Когда мои дети берут Пушкина, я всегда прошу их не потерять эти листочки, хотя и не могу толком объяснить, что в них такого особенного. И в самом деле, ну что интересного можно узнать, к примеру, из календарного листочка от 6 июня 1982 года? Воскресенье, полнолуние, 65-й год Октябрьской революции, "в Торжке в среднем ежедневно рождается три новые семьи"...
Но пока я верчу в руках этот пустяковый листок, что-то происходит со мной. Я вдруг хорошо представляю, как утром дедушка подошел к календарю, оторвал листок, увидел на обратной стороне стихи "Послание З.А. Волконской" и по своему обыкновению прочитал их бабушке:
...Царица муз и красоты,
Рукою нежной держишь ты
Волшебный скипетр
вдохновений...
Бабушка даже руками всплеснула: "Коля, ну что за мальчишество!" Дед вложил листок во второй том Пушкина и распахнул окно во двор. В липовый утренний двор, с пупырышками на мокром песке, с лопотаньем соседского транзистора на огороде, с подтеками на сарае от ночного дождя.
"Заход 21.11. Долгота дня 17.24..." Это в углу календарного листка, очень мелко. Семнадцать часов да еще двадцать четыре минуты в придачу. Вечером солнце неохотно уходит с нашего двора, прячется за тополя на той стороне речки - огромные, кряжистые тополя, напичканные вороньими гнездами. Футбольная пыль оседает, воздух яснеет и приятно холодит лоб. Можно читать, сидя на скамейке или дома у окна.
...Не отвергай смиренной
дани,
Внемли с улыбкой голос
мой...
Помню, как лет в тринадцать, впервые открыв том пушкинских писем, я с досадой наткнулся на вкрапления французских слов. За переводом надо было отправляться в полумрак комментариев.
"Гаврила - слуга Пушкина". А "Пу" - это, оказывается, Пугачев. "Сашка рыжий" - сын поэта Александр Александрович. "Абрамово -почтовая станция между Арзамасом и Ардатовым, в 12 верстах от Болдина".
Родное дедушкино Китово (куда мы так мечтательно собирались, да так и не собрались) находится всего в тридцати с небольшим верстах от пушкинского Болдина. В XIX веке сельцо Китово принадлежало Зинаиде Волконской и ее потомкам. И хотя дедушка все детство провел в батраках, к княгине, пленившей молодого Пушкина, у него не было никаких классовых счетов. Напротив: он, старый коммунист, находил что-то промыслительное в том, что наши предки были крепостными именно княгини Волконской, урожденной Белосельской-Белозерской, не без основания считавшей себя наследницей Рюрика по прямой.
Много лет дедушка искал подробности того, как "царица муз и красоты" управляла его родной деревней. Ему верилось, что княгиня не могла миновать Китово, тем более что неподалеку пушкинские владения.
Дедушка увлек этой мыслью не только меня, но Китовский сельсовет и деревенских пионеров. Он списывался с Италией, где Зинаида Александровна провела большую часть жизни; посылал запросы в архивы, расспрашивал пушкинистов, вылавливал из прессы все упоминания о княгине.
Сколько себя помню, дедушка все звал меня в Китово, но сам же и тянул с поездкой, чего-то опасался, а чего - я тогда понять не мог. Теперь понимаю: он боялся увидеть переменившееся село и с той минуты навсегда проститься с родным видением, с детством.
Оставались стихи Пушкина да следы Зинаиды Волконской на пыльных деревенских тропинках. Увы, судя по результатам наших разысканий, в дедушкину деревню Волконская не только не наведывалась, но и вряд ли знала о ее существовании на белом свете - таких деревень у княгини были сотни.
Умом я это понимаю, но вслед за дедушкой верю: княгиня непременно встречалась с Пушкиным где-нибудь в полях за Китовом. У околицы стоял мой прапрапрадед - мальчонка лет семи. Он шмыгал носом и вслушивался в чудесные звуки, долетавшие из сумерек. То Волконская пела пушкинскую элегию:
Погасло дневное светило,
На море синее вечерний
пал туман...