СОЛОМОН ВОЛКОВ: ШОСТАКОВИЧ НЕ БЫЛ ТРУСОМ

Главная Жизнь 01:01 12 Сентября 2001 141

В Ленинграде 60-х годов его называли "советским Дягилевым". Возможности стать неплохим скрипачом, одним из многих, он предпочел карьеру совсем иного рода. Взялся за организацию фестивалей новой музыки. Сблизился с рядом выдающихся людей своего времени. Но

Бокман Семен

Напечатать

- Дойдет очередь и до мемуаров Шостаковича, - успокоил, впрочем, меня Соломон Волков, когда я позвонил ему в Нью-Йорк. И согласился с учетом давнего нашего знакомства изменить обыкновению (российским журналистам он практически не дает интервью): ответить на ряд вопросов корреспондента "Труда". Начали мы с попытки выяснить, что послужило толчком к литературной деятельности моего собеседника.
- Именно то обстоятельство, что судьба свела меня еще в сравнительно юном возрасте с такими вот эпохальными фигурами русской культуры ХХ века, с "уходящей натурой" столетия.
- Но ведь ни Ахматова, ни Шостакович не были легко доступными, светскими людьми. Почему они доверились вам?
- Не нужно преувеличивать степень их недоступности. Шостакович, будучи депутатом и руководителем Союза композиторов РСФСР, ежедневно сталкивался с десятками людей. Вокруг него вращался огромный "хоровод". Круг Ахматовой был не столь широк, но и ее нельзя назвать полной затворницей. Другое дело, что уже в процессе общения эти великие люди производили какой-то "отбор". Очевидно, я его прошел. Правда, в случае с Ахматовой до написания совместной книги не дошло, такой задачи и не ставилось ни мной, ни ею...
В 1965 году я позвонил в ленинградский Союз писателей и сказал, что мы, участники квартета консерватории, хотели бы сыграть для Ахматовой. И в ответ услышал: "Зачем же только для Ахматовой? Давайте организуем концерт для членов ленинградского отделения Союза писателей". Вежливо поблагодарив за встречную ценную идею, я повесил трубку. Ясно было, что из обращения в официальную инстанцию может получиться только официоз. Тогда я, раздобыв телефон Ахматовой через каких-то общих знакомых, позвонил ей самой. Представился и сказал: хотели бы для вас поиграть, как вы относитесь к этой идее? Она - как будто с такими предложениями ей звонили каждый день - спокойно ответила, что согласна в принципе, но подумает, что именно она хотела бы услышать, и попросила, чтоб я перезвонил через несколько дней. Я перезвонил, страшно волнуясь: вдруг она "закажет", например, квартет Брамса, которого в нашем репертуаре не было... А она говорит: "Я б хотела, чтоб вы мне сыграли что-нибудь из Шостаковича". А мы только что разучили его 9-й квартет, который еще даже не был опубликован. Вот что значит интуиция гения: Анна Андреевна уловила, что сейчас в музыке наиболее животрепещуще. Я же возрадовался чрезвычайно. Но предстояло еще уговорить моих "соквартетников" потратить воскресенье на поездку в Комарово, где жила Ахматова. Сейчас кажется: о чем речь, если зовет к себе такой человек? Хватаем свои скрипочки и футлярчики и мчимся. Ничего подобного. Один из участников квартета даже пошел к преподавательнице литературы, она же по совместительству парторг консерватории, выяснять, вправду ли Ахматова такая великая поэтесса...
Спустя уже много лет, когда рухнул железный занавес и в Нью-Йорк приехал в первый раз коллектив оркестра Кировского театра, я был приглашен на банкет и увидел идущего мне навстречу Витю Киржакова, первую скрипку нашего давнишнего квартета. Мы не разговаривали и не виделись больше четверти века, но вместо приветствия я с ходу ему сказал: "Ну, кто был прав?" И он понял, что я имею в виду. И засмеялся. Потому что тогдашняя поездка к Ахматовой действительно оказалась самым памятным концертом в его жизни...
- А как происходило ваше сближение с Шостаковичем?
- В 1960 году, еще будучи школьником ленинградской десятилетки при консерватории, я побывал на премьере его Восьмого квартета. Меня так потрясла эта музыка, что я написал рецензию. Отнес ее в ленинградскую молодежную газету "Смена", где ее и напечатали, и даже получилось так, что она стала одним из первых откликов на премьеру. Это, конечно, был вполне юношеский опыт, но вскоре после этого на каком-то из концертов мы с Шостаковичем познакомились - меня ему представили, и оказалось, что он рецензию читал. Дмитрий Дмитриевич, как полагается, произнес какие-то любезные слова. А для меня, 16-летнего школьника, это был один из первых уроков гения: Шостакович не стеснялся сказать о том, что он читает посвященные ему публикации. Часто же встречаешь людей, которые делают вид, что они ничего о себе не читают. Почти без исключения это поза и кокетство.
Решающим моментом нашего сближения стала постановка оперы "Скрипка Ротшильда" Вениамина Флейшмана - ученика Шостаковича, погибшего во время обороны Ленинграда. Мы ее поставили в Питере в Экспериментальной студии камерной оперы в апреле 1968 года. Это было очень дорогое для Шостаковича сочинение.
