- Какой вы нашли Московскую консерваторию, вернувшись в нее?
- Во-первых, я не уходил, а все происходящее в консерватории было наблюдаемо и переживаемо мной как профессором, заведующим кафедрой теории музыки, председателем диссертационного совета – я совмещал эти обязанности с работой министра. Во-вторых, и я сказал об этом на первом же заседании ученого совета, проведенном мною как и.о. ректора, -- мне очень приятно видеть активное продолжение того курса на созидание, который мы с единомышленниками наметили еще в начале 2000-х годов. В ту пору возникли принципиально новые структуры – Студия новой музыки, Факультет исторического и современного исполнительского искусства, Камерный хор, центр русской церковной музыки, компьютерный центр… Появился Попечительский совет, чего у нас отродясь не было. Все это дало возможность поднять работу консерватории на новый уровень. А задачи стоят очень серьезные. В частности, по освоению того обширного пространства, которое находится за задним фасадом Большого зала. Чтобы превратить практически весь квартал в консерваторский комплекс, где получили бы достойные условия жизни наш оперный театр, инструментальные мастерские, библиотека. Но для этого необходимо решить прежде всего непростые юридические, имущественные вопросы. Напомню, что в 1992 году консерватория потеряла очень важное для нее здание по Среднему Кисловскому переулку. Теперь его занимает фирма "Реновация". Это произошло при попустительстве Росимущества, которое призвано охранять государственные интересы, но на практике порой действует в совсем ином направлении. Речь – об одном из углов того большого квадрата, который должен составить будущий комплекс консерватории, и без него мы этот комплекс не создадим. Очень рассчитываем на помощь правительства Москвы, которое традиционно оказывает нам поддержку. Например, при содействии мэра Юрия Лужкова удалось отстоять корпус позади Рахманиновского зала, который мы теряли. Юрий Михайлович хоть и не обязан впрямую нас опекать, поскольку консерватория имеет федеральное, а не городское подчинение, тем не менее изыскал возможность расселить проживавшие там четыре семьи. В итоге мы получили ценнейшие площади, без которых у Рахманиновского зала никогда бы не было достойных артистических, у библиотеки – читального зала.
- У консерватории есть и такая болевая точка как знаменитый Большой зал. Во всемирно прославленном историческом помещении постоянно закрывают для публики то часть партера, то ложи амфитеатра, поскольку там опасно сидеть…
- Ну самые опасные места мы все-таки отремонтировали, так что не бойтесь, приходите на концерты. Многое сделано и другой – невидимой, но очень важной работы. Ведь когда на рубеже XIX – XX веков строился нынешний комплекс консерватории, никто не мог предположить, какие аншлаги будут в залах, какую тяжесть составит невероятно разросшаяся библиотека, расположенная по соседству с Малым залом. Теперь фундамент по всему периметру укреплен глубинными сваями, и здание стоит прочно.
- Часом не "СУИХолдинг" их загонял, который вот уже четвертый год ремонтирует Большой театр, но конца-края работе не видно?
- Нет, у нас свои, традиционные партнеры. Что касается ремонта Большого театра, то я ни как министр, ни тем более как ректор к нему прямого отношения не имел, поскольку генеральным заказчиком являлось Федеральное агентство по культуре и кинематографии, возглавляемое Михаилом Швыдким.
- В самом Большом зале есть еще один проблемный объект – знаменитый орган, давно требующий реконструкции.
- Да, инструмент ценнейший, это единственный в нашей стране орган знаменитой, ныне уже не существующей французской органостроительной фирмы "Кавайе-Коль". На парижской Всемирной выставке 1900 года этот инструмент стал сенсацией, получил Гран-при. И по сути за сто лет ни разу серьезно не реставрировался. Сегодня есть два варианта его реставрации – увезти за границу или оставить в Москве, пригласив компетентных специалистов. Я склоняюсь ко второму. Мэр Лужков уже пообещал нам ангар для хранения органа в разобранном виде, пока его будут реставрировать.
- Все музыкальные вузы мира активно обмениваются профессорами. Но такое впечатление, что Московская консерватория как-то в стороне. Трудно вспомнить, чтобы сюда приезжали на мастер-классы музыканты уровня Марты Аргерих или Ицхака Перлмана.
