностью сказать, что это одна из самых живых и активных госорганизаций культуры. Десяток комнат, каждая из которых не больше 50 кв. м, плотно заставлены стеллажами, в которых хранятся настоящие шедевры: редкие фильмы, старая кинотехника, костюмы, эскизы декораций, целые живописные полотна, сценарии: Но это отнюдь не мертвый склад, а живой архив, где кипит работа.
Только в этом году Музей кино провел несколько ретроспектив: едва ли не единственным отметил 120-летие со дня рождения Александра Довженко и 80-летие Отара Иоселиани, показал на пленке картины Франсуа Трюффо, привез в Москву тонкого французского режиссера Филиппа Гранрийе и его фильм «Озеро». Цену билета Музей кино всегда держал неизменно низкой — 100 рублей. Где сейчас за такие деньги можно посмотреть хорошее кино? Да нигде! Да и за большие трудно: найти хороший фильм среди засилья голливудского и современного отечественного ширпотреба — дело непростое, и Музей кино, едва ли не единственный, пытался восполнить пробелы.
Музей активно участвовал и в организации выставок. Из недавних — «Выставка цвета граната» в галерее «На Солянке», приуроченная к 90-летию Сергея Параджанова. Максим Павлов рассказывал, что Музей кино дал для нее несколько десятков экспонатов и сожалел, что некоторые так и не показали — например, прожженный сигаретой рукописный сценарий Параджанова и его тюремные рисунки. Еще один проект — выставка «Авангард и авиация» в Еврейском музее.
И выставками, и проведением показов заведовал Максим Павлов, правая рука Наума Клеймана. Уволить его решилась новый директор Музея кино Лариса Солоницына, объяснив это «оптимизацией работы музея». Между тем на следующий год уже запланированы два больших фестиваля и четыре самостоятельных выставки Музея кино, подготовкой которых занималась отнюдь не Солоницына, а Клейман и Павлов задолго до ее прихода. Но кто теперь будет заниматься этой работой? Это называется «эффективностью» и «оптимизацией»?
Еще одна претензия Солоницыной — к невыполнению коллективом правил трудового распорядка и работе якобы в полсилы. Но штат музея небольшой. Так, в фотофонде всего один сотрудник — Марианна Кушнирова, которой в одиночку приходится описывать и оцифровывать огромные коллекции. Лариса Солоницына, кстати, также обращалась к ней практически с личной просьбой — предоставить для выставки, посвященной 80-летию ее выдающегося отца, актера Анатолия Солоницына, его редкие фотографии. При этом Музей кино, активно участвовавший в подготовке, даже не упоминался среди организаторов.
Эти претензии могут показаться мелкими внутрицеховыми дрязгами. То Музею кино нужно здание, то коллектив добивается увольнения нового директора: Вечно всем недовольны! Но вопрос в отношении. Для Солоницыной Музей кино — это очередной проект, на котором нужно выполнить определенную работу. Нормальный менеджерский подход. Для Клеймана, Павлова и других, пока действующих сотрудников это детище и дело жизни.
Бюрократический подход не уместен, и наивно думать, что эти дрязги не отразятся на нас с вами. В этой схватке с чиновниками проигрываем и мы, зрители, и само наше кино, которое, можно сказать, так и останется без истории в открытом доступе.
