В сентябре 1946 года появилось постановление Политбюро ЦК «О состоянии дела с академическим изданием сочинений Л.Н. Толстого». В суровом документе объявлялось о создании «государственной комиссии по наблюдению за изданием» толстовского собрания, причем в эту комиссию не включили ни одного толстоведа. А, собственно, зачем? Великому классику требовались не литературоведы, а цензоры...
В надзирательный орган были включены всего пять деятелей: по представителю ЦК и правительства, историк-академик и два писателя — Михаил Шолохов и генеральный секретарь Союза писателей (была тогда такая должность!) Александр Фадеев. Толстоведы были включены лишь в редколлегию.
И что дальше? Шолохов видит, что в постановлении Политбюро предъявлен суровый счет прежним издателям: «Серьезные ошибки... Как в вышедших, так и в подготовленных к печати томах отсутствуют вступительные статьи, освещающие мировоззрение Толстого с ленинской точки зрения...» Опять политика! Еще критика: «Включены все его реакционные религиозно-философские произведения, их различные варианты, а также составленные Толстым конспекты религиозных книг...» И опять критика: «Не соответствует задачам воспитания советской молодежи и наносит ущерб идеологической работе партии...» В концовке — приговор тем, кто прежде готовил издание: «Не способны проводить ленинские взгляды...» Такой вывод делался параллельно с выходом печально известного доклада Жданова «О журналах «Звезда» и «Ленинград», так что звучал он очень зловеще.
По сути, этим постановлением партийное руководство отменило свое же, от 1928 года, решение, которое было обнародовано на титульном листе первого тома толстовского собрания сочинений: «Государственная редакционная комиссия не имеет ни намерения, ни полномочия что-нибудь скрывать или сокращать в наследстве Толстого». И вот уже Александр Фадеев раздает директивы такого рода: «Следовало бы заменить встречающиеся в рукописях Л.Н. Толстого нецензурные слова — многоточием». Второе письмо Фадеева издателям расставляло все точки над i: «Мы не сделаем ничего без того, чтобы знать мнение руководящих инстанций... Мы пойдем на это только при условии, если эти инстанции поддержат нашу точку зрения, согласятся с ней». Генеральный секретарь СП стал перечислять: и это-де неприемлемо для публикации, и то. Покусился даже на толстовские дневники — конечно же, от имени «широких масс»: «Можно сказать, читатель протестует против этого». Особо выделил в письме тот факт, что не все члены комиссии готовы исполнять требования Политбюро. А все из-за того, что не разобрались в сути тех толстовских сочинений, которые «открыто реакционны и являют собой пропаганду религии».
Так кто же из пятерки «наблюдателей», удостоенных особого доверия Политбюро, не блюдет идейное единство? Оказалось, Шолохов! Это он отправил из своей Вешенской директору издательства четкую и краткую телеграмму: «Мой дорогой друг зпт заседании быть не могу тчк Я за полноценное издание Толстого тчк Передай мой низкий поклон Родионову зпт его супруге тчк Обнимаю Твой Шолохов». Родионов, поясним, — редактор тома.
Да, именно так: Михаил Шолохов отважно выступил против цензурирования Толстого! За автора гениального романа «Война и мир» вступился автор гениального «Тихого Дона» (напомню, что Шолохова стали величать на Западе вторым Толстым уже после появления первой части его казачьей эпопеи)...
А вот вам другой случай, тоже многое говорящий об уровне бдительности и надзора, царивших в партийном руководстве идеологией. Однажды мне сообщили в Госкомитете по печати (издательство «Художественная литература» было подчинено ему) о том, что быть в Большом театре торжественному собранию с участием руководителей партии и правительства в честь 150-летия Льва Толстого. В ответ родилась идея: одарить участников торжеств издательским сувениром. И было решено отпечатать факсимильно первую страницу женевского выпуска газеты «Пролетарий» за 1908 год (№ 35), органа РСДРП. Почему этот номер? Там была напечатана знаменитая ленинская статья «Лев Толстой как зеркало русской революции».
Изготовили пробный оттиск, и я с ним устремился к начальству в свой Комитет. Застал зампредседателя. Он порадовался: факсимиле в те годы были редкостью. Но затем принялся вчитываться в еще одну статью на этой же газетной странице. И вот уже звучит категоричное: «Убрать!» Как убрать? Зачем? Ведь на газетной полосе возникнет белое пятно, скажут, цензура. И что может быть вредного в газете «Пролетарий», вышедшей 70 лет назад? А мне в ответ: «А что скажет руководство?! Что идейного противника Ленина пропагандируем! Нет, не будем рисковать. Расположи текст так, чтобы белое пятно не бросалось в глаза...»
Что же такого пришлось вырезать из старой газеты? Да напечатанную Лениным статью австрийского социал-демократа Карла Каутского «Профессиональные союзы и партия». Того самого «ренегата Каутского», восхвалявшего потом Ленина: «Нужно быть сумасшедшим, чтобы не признать величия Ленина». Но при этом принципиально не принимавшего доктрину большевизма.
Дули на воду — и все равно идеология, охраняемая с такой свирепостью, рухнула в одночасье. Чем не урок?
