"Почему почти в каждом доме есть либо фигурка клоуна, либо рисунок с его изображением, а почти у каждого поэта - стихотворение, посвященное ему?" - спрашивает меня Полунин. И сам же отвечает: "Значит, есть в клоунаде что-то магическое, вечное. Я чувствую такой мощи традицию, что на ней могу надстраивать что угодно"... В сущности, он гениальный самоучка, стаскивавший свое добро отовсюду, где оно "плохо лежало" или бесхозяйственно пылилось в чулане.
"На самом деле я учился в библиотеке - семь лет, с заходом в армию, с девяти и до закрытия. Читал все подряд, самообразовывался". Обожатель раннего Чаплина исходил эту традицию вдоль и поперек и - "ушел в сторону". Создавший, наподобие Бастера Китона, свою теорию трюка, он в конце концов вовсе отказался от трюка - в пользу лирики. Постигнув эстетизм Марселя Марсо, он вдруг ткнулся носом в стекло, отгородившее клоунаду от зрителя, - и разбил его. И рванул на улицу, стал тормошить народ и колобродить в толпе, "месить все вокруг" - так вышел грандиозный фестиваль клоунских и бродячих театров "Караван мира", с которым он исколесил всю Европу. Он пересоздал клоунскую традицию...
80-е годы - это годы его триумфа в России, и жаль, что сейчас эту традицию эксплуатируют и тиражируют все, кому не лень, а его порой воспринимают "эпигоном своих эпигонов". Это не его, а наша проблема. Мы помним его ребячливого героя Асисяя, как помним свою молодость, и нам хочется, чтобы ничего не менялось: нос алым шариком, шарф алым языком пламени, желтый цыплячий комбинезон. От того, что цвета вроде прежние, нам кажется, что он не изменился. "Изменился, конечно, - говорит Полунин. - Стал старше. Нервнее, может быть. Мой герой вобрал в себя мой опыт. Он все время о чем-то задумывается, о чем-то вздыхает и потому замирает". Что-то хочет решить - и все не решается. Белый сияющий грим сменился черным - Асисяй возмужал и оброс щетиной, красный носик обвис малиновой дулей, и шарф поблек, и комбинезон собрался в складочки, как морщинки на лбу, и волосы, когда-то стоявшие дыбом в разные стороны, теперь поседели и, как пух (как нимб?), летят вокруг лысины. Но он не стал от этого защищеннее перед агрессивным миром. Жест стал скупее, но точнее. Чувства прозрачнее. Брови печально встали домиком, уголки губ поползли вниз и руки разведены - "не знаю, не умею, не понимаю"... Но снова он выходит один на один со снежной бурей, чтобы разглядеть сквозь метель дивный идиллический образ: маленький мальчик в желтом комбинезоне тянет сквозь пургу свой игрушечный поезд - череду крошечных домиков со светящимися окошками, из труб которых идет дым...
Говорят, что наша, может быть, самая лирическая актриса Марина Неелова чуть ли не весь его спектакль проплакала. И одной ли ей в этот вечер столкнувшейся, благодаря Полунину, лицом к лицу с красивыми тайнами мироздания, было так печально?
Вячеслав Полунин сочинил после "Шоу снов" спектакль "Дьяболо", "метафизическую клоунаду" с Михаилом Шемякиным, репетирует со старой командой ленинградских "Лицедеев": "Я уверен, что мои чуваки, оказавшись в любой компании, станут ее центром. Это их суть, они такие по жизни". Поддержанный мэрией, он обдумывает идею своего театра в Москве, вместе с Конфедерацией театральных союзов обсуждает программу уличных и клоунских театров на театральной Олимпиаде в Москве 2002 года...
Доживем - увидим: как последние станут первыми.
15:06
Два Героя на волнах
