ВЯЧЕСЛАВ ПЬЕЦУХ: ПИСАТЕЛЬСКИЙ ДАР - РЕДКОЕ ЗАБОЛЕВАНИЕ

Главная Жизнь 01:01 30 Апреля 2002 176

Мы встретились с Вячеславом Пьецухом на гатчинском кинофестивале "Литература и кино", где в конкурсной программе шла картина Александра Велединского "Ты да я, да мы с тобой", снятая по рассказу писателя "Двое из будки 9-го километра". Фильм получил приз и

Стародубец Анатолий

Напечатать

- Вячеслав Алексеевич, что означает ваша фамилия?
- Фамилия моя очень распространена в Восточной Польше и происходит от корня "пьец" - печь. А пьецух - это человек, который, вместо того чтобы работать, любит полежать на печи. Отец мой родился в Киеве и писался по паспорту украинцем. По его словам, в селе Новая Утица под Ивано-Франковском - чуть ли не триста дворов Пьецухов. А по матери я русак с примесью кавказских кровей.
- Вы много лет отдали школе. Учительство - это призвание?
- Я сознательно пошел на истфак Московского пединститута. Когда болели учителя в младших классах, меня, старшеклассника, просили их подменять. И это было тем более странно, что я учился из рук вон плохо. По точным и естественным дисциплинам я еле-еле тянул на тройки. Удивительно, как я вообще сдал выпускные экзамены на аттестат зрелости. А вот уже в институте я учился хорошо.
- Так бывает?
- Бывает. Я тогда попал в группу, где готовили учителей для спецшкол, в которых ряд предметов велись на иностранных языках. Чудная была страна! Сейчас в элите ходят бандиты, а тогда это были партийные, профсоюзные и комсомольские чиновники. Для их детей и существовали специальные школы. Я проработал год в одной такой школе, а потом ушел в обыкновенную и там уже работал довольно долго. А когда у меня что-то уже начало получаться по "литературному департаменту", перешел в вечернюю, что дало роскошную возможность работать в литературе безостановочно, как в "доменном производстве".
- В своих сочинениях вы используете исторические анекдоты. Вы их где-то находите или иногда сами сочиняете?
- Все берется строго из источников: книг, воспоминаний, монографий. Иной раз наткнешься на какой-то чрезвычайно забавный эпизод, о котором, дожив до седых волос, еще не знал. Вот недавно прочитал, как Екатерина Великая совершала свое знаменитое путешествие по югу Российской империи и где-то под Херсоном устроила смотр войскам. Проходя вдоль фронта знаменитого Фанагорийского полка, она остановилась и говорит: "Представьте себе, братцы-солдатики, сколько тысяч верст я проделала, чтобы только вас повидать?" А один солдат ей на это замечает: "От эвтакой матушки-царицы чего только не приходится ожидать". Согласитесь, довольно-таки занятно.
- В одном интервью вы сравнили искусство с болезнью роста, которую человечество, взрослея, переживет. Вы предполагаете, наступят времена, когда вообще не будет искусства?
- Человечество в процессе развития наработало огромную художественную культуру и вдруг в начале двадцатого столетия оказалось, что она избыточна. Культура больше не нужна? Или человечество не может существовать вне художественной культуры, как оно не может существовать вне нравственности? Были в истории периоды, когда художественной культуры в нынешнем ее понимании не существовало вовсе. Например, временной отрезок от крушения римской империи до эпохи Возрождения. Может быть, так произойдет и сейчас. А спустя несколько столетий публика опомнится и опять всем будут интересны Данте, Лев Толстой...
- Что же делать сейчас бедному литератору?
- По-человечески все это противно и тяжело. Из поколения в поколение в России складывалось отношение к писателям как к избранникам. Даже не важно было, известен ты или нет. А кто всего 20 лет тому назад был богаче писателя? Только рубщик мяса с одесского Привоза. За одну книжку я получал столько денег, что мог купить два легковых автомобиля, дачу и преспокойно жить года три.
