- Сергей Александрович, начну с вопроса сколь банального, столь и неизбежного: с какими чувствами вы встречаете День кино?
- Я встречаю День кино с радостью, поскольку близится к концу работа над моими многолетне вынашиваемыми картинами. Например, снимать "Анну Каренину" я задумал, о боже, еще лет 15 назад, но по ряду причин эта работа без конца откладывалась, о чем я, впрочем, в "Труде" уже рассказывал. И в то же время я встречаю праздник с известной тревогой и, можно даже сказать, с некоторой тоской на душе, поскольку эта дата вновь заставляет задуматься о состоянии дел в нашей кинематографии, подвести некоторые итоги, которые представляются мне не совсем утешительными.
- То есть вы не разделяете всеобщего убеждения, что наше кино находится нынче на подъеме?
- Какой подъем, какой взлет? О чем вы говорите? 20 лет мы без устали реформируем наше кино и в результате этих нечеловеческих усилий пришли к тому, что по всем показателям оно уверенно откатилось далеко назад от показаний хотя бы советского периода. Нынче, например, как огромное достижение подается то, что та или иная картина собрала в прокате 5 или 7 (это абсолютный рекорд) миллионов зрителей. Но по меркам советского кино это был полный, абсолютный, постыдный провал.
Хорошо помню свое кошмарное состояние, когда на мою картину "Чужая Белая и Рябой" пришло "всего" 9 миллионов зрителей. По кассовым сборам лента болталась в самом хвосте списка, где лидировали фильмы, набравшие по 50 - 60 миллионов. От окончательного позора меня спасло только то, что "Чужая Белая..." завоевала Большой специальный приз жюри в Венеции. Это как-то примирило руководство "Мосфильма" с коммерческим провалом ленты. Но если бы нынче фильм каким-то чудом (мы знаем имя этого чуда: массированная рекламная раскрутка блокбастера по телевидению, иногда во много раз превосходящая затраты на его производство) собрал бы 9 миллионов зрителей, то это выдавалось бы за немыслимую, фантастическую победу. Вот в каком перевернутом мире мы сегодня живем.
- Не будем забывать, что ваши 9 миллионов зрителей посмотрели картину не в одной России, а на просторах всего СССР. Да и деньги на производство, прокат фильмов тогда щедро давало государство...
- А меня вовсе не радует, что государство на два десятилетия бросило родное кино выживать в условиях полного отсутствия рынка и абсолютного торжества криминального базара. И только в последние годы родная держава стала поворачиваться к нашему кино лицом. Можно много говорить о тоталитарном гнете, которому подвергались художники во времена СССР, но можно вспомнить и другое. Например, как после годичной шоковой паузы, в которой пребывал, допустим, Тарковский, на государственном уровне возникала целая буча: нужно немедленно найти компромиссные темы и соответственно средства, чтобы режиссер такого уровня снимал кино. Я уж не говорю про то, что Тарковскому дали целиком переснять картину "Сталкер", поскольку первый раз он ее снял - и она ему самому чем-то не понравилась. И ему, представьте, опять дали деньги. И не потому, что он украл деньги первые. А потому, что он их истратил на "святое искусство", но оно его взыскательную художническую совесть не удовлетворило. Это где же найти нынче таких продюсеров?
Государственное продюсерство заключалось тогда не в том, чтобы угодить неразвитому вкусу зрителя, как это нередко практикуется с раскруткой сегодняшних блокбастеров, а в том, чтобы удовлетворить интересы всех категорий зрителей, населяющих страну. И потому патриоты, государственники ждали мощных, эпичных картин Сергея Бондарчука. Люди, которые считали, что советская власть всем хороша, но не помешало бы ей немного очеловечиться, искали в афише эмоционально заразительные ленты Евгения Матвеева. Те, которые относились к этой самой советской власти без особой симпатии, ехали в окраинные кинотеатры и смотрели утонченные фильмы Тарковского, Германа, Иоселиани. И вся страна - и патриоты, и диссиденты, и правоверные коммунисты - хохотала над фильмами Гайдая.
