ПУТЬ САМУРАЯ САШИ

Главная Жизнь 01:01 15 Ноября 2006 220

ПУТЬ САМУРАЯ САШИ

Имя Еситиро Накагава звучит, пожалуй, несколько экзотично для затерянного в степях калмыцкого поселка. Поэтому соседи называют его просто дядя Саша. У него два имени, две жизни, две родины. Японский летчик, сражавшийся во вторую мировую с американскими и

Кудрикова Валентина

Напечатать

В ДОМЕ САМУРАЯ ТОЛЬКО ИКОНЫ
Кругом степь, бескрайняя и по-осеннему мрачная. Вдоль дороги ни деревца, ни кустика - выжженная за лето трава да телеграфные столбы. За рулем "Газели", следующей из Элисты на юг Калмыкии, добродушный калмык Очир. Он знает всех своих пассажиров, по-свойски спрашивает их о делах.
- Говорят, у вас в поселке живет японский самурай Еситиро Накагава, - я тоже включаюсь в беседу.
- Так вы к дяде Саше? Да я прямо до его дома довезу, - охотно отвечает тот. - Только он, наверное, сейчас на рыбалке, большой любитель с удочкой постоять. К нему в последнее время многие приезжают - то из японского посольства, то из какого-то поискового клуба... В поселке его ценят - работал хорошо, недавно только на пенсию вышел, вежливый такой, почтительный. При встрече всегда чуть-чуть поклонится - и в самом деле японец. Только он скромный очень, не любит о себе рассказывать. А шрам у него на животе я сам видел - в виде креста.
Два часа езды - и мы в поселке Южном. Небольшой кирпичный домик за покосившимся забором мало чем отличается от соседских. Дядя Саша встречает меня по-японски сдержанно, но по-русски гостеприимно, сразу приглашая в дом.
- Разуваться не надо, прохладно, - предупреждает меня его жена, тетя Люба. - Ночевать у нас останешься, на диване постелим.
Вот так запросто, без всяких церемоний в этой русско-калмыцко-японской семье предложили остаться на ночь практически незнакомому человеку. С облегчением принимаю приглашение: ближайшая гостиница в пятидесяти километрах отсюда.
Добротный каменный дом постройки 1970 годов, проржавевшая калитка, по двору бродят куры и гуси. В доме тоже нет ничего, напоминающего о Японии. На стене православная икона, а не статуэтка Будды.
ОН НОСИЛ ПОВЯЗКУ СМЕРТНИКА
Дядя Саша и в самом деле немногословен. Он рассказывает о далеком детстве отстраненно, будто это было не с ним. За многие годы стерлись подробности, забылись детали. Родился в японском городе Ямагата. У отца был, как сказали бы сейчас, небольшой бизнес. В доме подрастали двое сыновей и четверо дочерей. Семья не раз переезжала - в Токио, потом на Сахалин.
- Учили нас всех одинаково, - вспоминает дядя Саша. - Нельзя убивать, нельзя воровать, нельзя обижать людей. А потом началась война, и все смешалось. Следовать этим правилам стало невозможно...
О войне Еситиро рассказывает неохотно: "Ничего хорошего нет в войне, а о плохом зачем вспоминать? Только расстраиваться". Ему было двадцать с хвостиком, когда он стал летчиком-истребителем, офицером Квантунской армии. Это было очень почетно - близкие могли гордиться им. Он даже носил на голове особую повязку - почетный знак, отличавший летчика от других военных. Это была повязка смертника.
С этической точки зрения Еситиро Накагава в России едва ли можно назвать героем, но по абстрактным военным меркам он, несомненно, им является. Офицер Накагава сбил 18 вражеских самолетов. С 1941 года воевал на Филиппинских островах против США, с января 1945 года - против Советского Союза на Сахалине. За высочайшее мастерство и мужество он неоднократно награждался японским военным командованием. А в августе 1945-го советские солдаты сбили его самолет.
Путь самурая оказался коротким. Еситиро Накагава не мог поступить иначе: уважение к традициям у него в крови, как у всякого японца. Воин до последнего часа должен быть бесконечно предан своему роду. Высшая степень преданности - готовность умереть, если выполнять долг невозможно. 26-летний юноша достал штык-нож и последовал древнему обычаю - совершил сеппуку, то есть харакири.
- Так делали многие японские солдаты, - объясняет дядя Саша свой поступок. - Все понимали: в плен попадешь - еще хуже...
Однако Еситиро Накагава было суждено узнать и реалии советского лагеря для военнопленных. Жизнь самурая окончилась, но жизнь человеческая продолжалась. Русский хирург Олег Павлович Терентьев тоже выполнял свой долг и следовал своей клятве. Он спас японского летчика от верной смерти. "Имя его я теперь до самого конца не забуду", - говорит дядя Саша, и в голосе его слышится и благодарность, и сожаление одновременно.
"РЫБАЛКА ЗДЕСЬ ЗНАТНАЯ..."
После освобождения из плена он так и не вернулся на родину, хотя возможность была. Быть в плену недостойно чести воина. К тому же в СССР, в Узбекистане, у него уже была семья - молодая жена и сын с русским именем Алексей. Его, как и дочь Галину, дядя Саша не видел уже много лет, хотя фотографии детей хранит. Не сложилось, разошелся с женой, уехал в Дагестан. И только потом переселился в Калмыкию.