А практическое сотрудничество началось с предисловия Д.Д. к моей книге "Молодые композиторы Ленинграда", вышедшей в 1971 году. Когда я обратился к нему с просьбой о таком предисловии, он немедленно откликнулся, сам предложил место и время для встречи... Так что история наших отношений длительна, он знал, что может на меня положиться. Поэтому и решение делать со мной книгу воспоминаний не было случайным. Он понял, что опубликовать мемуары в Советском Союзе не получится, и разрешил мне издать эту книгу после его смерти на Западе, где она и появилась в 1979 году.
- А был ли все-таки Шостакович "компромиссным" человеком (в чем его нередко сейчас обвиняют)? Ведь подписал же он это знаменитое коллективное письмо против Сахарова...
- Тут вы совершаете типичную ошибку, путая совершенно разные сферы деятельности Шостаковича. Мой опыт общения с великими людьми советской эпохи показал, что они сравнительно рано выбирали для себя определенную тактику (я ее называю тактикой творческого выживания) отношений с властями. У Шостаковича существовали сфера собственно творчества и сфера общественной деятельности. Ему приходилось выполнять официозные функции - выступать на съездах, в партийной печати, что он и делал исправно, но как бы механически. Это было, по моему мнению, сознательное решение, принятое еще в довольно ранние годы, которое, возможно, помогло ему уцелеть, но повлекло и негативные последствия. В частности, вот видите, уже больше 25 лет прошло со дня его смерти, а для вас его "компромиссность" все еще проблема. И для многих, и для меня это, наверное, тоже проблема... А с другой стороны, вспомним его искреннее заступничество за Бродского, за десятки, сотни, может быть, тысячи других людей. Многих Шостакович практически вызволил из тюрьмы. Иоганна Адмони, ленинградского композитора, Дмитрий Дмитриевич просто вытащил из лагеря. Вот вам, кстати, еще один довод в споре о том, нужны или не нужны компромиссы. Мог ли Шостакович хоть одного человека вытащить из лагеря, если бы не входил в официальные структуры? Другое дело - шел ли он когда-либо на компромиссы в своем творчестве? Вероятно...
- Ну это же очевидно. У него немало просто плохой музыки.
- Но ведь и у Бетховена много плохой музыки. Мы судим о творцах по их пикам. Что же до компромиссов, то на них приходится идти в любом обществе. У меня есть знакомый, американский профессор-музыковед, который "смело" написал, что Шостакович "был трусом". Причем сам этот американец жаловался, что боится возразить одному своему могущественному оппоненту, тоже профессору, потому что тот мог его лишить какой-то очередной субсидии... Шостакович не боялся противоречить Сталину! У них была встреча по поводу гимна Советского Союза, где Шостакович вступил со Сталиным в спор лицом к лицу...
- Был ли Шостакович коммунистом по убеждению?
- Он был, скорее, народником, русским интеллигентом, болевшим за миллионы страдальцев. Да, Шостакович в 1960 году вступил в партию. Но сейчас опубликованы свидетельства его близких друзей (Исаака Гликмана, Льва Лебединского), из которых ясно, что он не верил в коммунистическую идею был в полной истерике от того, что его заставили совершить этот шаг, которого он не хотел, даже думал о самоубийстве... Об этом вспоминает и сын Шостаковича Максим.
- В недавнем интервью Валерий Гергиев назвал вас крупной фигурой, человеком, много сделавшим для русской культуры. Как же вам, с вашей питерской закваской, живется в Америке? В какой мере приспособились к здешней жизни?
- Я ощущаю себя деятелем русско-американской культуры. Считаю, что есть такая. И у нее появились свои традиции, свои классики: Стравинский, Набоков, Баланчин, Бродский, Довлатов... Моя жена Марианна недавно выпустила в Москве альбом своих фоторабот, сделанных за последние четверть века, так и озаглавленный - "Мир русско-американской культуры"...
- Ваши книги изданы на 20 языках. Вы, очевидно, стали состоятельным человеком. Как используете это преимущество: ездите на Канары, обедаете в дорогих ресторанах, покупаете дома?
- Ничего из того, что вы перечислили, я не делаю. Главное, что мне обеспечивают деньги, которые я получаю за свои книги, - это возможность сесть и писать следующую книгу. Аванс от американского издательства позволяет мне лет 5-7 трудиться над следующим проектом. Это для меня главная роскошь...

Напечатать

Жизнь 13:00 / 27 Ноября 2024 12914

Армия освободила Новую Ильинку на берегу Кураховского водохранилища

В боях за село отличились подразделения группировки российских войск «Центр»

Кадр видео: страница Министерства обороны РФ «ВКонтакте»

В ходе специальной военной операции подразделения группировки войск «Центр» Вооруженных сил России освободили населенный пункт Новая Ильинка в Донецкой Народной Республике. Об этом сообщила в социальной сети «ВКонтакте»...