И зритель у нас в своей массе был образованный, умный, понимающий язык кино. Помню, как из Свердловска приехал потрясенный Тарковский: на его "Сталкера" вокруг кинотеатра стояла очередь в четыре кольца. И представьте себе, фильмы Тарковского вполне окупались в прокате, не говоря уже про немыслимые доходы от творений Гайдая, которыми, конечно же, "затыкали" все дыры. И советское кино, все вместе, было не просто рентабельным, а сверхрентабельным. А мы пока пришли к фантастической нерентабельности, что в условиях потенциального зрительского рынка России позорно, но бьем по этому поводу в литавры...
- Догадываюсь, вас не радуют кассовые успехи наших блокбастеров?
- Само бытование слов "блокбастер", "кастинг" в нашем лексиконе меня дико смешит. Я 40 лет работаю в этом ремесле, но когда сегодня между собой начинают обсуждать проблемы так называемые продюсеры, я их зачастую просто не понимаю. Они мне напоминают фарцовщиков из моей юности. Те тоже между собой балакали примерно так: "Вчера я взял шузы трубой наружу". И я сидел рядом с ними и не понимал: то ли они о штанах, то ли о ботинках, и где труба. А настоящие русские блокбастеры для меня по-прежнему - это "Место встречи изменить нельзя" Станислава Говорухина, "Белое солнце пустыни" Владимира Мотыля, комедии все того же Гайдая... Говоря нашим языком, это просто очень хорошие зрительские фильмы, которые, без преувеличения, посмотрела вся страна. А "блокбастер", замастыренный нынче в Конотопе за три копейки и претендующий при этом на голливудские аплодисменты, - все это, согласитесь, очень похоже на соревнование Эллочки Людоедки с Вандербильдихой, описанное еще Ильфом и Петровым...
Особенно горько, что в этом соревновании, задыхаясь, но не уступая, первой бежит так называемая творческая молодежь. Она сегодня обретается большей частью в богатой Москве, но ведь есть же у молодых ребят родственники или даже родители, которым судьба выпала жить подальше, в маленьких и нищих городах. Там, где не блокбастеры нужны, а хлеб. Кто-нибудь из молодых об этом задумался, снял простую честную картину, извините меня, так уже давно не говорят, и все же - о Родине? Мы все знаем, сколько сегодня стоит баррель нефти, но мы вообще не знаем, что происходит с русской глубинкой, с деревней, как там живут сельский учитель, врач, доярка, на что они кормятся, как учат и лечат детей...
И о каких серьезных успехах нашего кино, да и всего искусства можно говорить, если с экрана, допустим, напрочь ушла деревенская тема? Если на корню зачахла питающая кино великолепная русская литература, в частности деревенская проза - этот устойчивый оплот сохранения и развития гениального русского языка, который нам в наследство оставили Чехов, Куприн, Бунин, Лесков... А ведь язык тоже умирает. Особенно когда на этом языке перестают говорить: кругом сплошные "блокбастеры", "кастинги" и "уик-энды".
- И все же, думаю, вы не совсем справедливы в отношении нашего кино. Ведь кроме так называемых блокбастеров, иронию в адрес которых я сполна разделяю, есть немало хороших и даже очень хороших фильмов: "Свои" Дмитрия Месхиева, "Возвращение" Андрея Звягинцева, на подходе "Живой" Александра Велединского, картина "Эйфория" Ивана Вырыпаева, которая в эти дни будет представлять Россию на Венецианском фестивале...
- Так уж устроен мир кино, что отдельные удачи в нем ничего или почти ничего не решают. Вот в Питере замечательную картину о японском императоре сделал Александр Сокуров ("Солнце". - Л.П.), Алексей Герман семь лет кропотливо работает над фильмом по роману Стругацких "Трудно быть Богом". Наверняка это будет достойнейшая лента. В работе еще несколько интересных, серьезных режиссерских замыслов. Но это все из разряда личных, индивидуальных рекордов и подвигов. Несколько ярких фильмов не делают национальную кинематографию, ее делает наличие общей идеологии.
