- В Доме литераторов, где выступали и вы, одна дама не сдержала удивления: "А я думала, что русских поэтов уже не существует!" Как же все-таки обстоят дела с поэзией, есть она сегодня или нет?
- Если говорить о людях, которые пишут стихи, то они неистребимы во все века, и имя им - легион. Это они создают атмосферу, фон, как бы электрическое поле, без которого не будет ни молнии, ни грома. А собственно поэты - явление редкое, небесное. Они "присылаются" к нам, чтобы остаться с нами навсегда. Их немного и вместе с тем достаточно, чтобы мы сохранили в себе то самое возвышенное, что положил в наши души Господь. Вообще, поэзия, по-моему, лежит в основе всех религий. Это она превратила первобытные инстинкты в высокие человеческие чувства, внушила нам понятие сострадания, любви, чести. Под поэзией я имею в виду здесь не только стихи, но и музыку, живопись, скульптуру, танец - все искусства, одухотворенные и проникнутые ею. Поэзия является каждому человеку одновременно с желанием увидеть этот мир прекрасным. И связь тут примерно такая: если поэзия нужна людям, она есть, если не нужна - нет. Ну а удивление той дамы вызвано тем, что в наши дни на устах у большинства то, что широко разрекламировано, "раскручено". Но поэзия - вне мира рекламы.
- Это теперь. Но вы входили в литературу довольно давно, во времена Николая Рубцова, с которым были знакомы и вместе учились. Что изменилось сегодня в литературном мире, а что осталось как прежде?
- Вот ведь у нас как заговорят о Рубцове, так сразу о том, как вместе водку пили. Ну ничего тут зазорного нет: водку действительно вместе пили, зато стихи все писали поврозь и по-своему. Коля Рубцов - как Рубцов, Боря Примеров - как Примеров, Лева Котюков - как Котюков, также и все прочие.
Важно другое. То, что я был довольно близко знаком с Рубцовым, - это случай. Но то, что он и его стихи не могли пройти мимо меня, - это факт! В те достославные и фантастичные времена каждая напечатанная строка становилась явлением литературы, и если эта строка была талантлива, автор, как ни трудно сейчас себе это представить, моментально становился знаменит на всю страну. Однако напечатать эту строку было великой удачей, гораздо труднее, чем написать. Нынче наоборот, можно напечатать ворох стихов, но из-за мизерных тиражей и всеобщего невнимания, равнодушия к поэзии вас будет знать только крайне узкий круг ваших близких.
- Вашей поэтической визитной карточкой долго считались стихи "Во деревня, во дает", где сильны фольклорные мотивы. Каково ваше отношение к народной традиции теперь?
- К традиции в нашей литературе отношусь как к родной матери. В народной культуре - исток всего. Как-то в телепередаче показывали старинные прялки расписные, яркие, лаковые. И подумалось: зачем нашим предкам понадобилось украшать их? Ведь это долго и дорого. Тогда я понял: люди хотели одеть в плоть любовь к родному очагу, к малой отчизне и передать эту любовь своим детям. Душа народной поэзии - любовь к Родине.
Но, к примеру, о творчестве Лермонтова было бы недостаточно судить по одной его "Песне про купца Калашникова". Тут я вряд ли буду оригинален: почти все наши замечательные поэты с теплым сердцем причащались к древним и не очень древним литературным источникам и, вдохновляемые ими, достигали чудесных высот. Но все же наибольшего успеха добивались не когда напрямую следовали стилю былины, песни, частушки, а когда по-своему переосмысливали народный стих и уснащали собственные произведения душевной мелодикой, так свойственной всему русскому...
- А кто из поэтов-классиков оказал на вас наибольшее воздействие?
- Да все! Как-то неудобно выстраивать список, да еще и по ранжиру. И все-таки кроме невероятных корифеев - Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Фета, Блока... самыми задушевными были и остаются Яков Полонский, Сергей Есенин, Иван Бунин, Владимир Набоков. Выстраивалось все это не сразу. Бывали случайные и, конечно же, неслучайные болезни-увлечения. Так, юношей я был потрясен стихами и судьбой несчастного Надсона. Немного позже - ошарашен могуществом и талантом Маяковского, в шестидесятые годы меня буквально ослепила многоцветная яркость и языковая мощь Павла Васильева.
