На старинный вопрос, был ли Пушкин знаком с Лермонтовым, саратовская исследовательница, автор книги «Рисунки Пушкина как графический дневник» Любовь КРАВАЛЬ отвечает утвердительно. Она считает, что пушкинские рисунки — это его дневники, просто надо уметь их читать. Вот как расшифровала Любовь Александровна сюжет возможной встречи двух гениев русской поэзии, исследуя один из рисунков Пушкина.
Главный принцип прочтения графики Пушкина — внимание к детали, к штриху, — считает моя собеседница. — В рисунках Александра Сергеевича нет ничего «просто так», а многие из них построены по типу ребуса. Давайте вместе размышлять над одной из таких загадочных страниц и искать ответ на вопрос, который мучил многих исследователей..."
Первый биограф Лермонтова П.А. Висковатый высказался вполне определенно: «Поэты встретились в литературных кружках». Сослуживец Лермонтова и знакомый Пушкина гусар граф А.В. Васильев говорил, что Пушкин «восхищался стихами» юного поэта и предсказывал: «Далеко мальчик пойдет». Но свидетельства такого рода почему-то считались не вполне достоверными. А между тем рисунок Пушкина, который он набросал осенью 1835 года в приходно-расходной книге баронессы Евпраксии Николаевны Вревской (Зизи Вульф), позволяет предполагать, что встреча двух поэтов состоялась.
Любовь Краваль напоминает, что аллегорические картины, виньетки, альбомные ребусы в начале ХIХ века в дворянских кругах были широко распространены. Книги по символике и эмблематике были настольными. Иносказания разного рода составляли стиль эпохи. «В сентябре 1835 года Пушкин часто гостил то в Тригорском у Прасковьи Александровны Осиповой, то в Голубово у Вревских, — напоминает нам моя собеседница. — В одно из таких посещений Голубово и возник набросок, который мы попытаемся разгадать. Лист изрисован сплошь, в разных направлениях, казалось бы, беспорядочно. Поистине «смешались в кучу кони, люди», гористый пейзаж, пни... Но еще А.М. Эфрос заметил, что здесь все «сцеплено и осмысленно, все рисунки соподчинены».
Любовь Краваль подробно рассказывает о рисунке, разобраться в котором дано лишь подлинному знатоку поэта и его эпохи: «В центре композиции — большой портрет Алексея Вульфа, сына Прасковьи Александровны. Выше — профиль самой Прасковьи Александровны, верного и преданного друга Пушкина. В зачеркнутом профиле молодой женщины с высоким лбом угадывается хозяйка тетради — Евпраксия Николаевна Вревская. Но интересующий нас портрет — лицо мужчины — Пушкин делает, перевернув лист. Тем самым как бы вычленяя новый персонаж из семейства Осиповых — Вульфов — Вревских».
Некоторые исследователи отождествляли изображенного на рисунке человека с героем Отечественной войны Денисом Давыдовым. Выпуклые глаза, волнистые волосы. Но известно, что лоб у Давыдова вполне классический, в то время как у незнакомца линия волос начинается почти у соединения лобной кости с теменной — черта редкая, характерная. Пушкин не мог не отметить ее своим зорким взглядом.
Современники примечали у Лермонтова «широкий и большой», «необыкновенно высокий лоб» (что мы видим и на его автопортрете 1837-1838 годов). Совпадают с лермонтовской иконографией и другие черты в пушкинском рисунке: скошенные брови, с небольшим изломом в самом начале, мягкая линия вздернутого носа с круглыми «фыркающими» ноздрями, хрупкая мальчишеская шея, шелковые волосы, а также грустные глаза с «калмычинкой». Художник М.Е. Меликов описал их: «Глаза калмыцкие, живые, с огнем, выразительные, пламенные, но грустные по выражению», смотревшие «приветливо, с душевной теплотой». Кое-кому могут показаться слишком длинными усы. Но на зарисовках, сделанных в разное время, видно, что Лермонтов менял и стрижку, и прическу, носил усы разной формы. На посмертном портрете работы Р. Шведе мы видим длинноватые — калмыцкие — усы, как и на рисунке Пушкина.
«Значит, Пушкин встречался с Лермонтовым? Запомнил его? — рассуждает исследовательница. — В таком случае возникает вполне законный вопрос, почему это лицо вспомнилось Пушкину именно у Вревских. И на него есть ответ. Только что вышел и дошел до обитателей Голубово августовский номер «Библиотеки для чтения», в котором опубликована поэма М.Ю. Лермонтова «Хаджи Абрек». Все семейство Осиповых — Вульфов — Вревских понимало и любило поэзию, новинки поступали в дом регулярно (вспомним слова матери Пушкина Надежды Осиповны в письме к дочери Ольге: «.. барон Вревский доставляет нам все новинки. Его братья посылают их Эфрозине, которая так образовалась, что не узнаешь»)».
Поэма Лермонтова «Хаджи Абрек», обращает наше внимание исследовательница, не могла остаться незамеченной. «Она должна была привлечь внимание Пушкина еще и тем, что с одним из ее героев — Бей-булатом Таймиевым — Пушкин был знаком, сидел с ним за одним столом на обеде в честь взятия Арзрума. И в «Путешествии в Арзрум» Пушкин посвятил ему следующие строки: «Славный Бей-булат, гроза Кавказа, приезжал в Арзрум с двумя старшинами черкесских селений, возмутившихся во время последних войн. Они обедали у графа Паскевича. Бей-булат — мужчина лет тридцати пяти, малорослый и широкоплечий. Он по-русски не говорит или притворяется, что не говорит. Приезд его в Арзрум меня очень обрадовал: он был уже мне порукой в безопасном переезде через горы и Кабарду».
В 1832 году Бей-булат погиб от руки своего кровника кумыцкого князя Салат-Гирея. На основе этого реального факта Лермонтов и написал поэму. Зарисовка-ребус словно бы следует за впечатлениями Пушкина во время чтения поэмы Лермонтова: ярусный ландшафт, диковатые горячие кони, черкесская стрела, сухие пни и коряги — все это навеяно ее текстом. «Но бури злые разразились, / И ветви древа обвалились, / И я стою теперь один, / Как голый пень среди долин...»
Пушкин не рисует ни кровавой схватки, ни окоченевших трупов — только два сухих пня друг против друга, две загубленные жизни: И еще он делает набросок двух коней, оставшихся без седоков. И стрелу, знак схватки. Именно у Вревских в тот вечер, видимо, и сказал Пушкин знаменательные слова: «Далеко мальчик пойдет». И отсюда, от голубовских обитателей — через Ипполита Александровича Вревского, товарища Лермонтова, жившего на Кавказе в 1840-1841 годах, отзыв Пушкина стал известен сослуживцам Лермонтова, а от них уже дошел и до нас.