Такая идеология была, к примеру, у итальянских неореалистов, когда разные люди - от аристократа Лукино Висконти до работяги Роберто Росселини - объединились и сказали: мы не хотим быть фашистами, мы не хотим жить в фашистском государстве. Общая антифашистская направленность этих лент сделала итальянский неореализм великим культурным явлением ХХ века. А потом общая идеология иссякла - и закончилось великое итальянское кино. Время от времени появляются неплохие фильмы. Одни - получше, другие - похуже. Но итальянской кинематографии сегодня нет.
А возьмите нашу кинематографическую "оттепель", когда с фронта пришли Станислав Ростоцкий, Яков Сегель, Лев Кулиджанов, Сергей Бондарчук, Григорий Чухрай и сказали: нет, мы не хотим больше ситуации, при которой 9 образцовых режиссеров будут разыгрывать в затхлых павильонах 9 образцовых киноопер, мы будем снимать фильмы про войну, про любовь, про жизнь. И тогда родились шедевры, которые составили славу нашего кино и которыми мы наслаждаемся до сих пор. Вот такого поколенческого усилия, прорыва я сегодня у молодых не вижу.
- А что, на ваш взгляд, могло бы стать основой этой общей идеологии?
- Наше общество, искренне пытаясь совершенствоваться, все-таки во многом и нынче живет по диким законам криминального олигархического капитализма, где главный девиз звучит так: деньги решают все, а без денег ты никто и ничто. Послушайте, как разговаривают между собой молодые режиссеры. "За пару уик-эндов мой фильм срубил около двух миллионов долларов. - А мой - два с половиной". И никто не говорит: на моем фильме заплакали два человека. Это дурной вкус. Моветон.
Мы и не заметили, как вырастили поколение, целиком ориентированное на успех, прежде всего материальный. А ведь нет такой категории в искусстве, как успех. А если и есть, то эта категория фальшивая, даже, можно сказать, злодейская. Быть Высоцким, быть Окуджавой и иметь при этом ошеломительный, немыслимый, запредельный народный успех - это одно. А писать незатейливые стихи в изначальном расчете на успех - это, извините, расчет шлюхи, которая прикидывает, как бы ей получше показаться грязному пьяному клиенту, чтобы тот гонорар заплатил побольше.
Этому роду успеха учат теперь в школе и по телевидению. Буквально сегодня с утра наблюдал одну передачу, где юных девушек натаскивают, как им лучше охмурить своего начальника, чтобы сделать успешную карьеру. И надо ли ему, этому начальнику, извините, сразу же "дать" или только пообещать, а исполнить по подписании приказа... Если о таком успехе мы говорим, то, наверное, все-таки лучше его не надо...
А общей идеологией нашего кино могла бы стать такая простая мысль: деньги в нашем обществе решают не все или, если угодно, деньги мало что решают. А решает Господь Бог, земля, на которой ты родился, люди, которые тебя привели в этот мир, твоя бессмертная душа, в конце концов. А деньги - всего лишь инструмент, удобный или неудобный, чтобы общество функционировало, развивалось. Как это ни смешно звучит, но эта старая истина могла бы стать сегодня основой идеологии нашего "нового" кино. Но я не знаю ни одной картины на эту тему.
- Как ваши личные творческие усилия вписываются в поток ваших сегодняшних размышлений? Ведь со стороны может показаться, что экранизация "Анны Карениной" находится в стороне от того, что у вас наболело на душе...
- Да напрямую вписывается. Потому что мы не живем и никогда не жили в стране уик-эндов, шоппингов и кастингов. Мы живем в России - стране с великой историей и великой культурой. И подвиг русской литературы ХIХ века, в том числе и подвиг Достоевского, Толстого, Чехова, заключается в том, что она передала мировой цивилизации всеохватно полное представление о том, что такое русский человек, русский национальный характер, русская природа, русская ментальность. И лучшие умы на Западе по-прежнему воспринимают нас через призму Толстого и Достоевского, а не через призму мафиозных разборок, в которые тут и там вляпываются наши с вами соотечественники. Поэтому еще раз с помощью Толстого напомнить с экрана о том, как люди в России чуть больше века назад понимали успех, любовь, долг, измену, грех, раскаяние, - это в "успешную" эпоху блокбастеров и кастингов дело, я думаю, весьма своевременное.