Естественно было предположить, что "Кабала святош", где роль Мольера сыграет новый глава театра, окажется премьерой художественно-программной. Ведь Булгаков - автор не просто свой, но для МХАТа святой, пьеса ставится в этих стенах в третий раз. Известно, что тяжело больной Ефремов просил Табакова заменить его в этой роли в спектакле 1988 года, где первоначально Табаков играл слугу Мольера, Бутона. Адольф Шапиро, режиссер обеих версий, и 87-го, и 2001 года, вспоминает, как родилась идея последней: "В день похорон Ефремова в "Табакерке" играли "На дне". После третьего акта ко мне подошел Табаков: "Давай сделаем то, что Олег хотел". Я сразу понял, о чем речь: "Давай! Только это должен быть совершенно новый спектакль". Для стороннего наблюдателя история замысла "Кабалы святош-3" может показаться несколько даже кощунственной. На похоронах вроде не принято говорить о творческих планах. Но на самом деле это для театра типично. Король умер, да здравствует король! В этом непреложном законе есть простор и для цинизма, и для куража, есть и отблеск трагедии, очень, кстати, созвучный сюжету о злоключениях Мольера, великого драматурга, вынужденного лебезить перед властью, талантливого актера, которого предают ученики, стареющего мужчину, обманутого поздней страстью.
Казалось, выбор "Кабалы" был стратегически верным. Победа сразу бы укротила сомнения по поводу того, сможет ли Табаков, этот умелый театральный менеджер, спасти давно тонущий мхатовский корабль. Случись удача, сказали бы, что спектакль подтвердил серьезность намерений нового руководства возродить творческую жизнь легендарного Художественного и общедоступного театра. Но "Кабала святош", увы, не удалась. Такое впечатление, что перед нами "датский" спектакль, который театр обязали поставить. Скучный, помпезный, растянутый псевдомхатовскими паузами. То есть театр, где актеры докладывают сюжет, не опускаясь до непрерывной "жизни человеческого духа", о которой столько твердили основатели. В результате у Олега Табакова снова есть риск услышать: новый глава театра сыграл в символичной для МХАТа пьесе, просто оттягивая момент формулирования новой творческой программы театра. Единственная пока четкая цель лидера МХАТа - вернуть в театр публику - звучит слишком общо (в конце концов все хотят "вернуть") и не проясняет механизма воплощения этой цели в жизнь.
Однако лукавые споры о творческой программе отпали бы, будь перед нами "спектакль, о котором мечталось" (М.Булгаков), полный энергии, творческого волнения и высшего смысла, спектакль, естественно отвечающий на вопрос, зачем он сегодня МХАТу, его нынешнему руководителю и зрителю... Глядя спектакль Адольфа Шапиро, грешным делом думаешь, что Булгаков - автор для МХАТа не только свой, но и фатально невезучий. Ведь и первую "Кабалу святош" репетировали долго, актеры с ролей уходили, а те, что не уходили, успеха не добивались, взаимные претензии театра и автора не прекращались. В итоге сам Булгаков признал премьеру неудачей и именно после "Кабалы" прервал свои отношения с театром.
Пожалуй, первая ошибка создателей спектакля состояла в том, что они слишком впрямую трактовали подзаголовок "Кабалы" - "пьеса из музыки и света". Симфонизм Эдуарда Артемьева затопил пространство спектакля настолько, что временами кажется, будто перед нами не драматический театр, а оперный, где музыке дано право и иллюстрировать, и подменять собой психологические переживания героев. Сценография Ю.Харикова, эффектная, но очень громоздкая и тоже какая-то оперная, как бы вовсе не учитывает существования актеров в этой среде. На фоне огромных вздымающихся полотнищ булгаковские герои кажутся марионетками, а часто затемняемое пространство не дает порой разглядеть даже их лиц, а значит, и драмы. Весь спектакль идет будто на одном общем плане, а попытка придать действию динамизм с помощью движущихся фурок-гримерных только оборачивается суетой. Костюмы (тоже Юрия Харикова), вычурные и пышные, кажутся излишне декоративными, скорее годными для каких-нибудь "Трех мушкетеров" Дюма, чем для мхатовских Булгакова и Мольера. Не случайно монолог опустошенного Мольера запоминается как трагическим надсадом, так и тем, насколько актеру Табакову трудно справляться с длинными рукавами восточного халата, в который облачен его Мольер. Финальная интермедия, сцена из мольеровского "Лекаря поневоле", уже откровенно выпевается и вытанцовывается (хореограф Михаил Кисляров), но напоминает притом капустник, в котором, правда, совсем не разобрать слов. Постоянно заботившиеся об актерском ансамбле основатели МХАТа были бы смущены разнобоем, который присутствует в актерской игре. Массовка кажется вялой и ряженой, волнение молодых героев Дарьи Калмыковой (Арманда) и Никиты Зверева (Муаррон) - наигранным. Правда, Ольга Яковлева (Аманда), Андрей Ильин, Сергей Колесников (Лагранж), А.Смоляков (Одноглазый) и Владимир Кашпур (Справедливый сапожник), пытаются "тянуть" судьбу и характер своих героев сквозь весь спектакль, но это положения не спасает. Комедия о фарсере-победителе, которому поставили подножку завистники и ханжи, удается и без этих усилий, а до трагедии о таланте и роке спектакль все равно не дотягивает.
А что же Мольер в исполнении Олега Табакова? Казалось, эта жизнь принадлежит этому актеру по праву. Уж ему ли не знать, как ради высокой цели разыграть перед власть имущими роль обаятельного царедворца, как растрогаться от ощущения актерского братства, как выразить позднюю страсть, как передать счастье претворения любовной энергии в творческий полет... Как ни странно, совсем другое волнует в игре народного артиста - те самые отголоски несостоявшейся трагедии, ощущение усталости и опустошения его Мольера, фатальное спокойствие, с каким он принимает удары судьбы и заглядывает в лицо смерти. Но ощущение это приходит слишком поздно, когда уже не переломить ход сначала игривой, а потом душераздирающей мелодрамы об инцесте - переломить, чтобы все-таки сыграть задуманную режиссером трагедию о Мастере.То ли, намереваясь "сделать то, что хотел Олег", театр оказался не вполне искренен, то ли пьеса Булгакова перестала быть актуальной, а театр, относясь к ней, как к мхатовской святыне, этот факт проглядел, но "Кабала святош", на которую уповали как на начало новой творческой жизни МХАТа, оказалась овеяна постановочной архаикой и не освящена вдохновением.
Когда Олег Ефремов уходил из "Современника", он позвал своих соратников с собой, чтобы вместе с ними влиться в дряхлеющую академию и спасти ее от позора. Соратники категорически отказались, а "современники" до сих пор спорят, кто был прав, они или Ефремов. Олег Табаков, не предлагая, более того, отрицая слияние двух руководимых им театров, просто активно включает своих учеников, актеров "Табакерки", в новые постановки МХАТа. Наверное, потому, что на них, родных, больше надеется, и потому, что искренне полагает: за молодыми - и сила, и право, и будущее. Ревнителей же МХАТа сводит с ума одна только мысль о превращении любимого театра в филиал "Табакерки", которое будет означать кончину последнего театрального мифа ХХ века. Рассудит этот спор лишь время. Но в этом споре Табакову нужна только победа. А она пока проблематична.
14:24
Шольца напугал «Орешник»
