Картина состоит из двух частей – анимационно-игровой и анимационной. Обе части созданы по мотивам произведений Александра Грина. Волшебное, подвижное, пластичное воображение писателя наносится на стекло, и начинается ручная работа, штучной, одноразовой выделки. Изображение движется, как видения Грина, чуть более рвано, чуть более механистично, ибо оно ограничено стеклом и техникой, смывающей рисунок, как слёзы по лучшему миру, но наносящей вновь.
Первая часть – «Фанданго». Художник вышел из холодной, голодной, чахоточно-жёлто-туберкулёзной петербургской квартиры 1921 года за хлебом, и отсутствовал недолго. Два года. А в другом измерении – день или месяц. Или неважно сколько. Время, поджав хвост питерской дворняги, покорно брело за художником, скуля и жалуясь, голодное и жалкое. Художник гнулся под колючим леденящим бесприютным ветром. И налетевшие цыгане украли его, и через дверь тайны, сбив сложные зашифрованные замки, умчали в Испанию, заменив спринт на фанданго, развернув картины неописуемой красоты. Красота, поведя бёдрами, под неотвратимый ритм кастаньет, сжала горло и похитила беды. Немыслимые оттенки красок стали единственной реальностью, где за холстом притаился чёрный сухой хлеб петербургского голода. Возвращение в раскинувшуюся вдоль Невы зиму было странным, зримым и болезненным. Художник, мучительно склеивая осколки мозга, пытается посчитать, но время ускользает от точного учёта. Теплом парусов и солёными брызгами отсутствия приходит волна согревающего кончики пальцев тепла любимой женщины. Вот только закадровое озвучание делает историю несколько приземлённой, зачем-то ищущей точности в смещённых лекалах праздника воображения.
Вторая часть - «Тайна морского пейзажа» – сделана на основе даосской притчи о Художнике и Императоре. Художник искал в своих творениях совершенства. Совершенство стало его тяжким крестом и наградой. Он достиг невероятного мастерства, и мир не интересовал его, пребывая в своём черновом наброске. Старый мастер никому ничего не сделал дурного. За это его и ждала императорская месть. Император рос на произведениях художника и считал их реальностью. Реальность оказалась далёкой от совершенства. Император не смог простить обман, ему нужно было закрыть глаза художника, лишить его зрения, чтобы совершенство ушло вместе с глазами, чтобы мир погрузился во мрак, ещё более плотный, чем тот, где он пребывал. Конфликт художника и власти может быть полон восхитительными визуальными решениями. Совершенство наказуемо, но оно затаилось в окраинах крыльев бабочек, которые порхают, не боясь мести императора. Оно хранимо иероглифом вечной пыльцы и работами, оставленными художником на земле. Оно тянется к стеклу и краскам, ища всё новых воплощений. В прозе Александра Грина, рисунке Ирины Евтеевой, музыке Андрея Сигле.