- Не все так радужно было. Макулатуры много выпускали...
- Однако тогда существовала четкая, хотя и негласная, иерархия ценностей. Были литераторы, которые обслуживали власть или низменные потребности простонародья. Но всем было понятно, кто есть кто. И ориентирами для нации были большие писатели, великие актеры, мыслители. А сейчас в роли таковых выступают те, кто пляшет и поет, - массовики-затейники.
- Вы пишете, что "хороший человек - это для писателя не индульгенция. Ты будь хоть карточным шулером, но настоящее литературное качество дай". Может ли пишущий говорить о нравственности будучи в личной жизни безнравственным?
- История литературы знает сколько угодно негодяев, которые были выдающимися художниками. Хотя и странно, что человек, занимающийся таким великим делом, вдруг оказывается негодяем. С другой стороны, характер талантливого человека немыслим без какой-то червоточинки. Уж насколько был светлым человеком Антон Павлович Чехов, а вот обожал считать деньги. Брал на учет каждую приходную и расходную копейку. И какого выдающегося художника ни возьми - в каждом что-нибудь окажется да не так. Я, например, в жизни не украду, но случайно могу обидеть. Не надо бы иной раз говорить кому-нибудь, что он жулик, а вот не выдержу да и скажу.
- Вы однажды сравнили литературу с наукой. В науке время одиночных открытий давно прошло. Над созданием атомной бомбы работали тысячи ученых, объединенных вместе. Может быть, и литературу ожидает такой путь?
- Изобретать скопом - это не столько наука, сколько техника. Сам феномен расщепления атома открыли одиночки - Кюри и Резерфорд. А уже создание бомбы сравнимо скорее с научно-техническим бандитизмом. Все, что ни делается в мире поганого, все - скопом. Так же и с литературой. Никакого коллективного прогресса на этом поприще быть не может. Литературу создавали и будут создавать исключительно одиночки. Только в последнее время что-то и одиночек особенно не слыхать.
- Вы считаете современных молодых сочинителей слабыми?
- Я не скажу, что, положим, Пелевин, Сорокин - плохие писатели. Но мне они не интересны. Я могу прочитать из них абзац или несколько страниц и только. Думаю, дело не в тексте, а во мне. Они говорят о чуждых мне вещах, о выспренней и насквозь выдуманной проблематике и, самое главное, тем языком, который мне претит. Все-таки культура языка - это то, на чем до самого последнего времени держалась наша литература. В этом смысле русские писатели владели одним из самых сложных инструментов в мире. Я изучал несколько иностранных языков. И когда мне на ум приходит вставить в текст какое-нибудь редкое русское словцо, я жутко радуюсь, понимая, что аналогов этому слову в других языках нет.
- В середине 90-х вы возглавляли журнал "Дружба народов". Нужны ли сейчас толстые журналы?
- Литературные журналы суть чисто русский феномен, и в этой стране, конечно же, нужны. Они представляют людям только-только вышедшую из-под пера, еще "горячую" литературу. Их сегодняшние ничтожные тиражи объясняются не столько тем, что народу некогда заниматься "этой ерундой", сколько материальными трудностями. Отдать 50 - 60 рублей за номер - тяжело. Особенно в провинции, где часть населения не работает, а часть зарабатывает столько, сколько средний русский пьяница пропивает в течение одного дня. Но, думаю, журналы как-нибудь выкарабкаются. Тираж пушкинского "Современника" снижался из года в год и незадолго до смерти Пушкина составлял пятьсот экземпляров. А самый массовый журнал того времени "Библиотека для чтения" мог похвалиться тиражом только в 6 тысяч.
- Однако еще недавно журналы выходили миллионными тиражами.
