Народный артист РФ Михаил ГАНТВАРГ, создатель и художественный руководитель камерного ансамбля «Солисты Санкт-Петербурга», в последнее время нечасто выходит на сцену. Но как только его имя появляется на афише, сразу аншлаг, лишних билетов на его концерты не бывает: у его скрипки звук необыкновенной чистоты и благородства.
Преподаватель Санкт-Петербургской консерватории, профессор, заведующий кафедрой скрипки и альта, Михаил Гантварг принял должность ректора в декабре 2011-го, когда консерваторию надо было спасать. Коллектив ее — и преподаватели, и студенты — выбрал на эту миссию Гантварга. И те четыре года, которые он ею руководил, консерватория жила без скандалов и уголовных дел. Хотя именно тогда пришлось в связи с ремонтом переезжать, перевозить одних роялей почти 400 единиц за несколько дней. Не прерывая учебного процесса!
За такие подвиги ордена должны давать. А Министерство культуры РФ уволило Гантварга во время его отпуска. Само это культурное ведомство в то время как раз сотрясалось коррупционными скандалами. А дальше... То, что произошло с консерваторией после увольнения ректора, недавно уже руководители страны назвали бедой и вандализмом. Отсюда, собственно, можно понять, чему Гантварг противостоял.
— Михаил Ханонович, как вам живется в пору ковида?
— Я переболел. К счастью, никого из своих студентов, помощников и оркестрантов не заразил. Болел я довольно сильно, даже в больнице полежал в ноябре. Сейчас, поскольку у меня уже есть антитела, для окружающих я не опасен, хожу в консерваторию. Сессия-то идет. А играть по Zoom или там по Skype — мы этого не признаем. Для учебы это не годится. Концерты, конечно, некоторые отменяются. В остальном стараемся, чтобы процесс не останавливался. Репетиции проводим с масками.
— Вы лечились в Петербурге?
— Да, в больнице имени Боткина на Пискаревском проспекте. Там хорошие врачи, меня вылечили довольно быстро. Правда, сейчас энергии еще не хватает, я ощущаю это. Но потихонечку все возвращается.
— Как вы познакомились со скрипкой?
— Моя семья никак не была связана с музыкой. Но по соседству на нашей улице жила студентка, и она часто играла на скрипке. Мне было пять лет. Когда меня выводили гулять, я всегда останавливался послушать. Жила она на первом этаже, приметила мое любопытство — и как-то пригласила нас с мамой к себе. Скрипку показала, поиграла — мне очень понравилось. И вот на Новый год мама принесла сверток из Фрунзенского универмага, и я уже понял, что в пакете — скрипка! Да, это был новогодний подарок, который определил мою судьбу.
— Потом вы учились в консерватории, преподавали, возглавили ее в очень тяжелый период: Там в последние годы то следователи работают, то власти ищут подрядчиков. Что теперь ждет первый музыкальный вуз России? На днях правительство снова выделило средства на его обновление, на этот раз почти 14 миллиардов. Я уже запуталась, с какого года там идет ремонт?
— Даже я уже не помню. К консерватории напрямую это не имеет отношения. Мы только наблюдатели безобразия, которое там творилось. Но я очень надеюсь, что мы все-таки доживем до того момента, когда консерватория восстановится в своем прекрасном историческом здании. Ведь уже несколько поколений студентов выросли вне ее стен.
— Малый зал имени Глазунова славился своей акустикой. В консерваторской библиотеке хранились рукописи Бетховена, Чайковского, неопубликованные рукописи Мусоргского! Кстати, где они сейчас?
— На ответственном хранении на складах. Малый зал находится на прежнем месте, но мы не знаем, в каком он виде, в каком состоянии орган. Когда специалисты начнут ремонт и строительство, они это оценят. А пока можно только предполагать.
— Не могу забыть ваш концерт во дворце Белосельских-Белозерских с камерным ансамблем «Солисты Санкт-Петербурга». Меня потрясло, как ошеломительно звучит ваша скрипка. Как вы достигаете звука такой чистоты и красоты, такого благородства?
— Спасибо вам за добрые слова. А скрипка сама по себе не звучит, это лишь инструмент. Наверное, меня хорошо учили. А я стараюсь развивать то, что мне было дано. Мне повезло, я учился в консерватории, когда там было много замечательных, великих музыкантов — и пианистов, и скрипачей, и виолончелистов, и вокалистов, и дирижеров. И я старался у каждого найти то, что мне подходит, что меня самого увлекает.
А сегодня я уже в том возрасте и положении, когда могу выбирать и программу, и свое в ней участие. Важно не забывать, что ты занимаешься искусством, а не просто ходишь на работу, играешь концерты, чтобы прокормить себя и своих детей.
— Михаил Ханонович, что спасает человека в такой тяжелой для мира ситуации, как сегодняшняя?
— Не буду оригинален: спасает дело. Когда его нет, непонятно, ради чего вообще все это: А пока оно есть, ты живешь и творишь. Правда, для этого надо здоровье. Вот сейчас я переболел, и силы возвращаются медленно, а меня это раздражает. Надеюсь, они вернутся — и я буду преподавать, давать мастер-классы. Работать!
Вот и вам всем я желаю в наступающем году здоровья, здоровья и здоровья! И прекрасной музыки, которую можно было бы слушать в концертных залах, сидя рядышком и без масок.
