Истории с "эксгумацией" послания можно бы придать вполне юмористический характер. Например, обратив внимание на то, как стремление "партийной смены" приобщиться к вечности напоролось на элементарную технологическую небрежность. Но, честно говоря, смеяться не хочется. Ведь в качестве "получателя" выступила вовсе не коммунистическая организация, а партия, подчеркивающая свою идейную и всякую другую близость к президенту страны (хотя на капсулу претендовали и КПРФ, и ОВР, их оттеснили функционеры "Единства")...
В принципе стремление соединить разорванное историческое время - вещь, крайне необходимая любой стране, где этот разрыв произошел. Кем себя ощущает народ - звеном в неразрывной цепи или песчинкой? Хозяином своего дома или жильцом-арендатором? Чем вдохновляется? Какие традиции бережет? Не ответив на эти вопросы, не обрести почву под ногами. Мы остаемся непонятными не то что миру, но и сами себе. Мы бросаемся из крайности в крайность, не чувствуя, где начинается пропасть. Наконец, мы не можем обрести чувство единого народа - не в смысле единомыслия, а в смысле общей судьбы. Отсюда - наша агрессия по отношению друг к другу и к остальному миру, наши комплексы, перемежающиеся рецидивами мании величия.
В истории России, как и в любой другой стране, бывало всякое. Например, Смутное время - безвластия и польского нашествия (в начале XVII века). Но даже тогда, к 1613 году, Россия смогла преодолеть его, подняться против "католизации" потому, что не захотела менять свои ценности, свои привычки, традиции, которые в срединной России связывались с православием. Или петровские времена, когда государство подверглось модернизации на европейский манер. Но и Петр не смог превратить Россию в благополучную Голландию. Глубинное народное сознание осталось нетронутым. И слава Богу. Этим я вовсе не хочу сказать, что России на веку написано оставаться патриархальной страной (хотя есть немало людей, только в таком виде и воспринимающих ее). Речь о том, что для каждой страны есть свои пути, средства и темпы развития. И когда власть не считается с этим, пытаясь загнать жизнь в схему, наступает катастрофа.
Такая катастрофа наступила у нас после октября 1917 года. И дело тут было вовсе не в самой революции. Катастрофа заключалась в том, что большевики осознанно, хотя и не без усилий, сумели разорвать историческое время, лишили Россию ее прошлого, ее памяти. Это было достигнуто двумя средствами. Во-первых, они "запретили" само прошлое - объявили создание совершенно нового государства, лишь территориально совпадающего с Российской империей; одним декретом отменили все правовые акты, существовавшие до 25 октября 1917 г.; обрушились с гонениями на религию, один из главных мостов, соединяющих прошлое с настоящим; произвели отбор тех деятелей культуры, чьи взгляды и произведения "не мешали" строительству коммунизма (одно время даже Пушкина не прочь были отнести к "мешающим"). Во-вторых, большевизм создал разветвленную систему "промывки мозгов", задачей которой было создание "нового человека". Не удовольствовавшись одной лишь государственной властью, он ради своих теоретических постулатов покусился даже на природу человека. Эта новая мировоззренческая система, к счастью, не укоренилась в головах всех людей. Но она смогла изувечить сознание большинства людей, стереть в этом сознании историческую память вместе со многими национальными, не такими уж плохими, традициями.
И вот возникает естественный вопрос. "Продолжать историю" - это что? Обращаться к ценностям российского народа, сформированным за тысячелетие или за семьдесят лет советской власти? Нам говорят - брать самое хорошее. Но кто и как определит это "хорошее"?..
Тут задача, которую нужно решить, не расколов общество. Дело в том, что мечта о справедливом мироустройстве, о братстве людей никогда не покидала человечество. Мы - не исключение. Но в России в начале XX века произошло самое страшное: эту мечту оседлали, монополизировали последователи учения, которое не только не ведет к справедливости, но становится основой для превращения личности в "орудие производства", в средство удовлетворения амбиций очередного вождя. Знаю, что очень многие не воспринимают советское прошлое так же, как коммунисты в свое время заставляли воспринимать "царизм", сопровождая его характеристиками "темный", "мрачный", "кровавый". Очень многие оказались не готовыми к тому, чтобы отделить свои мечты о светлой жизни от практики коммунизма. Одни до сих пор считают, что все дело было лишь в плохих правителях, а не в ложности идеи. Другие на фоне нынешнего состояния жизни нередко испытывают "синдром освобожденных заложников" (его называют "стокгольмским" или "хельсинкским"), состоящий в том, что заложники террористов, находящиеся в их руках долгое время, начинают с благодарностью вспоминать преступников ("нас не очень обижали", "давали есть" и т.п.).
Поэтому, конечно же, невозможно вычеркнуть прошедшие 70 лет из истории страны. Иначе мы поступили бы, как те же большевики. Воссоединение времен требует иного: разъединить в сознании людей неизбывную мечту "о лучшем обществе" и те средства, теоретические постулаты, на основе которых мы попытались реализовать эту мечту. А для этого необходимо с максимальной объективностью дать не "просто" политическую, а правовую оценку этому периоду истории. Только так можно расставить точки над "i", не деля людей на "своих" и "чужих".
Наверняка и после этого останутся приверженцы коммунистического учения. Но это будет их личным делом. У общества же появится основа для самоопределения. Преступления будут названы преступлениями - в юридическом, а не в публицистическом смысле. Это нужно вовсе не для наказания кого-то, а лишь для того, чтобы нам самим научиться наконец отличать преступления от великих дел. Мы поймем, чем и кем можем гордиться, а чего должны стыдиться. Стыд - благотворное качество. И по тому, чего именно стыдится человек или народ, окружающие судят об уровне его нравственного состояния...
1 ноября президент Владимир Путин посетил в Париже кладбище Сент-Женевьев де Буа, где покоятся многие русские эмигранты, бежавшие от большевиков. Жест замечательный. Но достаточно ли только этого для примирения общества и для того, чтобы у нас было моральное право сказать им, страдавшим вдали от Родины: "Простите нас"? Нет. Только назвав все вещи своими именами, мы можем заслужить это право.