- Не секрет, что за исключением единиц "раскрученных" литераторов большинство ваших собратьев ныне с трудом сводят концы с концами. Некоторые занялись поденной литературной работой. Другим пришлось переквалифицироваться в сторожа, вахтеры, охранники. Вы тоже, как я знаю, не особо отмечены премиями и высокими гонорарами. Ваша вторая ипостась - профессия плиточника - отвлекает от работы или, может, "содействует"?
- Все, что отвлекает от "поэтической работы", смертельно мешает ей. И все же сторонний заработок обеспечивает некоторую свободу существования, а значит, и творчества. Каждый труд, будь то ремесло или служение, дает уверенность человеку если уж не на далекое время, то на какой-то определенный срок. Он знает, что любое его движение, его деятельность будут определенным образом оплачены. Творчество - другое дело. Мало того, что поэт (или художник) в принципе не уверен, когда и что у него получится. Он еще не знает, что станет с плодами его творчества: будут ли они востребованы или пропадут втуне. В этом трагизм литературного труда. Но мы не унываем. Признание и почести - приятны, но второстепенны. А вообще-то поэты - люди веселые.
- Поэзия предполагает отзвук, отдачу, отклик. Кто он, ваш читатель? Чувствуете ли вы эту связь?
- Я помню, как на поэтических вечерах перед огромными аудиториями проходили чередой выступающие "поэты", и всех их, от мала до велика, встречали и провожали громкими овациями. Аплодисменты приятны, но обольщение ими опасно.
Найти сочувствие и понимание одного читателя - не проще, чем ста. Но по большому счету твой самый требовательный читатель - ты сам.
- А если взглянуть на взаимосвязь поэта и публики пошире: литература и жизнь - это два параллельных или пересекающихся потока?
- Вопрос параллельности и в геометрии неоднозначен. Есть подход Евклида. Лобачевский смотрел на проблему уже иначе. Я бы сказал так: если вы умеете читать и писать - ваша жизнь уже неотделима от литературы. Человек, прочитавший "Войну и мир", становится другим. Для человека культуры жизнь и литература не просто "орел и решка" одной монеты, а скорее туго переплетенный стальной трос.
- Что вы думаете о России третьего тысячелетия?
- О каком тысячелетии может идти разговор, когда нас ежедневно трясет, как на вулкане. Однако очень хочу, чтобы дети моих детей, если род наш не пресечется, жили бы в большой и счастливой стране под названием Россия.
- И когда же будет на нашей улице праздник?
- К сожалению, у меня нет этого календаря.
СТИХИ КОНСТАНТИНА КОЛЕДИНА
ВО ДЕРЕВНЯ
Ростом вышел паренек -
Головой под потолок,
Он и пашет, он и жнет -
Во деревня, во дает.
А как выкатится в круг,
Каблуками - стук да стук.
Да в присядку, взад-вперед -
Во деревня, во дает.
А гармошка горяча -
От плеча и до плеча.
И глухой разинет рот -
Во деревня, во дает.
Как срубил себе избу,
Петухи глядят в трубу.
Так и ахнул весь народ -
Во деревня, во дает.
А невесту сговорил -
Чуть людей не уморил.
До плеча не достает -
Во деревня, во дает.
Пригласят к себе гостей -
Стол прогнется от сластей.
Чай индийский достает -
Во деревня, во идет.
Народили пацанов -
Не накупишься обнов.
Всяк и пляшет и поет.
Во деревня, во дает.
МАДОННА ЛИТТА
Ну что ж, она теперь святая,
Уж если так хотите вы.
Теперь к ней ангелы слетают
И поклоняются волхвы.
Навек ушедшая от мщенья
Порока жаждущей толпы,
Теперь пребудет утешеньем
Для всех увечных и слепых.
Она сидит, потупя очи,
Благообразна и тиха,
Как будто никому не хочет
Поведать тайного греха.
* * *
И была у собаки хата.
В хате - печь да плита.
Было у меня два брата -
Один - сирота.
А еще в ней было оконце.
Всего два окна.
В каждом оконце - по солнцу.
В одном - луна.
И случись на меня напастье,
Такая, видать звезда:
Было у меня два счастья -
Одно - беда.