В 60-е годы прошлого века здесь появился новый поселок с неоригинальным названием Южный. Русские, дагестанцы, армяне, азербайджанцы, аварцы, чеченцы - осваивать богатства калмыцких степей приезжали со всех концов Советского Союза, кто по распределению, кто по доброй воле. И сейчас в Южном при населении в шестьсот человек живут представители пятнадцати национальностей. Живут, кстати, очень мирно, хоть и бедно. Сегодня молодежь все чаще покидает Южный и едет на заработки в Москву, Ставрополь или в Краснодар, а сорок лет назад работы хватало всем - развивалось рыбное хозяйство, животноводческая ферма, строился водопровод.
Еситиро Накагава быстро ассимилировался в Южном - к тому времени он уже неплохо говорил по-русски, а внешность у него была для тех мест вполне обычной. Разве что скулы у калмыков пошире. Именно здесь он стал дядей Сашей, обзавелся новой семьей и приемными детьми. По-японски добросовестно работал механизатором на Чограйском водохранилище, рассказывают, что как-то раз даже спас трех тонувших женщин.
- Рыбалка здесь знатная, - говорит дядя Саша. - Судак, сазан. Тихо, спокойно...
ДВЕ ЛИНИИ ЖИЗНИ ПЕРЕСЕКЛИСЬ
Мы ужинаем вместе с семьей Накагава - дядей Сашей, тетей Любой, дочерью Оксаной и маленькими внуками Алешей и Игнатом. Чисто русская трапеза - картофельный суп на гусином бульоне, жареная картошка. О суши и прочих японских яствах в поселке Южном и не слыхали. "Вот досада: гость в доме, а хлеб не удался", - хозяйка явно скромничает. Хлеб здесь тоже пекут сами.
Потом дядя Саша показывает мне свой личный "кабинет" - строительный вагончик во дворе. Здесь стоят его любимые удочки, кое-какие инструменты. На фоне всего этого резко выделяется новенький чемодан с яркими наклейками и надписями на английском и японском. Дядя Саша достает из него пачку фотографий.
- Это мы с сестренкой, ее зовут Тоеко. Больше шестидесяти лет не виделись. А недавно встретились. Сначала она сюда приезжала, а недавно и я в Японии был.
Только в 2001 году дядя Саша решил попробовать снова стать Еситиро Накагава. Написал письмо в военно-поисковую организацию и попросил дать ему возможность снова увидеть свою первую родину. Ответ пришел не скоро: обстоятельства жизни бывшего японского летчика пристально изучались и российской, и японской стороной.
А потом вдруг приехала делегация из Японии. Расспрашивали обо всем, даже взяли анализ ДНК. Он подтвердил, что калмыцкий дядя Саша и в самом деле японский офицер Еситиро Накагава.
- Я с удивлением узнал, что и мой брат, и мои сестры живы, - рассказывает дядя Саша. - А потом Тоеко приехала ко мне в Калмыкию.
Говорят, сестра при встрече много плакала. Сложно сказать, чего в этих слезах больше - радости от встречи с братом или горечи от увиденного. Ведь жизнь в Южном далека от японской. Пенсия у дяди Саши небольшая, живут более чем скромно, экономят на всем. Правда, хозяйство выручает - огород, куры да утки. В поселке нет врача, не работает водопровод, дороги грунтовые. Весной и осенью самая популярная обувь - резиновые сапоги. В семь часов вечера жизнь замирает - на улицах нет ни одного фонаря, темнота в степи такая, что не видно вытянутой руки. "Зато рождаемость хорошая", - шутят по этому поводу сельчане.
Поразили японских гостей и огромные просторы неосвоенных земель. "Когда я сказал, сколько у меня земли в собственности, японцы просто ахнули, - рассказывает житель поселка Александр Бадмаев. - По их меркам я должен быть миллионером".
А этим летом настал и черед дяди Саши удивляться. Две линии его жизни пересеклись, и после шестидесяти лет разлуки он отправился наконец в Японию.
- Сейчас это совсем другая страна, не та, которую я помню, - делится он впечатлениями. - Не осталось ничего довоенного. Высокие дома, широкие улицы...
Еситиро Накагава заново познакомился со всей своей японской семьей. Брат Ешио - владелец ресторана, сестра Тоеко - медик. Все, конечно, немолоды, но от российских пенсионеров отличаются разительно. Вместе вспоминали и пели старые японские песни. А на могиле матери Еситиро расплакался, как ребенок. Будто и не было этих десятилетий.
- Разговаривали и по-японски, и через переводчика. Я ведь за шестьдесят лет и язык родной уже забыл. А пока начал вспоминать, уже и домой надо было возвращаться...
Домой - это сюда, в Калмыкию. К жене, дочери и внукам, хоть и не родным, но все равно своим. "Мы думали, что он и не вернется уже, - говорит сосед. - Тетя Люба вон как плакала. А он приехал, и быстро - всего-то две недели не было".
Да, родина у него теперь здесь. Как и положено самураю, он хранит ей верность.
...На следующий день дядя Саша лично провожает меня до автобуса.
- Белой дороги! - по-калмыцки прощается дядя Саша. - Приезжай к нам весной, в апреле. Степь цветет, красиво...
Вместо цветущей сакуры он вот уже больше тридцати лет любуется цветущей калмыцкой степью.

Напечатать

Жизнь 00:03 / 11 Октября 2024 10160

Охота на ведьм

У россиян бешеный спрос на услуги колдунов, тарологов и нумерологов

Ирина Хмара, спецкор «Труда»

Труд

Фото: © Voller Ernst / Hermann Fuss, globallookpress.com

В Госдуме предложили карать по закону любителей навести порчу или приворожить любимого. Депутатов вдруг озаботило, что народ к колдунам, тарологам и нумерологам валом валит, спрос на их услуги бешеный —...