Из ада он все же вышел. Но к тому времени жена жила уже в далекой Канаде, куда путь ему многие годы был закрыт советской властью. В результате своего сына от первого брака он увидел только через сорок с лишним лет.
- Валерий Юрьевич, неужели вы действительно сын настоящего помещика? Как отнестись к этому без удивления, если помещики и их семьи были сметены революцией еще в 1917 году, а оставшиеся в живых навсегда уехали за границу. И вдруг здравствующий прямой наследник русского помещика...
- В семнадцатом году громили помещиков в Центральной России. А на Дальний Восток, где мы жили, советская власть пришла только в 1922 году. В то время мой отец, Юрий Михайлович Янковский, был действительно довольно богатым и известным в крае помещиком. Еще двадцатилетним парнем он уплыл в Америку и там, в штатах Техас и Калифорния, познавал сельское хозяйство и коневодство, изучал язык. Возвратившись в Россию, привез с собой четырех прекрасных чистокровных лошадей-производителей. Вскоре хозяйство отца стало образцом для фермеров всего Приморского края. Шутка ли, конезавод на шестьсот лошадей, которыми снабжали армию, хозяйство пантовых оленей, которое приносило огромный доход, первая в России плантация женьшеня... И почти все это пришлось бросить и спешно бежать со всей семьей в Корею. Тогда ведь большевики с такими, как мы, не церемонились. А у отца - пятеро несовершеннолетних детей. Думали: уезжаем года на три, а оказалось, не на один десяток лет. Взяли с собой только табун породистых жеребцов. Двести километров гнали их своим ходом.
Однако и в другой стране отец нашел свое место в жизни. На купленном куске земли он обосновал маленький курорт на горячих лечебных источниках. К нам стали с удовольствием приезжать на отдых многие русские писатели, артисты, художники, ученые, как и мы, эмигрировавшие в Корею. Кроме того, отец опять взялся разводить лошадей и оленей. Мы, дети, учились в местной гимназии и работали: выпекали пирожки и торговали ими, развозили на тележке по городу ящики с керосином, солили, коптили и отправляли в Харбин сельдь и иваси, сопровождали на охоту знатных иностранных гостей. Словом, без дела никогда не сидели. А тот, кто любит труд, нигде не пропадет. Вот и мы уже не собирались возвращаться в Россию. К тому же в Корее появились первые могилы близких родственников. Там мы похоронили и свою маму. Кстати, она из знатного рода потомственных российских купцов Шевелевых. У них на заимке делали остановку на ночлег жены декабристов: Муравьева, Волконская, Нарышкина, Фонвизина, Розен и Юшневская. За что Шевелевы и попали в немилость к царской власти.
- Итак, вы не собирались покидать Корею, вели там большое хозяйство. Но как же вновь оказались в России?
- Жили в Корее, овладели языком, в том числе и японским, но в душе-то мы оставались русскими. Потому, когда в 1945 году началась война СССР с Японией, я и мой брат Юрий решили: наше место - в Красной Армии. И пошли ей навстречу. Нас взяли в контрразведку переводчиками. В этой должности я и служил до окончания боев. А потом получил, как считал, заслуженный отпуск и поехал к своей молодой жене и сыну, которого еще ни разу не видел. Но по дороге меня арестовали и вскоре осудили на шесть лет "за оказание помощи международной буржуазии". Написал кассационную жалобу. И вместо шести получил уже десять лет лагерей. Вот так "отблагодарило" меня государство за участие в войне против Японии. Кстати, арестовали не одного меня, но и отца, брата Юрия и двоюродную сестру Татьяну. Отец так и умер в лагерях.
Мне было трудно смириться с этой несправедливостью, и я решил бежать. Удобный случай для этого подвернулся. Десять дней я был на свободе, а потом опять арест и новый срок - 25 лет исправительно-трудовых лагерей. Вот тогда я и написал своей жене, чтобы не ждала и устраивала свою личную жизнь, берегла нашего сына. Самому мне в ту пору было 35 лет.
К счастью, в 1952 году меня освободили. Правда, не выдали при этом никаких документов, а значит, я должен был оставаться на Чукотке. Здесь и нашел свою вторую любовь - Ирину Казимировну Пиотровскую. Свадебным подарком нам была реабилитация "за отсутствием состава преступления". Ведь Ирина Казимировна тоже отбыла в лагерях целых четырнадцать лет. И знаете за что? За то, что в 1941 году на дне рождения своего одноклассника читала стихи Есенина. Было ей тогда 16 лет.
- Оказавшись на свободе, вы не пытались узнать о судьбе вашей первой жены и сына, найти их?
- Как же не пытался? Конечно, пытался! Узнал, что первая жена, спустя пять лет после моего ареста, второй раз вышла замуж и эмигрировала в Канаду. Наладил с ней переписку и регулярно получал вызовы-приглашения. Очень хотелось встретиться, увидеть сына, поговорить о пережитом. Но все мои обращения к Косыгину, Брежневу, Воротникову, другим руководителям страны оставались без ответа, а ОВИР разрешения не давал. И только после прихода к власти Горбачева я в 1986 году наконец-то получил заграничный паспорт. И тут же вылетел в Канаду.