- Московская консерватория вовсе не в стороне: наших профессоров постоянно зовут на мастер-классы за рубеж. Но в чем вы правы – это должно быть улицей с двусторонним движением, а пока наши возможности приема зарубежных звезд сильно ограничены, хотя бы из-за нехватки средств на достойные гостиницы.
- В последнее время российские вузы пытаются приблизить к международным стандартам, к так называемой болонской системе, с ее разделением на ступени "бакалавр-магистр". Но в нашем музыкальном образовании давно выработались свои традиции, которые вряд ли стоит так уж ломать об колено. Ведь сами западные профессора (например, Бэлла Давидович из Джульярдской школы) признают, что уровень той же Московской консерватории неизмеримо выше, чем их вузов.
- Полностью с вами согласен. Занимаюсь этим вопросом лет 12. Есть масса новых вузов, особенно в провинции – вот там, пожалуйста, можно сколько угодно экспериментировать. Но не в Московской или Петербургской консерватории, и не в Гнесинской академии, являющихся частью уникальной отечественной системы музыкального воспитания – бесспорно, одной из лучших, если не лучшей в мире, о чем можно судить хотя бы по количеству наших выпускников – лауреатов международных конкурсов. К счастью, в вопросе сохранения специфики консерватории у нас существует полное понимание с нынешним министром культуры Александром Авдеевым и министром образования Андреем Фурсенко.
- А не пора ли сделать консерваторию более открытой к таким направлениям современной музыки, как, скажем, рок?
- Не думаю, что это перспектива ближайшего будущего. Хотя не вижу принципиальных препятствий для этого в других вузах – например, в той же Гнесинской академии. Там ведь есть эстрадный факультет, а у нас нет. Это не значит, что Московская консерватория относится к эстрадной музыке с презрением – просто так исторически сложилось, и вряд ли есть смысл эти традиции ломать.
-- Не могу не спросить – отчего убрали прежнего ректора Тиграна Алиханова?
- Я категорически против слова "убрали". Тигран Абрамович остался заведующим кафедрой, профессором нашего вуза, причем одним из самых уважаемых. Но ему уже 66 лет, а существуют нормативы возраста для руководящих работников, определенные законом.
- Вы как бывший министр наверняка унесли с собой какие-то тайные воспоминания о жизни в высших кругах власти – какими из них могли бы поделиться сейчас, уже год после того, как покинули министерские стены?
- Не считаю это своевременным. Возможно, когда-нибудь напишу мемуары, но это будет нескоро.
- Известны ваши разногласия с Михаилом Швыдким – скажем, по вопросу о реституции перемещенных художественных ценностей. Он был настроен «скорее отдавать», вы – наоборот, «скорее оставлять». Как складывались ваши отношения после ухода из министерства?
- Мы ни разу не виделись с тех пор.
- Помнится, пять лет назад в нашем интервью вы произнесли фразу: "Запрещаю дочери самостоятельно смотреть телевизор". Ее потом иронически смаковали многие журналисты – в смысле: вот какой у нас министр культуры ретроград…
- Не забывайте, что тогда моей младшей дочери было 6 лет, а сейчас ей 11. И конечно, уже никто ей ничего не запрещает. Но я заметил, что она сама не задерживается на тех программах, которые бы я ей тогда отключил, – например, известные каналы с садистскими мультфильмами. А вот музыку она слушает самую разную. Например, недавно мы были на концерте, посвященном юбилею Светланы Безродной, и там в числе прочих выступал рок-ансамбль. Алене очень понравилось, она заинтересовалась.
- У вас замечательное поместье в Тверской области, но в министерские годы вы туда практически не ездили.
- Поместье – громко сказано, это деревенская изба, куда в 1940-х годах переселился мой дед, писатель Соколов-Микитов, попавший под волну гонений, лишившийся в Москве жилья. На доме мемориальная доска, в нем практически все осталось, как при деде. Нет ни телевизора, ни телефона. Сейчас мне удается выезжать туда чаще, примерно раз в две недели. Конечно, хотелось бы сделать там культурный центр, поскольку сохранился огромный архив, потрясающая библиотека. Но это уже тема для другого разговора.
14:24
Шольца напугал «Орешник»