- Заоблачный скачок тиражей, наблюдавшийся в период перестройки, объясняется тем, что народ "дорвался" до текстов, о существовании которых многие годы даже не подозревал. Людей как бы выпустили из тюрьмы, и они начали судорожно глотать воздух и наслаждаться солнечным светом. А когда выяснилось, что счастье человеческое мало зависит от творений Наума Коржавина или Анатолия Рыбакова, тогда и произошло закономерное охлаждение масс к разоблачительной литературе среднего уровня. Великая литература - это совсем другое.
- Вы однажды сказали, что "большевизм в крови у русского народа". Что вы имели в виду?
- Тот способ общественного бытия, который ввели большевики, больше других соответствовал складу русской ментальности. Поэтому я считаю, что семьдесят лет большевистской деспотии были самой счастливой порой в истории русского народа. Можно было работать спустя рукава и получать деньги, которые позволяли выпить, закусить и кое-как одеться. Ни о чем не надо думать. Абсолютная уверенность в завтрашнем дне. Я не говорю о тех несчастных, которые пострадали от сталинских репрессий. Но основная часть народа ничего не боялась. Человек знал: если завтра его выгонят за пьянство и прогулы с фабрики "Красный мак", он тут же устроится на соседнюю фабрику "Красная гвоздика", и все останется по-прежнему.
К сожалению, одна из самых основных черт характера русского человека - бессмысленная, ничем не оправданная зависть к чужому благополучию. И уже неважно, как это благополучие приобретено: трудами или воровством. Зависть эта требует еще и какого-то физического выхода. Отсюда и наши бессмысленные крестьянские войны, и революция 1905 года, и большевистский переворот 1917 года. Тогда, наверное, ни одной усадьбы не осталось не сожженной. Спрашивается: зачем? Там же можно было устроить общежитие, школу или коммуну. Нет, все пожгли. Суть большевизма состоит не в том, чтобы не было бедных и богатых, а - чтобы не было богатых.
- Как вы считаете, не возможен ли на этой почве возврат к старому?
- Большевизм больше не возродится. Уже народилось и повзрослело поколение, которому претит сумма качеств, характерная для русского обывателя еще 30 лет тому назад. Но человек моего возраста ощущает себя иностранцем в своей стране.
- Каким вы представляете себе своего читателя?
- Никогда не видел человека, читающего мою книжку. Недалеко от деревни, где я провожу по полгода, в городке Зубцово живет одна восторженная дама, преподающая в музыкальной школе. Вот, пожалуй, она - чуть ли не первый мой читатель, которого я встретил в своей жизни. Тут как-то меня пригласили на столетие зубцовской библиотеки. Так эта поклонница просто вогнала меня в краску, встав и сказав на весь Дом культуры, где собралось человек двести: "А вы вообще представляете себе, кто к вам приехал?"
Я, конечно, ни на какого читателя не ориентируюсь. И, думаю, так поступают все, кроме сочинителей специального остросюжетного чтива, не имеющего к литературе никакого отношения.
- Что вы думаете о появившихся в последние годы на рынке книгах, обучающих, как надо писать прозу и сценарии, чтобы на этом разбогатеть?
- Это не вредное чтение. Если ВГИКу сценарист отдает пять лет жизни, то что плохого в книжке, которая научит человека тому же самому за трое суток. Однако думаю, что такая литература не продуктивна и вряд ли поможет делать деньги, для чего нужно тоже иметь определенную способность. И уж во всяком случае - это не научит сочинять. Потому что писательский дар представляет собой редчайшее заболевание, которым сладко страдает такой ничтожный круг лиц во всем мире, что этому можно только удивляться и восхищаться, но подражать нельзя.

Напечатать

Жизнь 00:03 / 11 Октября 2024 10139

Охота на ведьм

У россиян бешеный спрос на услуги колдунов, тарологов и нумерологов

Ирина Хмара, спецкор «Труда»

Труд

Фото: © Voller Ernst / Hermann Fuss, globallookpress.com

В Госдуме предложили карать по закону любителей навести порчу или приворожить любимого. Депутатов вдруг озаботило, что народ к колдунам, тарологам и нумерологам валом валит, спрос на их услуги бешеный —...