- Сколько же лет было вашему сыну, когда вы первый раз его увидели?
- Сорок с лишним. Я спустился с трапа "Боинга" в Ванкувере и увидел перед собой солидного мужчину с бородой, которую пробила первая седина. Это был мой Сережа... Разве словами передать наши чувства! Сейчас сын уже на пенсии. Мы с ним переписываемся, правда, на английском языке, потому что Сережа давно не говорит по-русски.
- Валерий Юрьевич, на Дальнем Востоке есть полуостров Янковского. Это не в честь кого-то из ваших предков он так назван?
- Угадали! В честь моего деда, польского шляхтича Михаила Ивановича Янковского. На Дальний Восток он был сослан на каторжные работы за участие в известном польском восстании, еще будучи студентом земледельческого института. Да так и осел в Приморье. Ходил в различные экспедиции, занимался научной деятельностью. Дослужился до управляющего золотым прииском. Открыл полуостров и здесь, на голом месте, основал свое хозяйство. А еще он был страстным коллекционером бабочек и птиц. Многие его экспонаты до сих пор хранятся в различных музеях страны. Кстати, недавно я получил официальное извещение из Приморья о том, что по решению местных властей полгектара земли на этом полуострове передается мне в вечное пользование. Земля эта мне, конечно, не нужна, однако приятно, что до сих пор люди помнят наш род, чтут его. Деду даже бронзовый двухметровый памятник установили.
- Вы лишились большого состояния, потеряли первую семью, ни за что несколько лет провели в лагерях... Казалось бы, должно быть столько обиды на власть. Однако вы не озлобились, не покинули страну, пишете добрые книги.
- Обида на власть, конечно, была. То, что у нас отняли в 1922 году, было ведь не награблено, не наворовано, как многими нынешними олигархами, а заработано честным трудом. Дед, как я уже сказал, на голом месте начинал свое хозяйство создавать. Да, у отца были наемные рабочие. Но ведь он создавал рабочие места, и люди шли к нему не по принуждению. Многие крестьяне, кстати, даже в Корею с нами уехали. Но Родина, как и мать, у человека одна. И я прошел с ней все этапы испытаний. А вот сын даже побывать в России не хочет. Видно, глубока у него обида на страну своих предков. Вот такова история, и ее не изменишь.
- Скажите, пожалуйста, а как сложилась судьба ваших сестер и братьев?
- Юрий, освободившись после ареста, до 75 лет жил и работал прорабом в Киргизии. Очень увлекался сбором лечебных трав. Арсений участи лагерей избежал, потому что, узнав об аресте отца и братьев, сумел уехать в Японию, а потом в Америку. Там он дослужился до коммерческого директора отделения известной фирмы "Мицубиси". Купил в Сан-Франциско роскошный дом и дачу. Сестры, помыкавшись по свету, в итоге тоже оказались в Америке. Виктория стала поэтессой и работала в толстовском фонде под Нью-Йорком. Другая сестра - Муза была очень деловая дама, она прожила до 92 лет и оставила своим родственникам неплохое наследство.
- Валерий Юрьевич, глядя на вас, не могу поверить, что и вам идет 92-й год. Легкая походка, светлый ум, лицо вовсе не старца, пьете крепкий кофе и даже читаете без очков. Как вам удалось, несмотря на все жизненные невзгоды, сохранить здоровье? Диета, физический труд или гены?
- Наверное, всего понемногу. Я всю жизнь не мыслил себя без движения и всегда был в контакте с природой. Курил когда-то. Не считаю себя глубоким трезвенником. Думаю, очень положительно повлияло на мое здоровье употребление оленьей крови. На Дальнем Востоке есть такой обычай: при спилке пантов, когда хлещет кровь, ее должен испить сначала покупатель, а потом - продавец. Сразу после приема этого напитка я чувствовал удивительный прилив сил. А ведь эту операцию нам приходилось выполнять до десяти раз за лето. Конечно, закалили лагерь, охота.
- Слышал, что вы до сих пор охотой балуетесь?
- Да, пока даже влет еще стреляю. А было время, когда ходил на медведя, тигра, рысь. Занятие это небезопасное. Но в годы моей молодости на Дальнем Востоке было столько хищников, что они вырезали целые табуны лошадей и стада коров. Да что там лошадей и коров, один тигр задавил двадцать двух китайцев в течение месяца. Так что охотились мы не ради забавы.
- Скажите, пожалуйста, о чем мечтает человек в вашем возрасте?
- До недавнего времени я мечтал побывать в Корее, в нашем бывшем доме. Но сегодня перелеты с пересадками мне уже не под силу. А вот в Приморье, на полуострове Янковского, я все же побывал, все посмотрел. Мечтал иметь охотничий домик в Суздальском районе. Теперь есть такая заимка. Ну что человеку еще надо?
- А ваша супруга, Ирина Казимировна, по-прежнему любит Есенина?
- Как же без поэзии? Без нее жизнь - просто скука.
14:24
Шольца напугал «Орешник»
