- Владимир Гургенович, как же при такой цензуре вам позволяли делать такие снимки?
- А я их цензорам и не показывал. Даже сам Брежнев не знал об этих снимках. Просто я находился рядом с ним неотступно и непрерывно снимал - не только на официальных мероприятиях, но и на отдыхе, на охоте, в семье. Но дальше меня эти кадры не шли. Есть фотографии генсека в плавках на отдыхе, но я и сейчас никому не покажу эти снимки.
- Неужели Леонид Ильич не стеснялся таких кадров?
- Он привык ко мне. Знал, что я занимаюсь нужным для него делом. Знал, что ничего лишнего не опубликуют. Иногда сам просматривал снимки, но особых разногласий у нас никогда не возникало. Брежнев уважительно относился к фотографии. После него я снимал Андропова, Черненко, Горбачева, но никогда не встречал такого уважения к себе.
Первые полгода Брежнев меня вообще не замечал. Я никогда не любил бесконтактную журналистику, уже отчаялся, хотел просить, чтоб меня заменили. Но в одной из поездок Брежнев вдруг спросил обо мне: "А где Мусаэльян?" Я был поражен, что он вообще знает мою фамилию и произнес ее без ошибок, как это часто делали. После этого он почти все 13 лет звал меня просто Володя.
- Если вы были с ним постоянно, то и на охоту вместе ходили?
- Я и несколько адъютантов были с ним. Но охотился он сам, никто не помогал ему. И хотя это увлечение достаточно рискованно, но он никогда не брал с собой много охраны. Мог стрелять с вышки или ждать в засаде, пока егеря пригонят зверя. Я просто стоял где-нибудь неподалеку и снимал его. Для Брежнева это был отдых, при случае он каждые выходные выбирался на охоту. После тяжелых командировок, встреч, поездок ему нужна была эта разрядка.
- Какие у Брежнева были отношения с женой, учитывая его известную слабость к женщинам?
- Он был любящим мужем, очень переживал за свою семью, где последнее слово всегда оставалось за ним. Его сейчас пытаются выставить бабником, но это неправда. Он был красивый мужик, нравился женщинам. И сам любил пошутить, пококетничать с ними. Вот очень забавный кадр: Брежнев на катере обслуживает свою же обслугу. Сам разливает напитки своим подавальщицам. Но это была лишь шутка, не больше.
- Дальше его отношения с персоналом не заходили? Например, с медсестрой Ниной Коровяковой, которая, по слухам, подсадила его на наркотики.
- Это полный бред. Никаких лекарств она ему не подсыпала. Да, она была в его окружении. Но они всегда были на виду, и я не замечал ничего интимного в их отношениях.
- Но слабости у него все равно были. К сигаретам, например.
- Он курил с перерывами, врачи постоянно пытались отучить его от этой привычки. Сделали ему даже специальный портсигар на замке, который открывался строго через каждые 45 минут. А что толку - он в любой момент мог попросить прикурить у нас. У окружения всегда находилась для него пачка любимой "Новости". Одно время для него стали делать специальные сигареты с удлиненным фильтром. В итоге он раздавал их нам, а у нас опять же стрелял нормальные сигареты.
- А чтобы ограничить Брежнева в алкоголе, ему сделали специальную рюмку с двойным дном: кажется, что полная, а на самом деле много не нальешь.
- Это миф, он пил из нормальных рюмок и немного - обычно одну-две стопки. Алкоголиком не был, пил только по торжественным случаям. Обычно после важных международных встреч мы всегда садились за стол. Причем могли вместе сидеть члены Политбюро и обслуживающий персонал - фотограф, медсестра, егерь. Я не раз бывал с ним за одним столом, просто сидели и разговаривали на разные темы, не касаясь ни политики, ни работы.
- Брежнев умел выпивать и на высшем уровне. Вы сами засняли их веселую встречу с Фиделем Кастро...
- Они выпили бутылку шампанского, обмыли новую яхту с подводными крыльями, которую наш ЦК Компартии подарил Фиделю. Потом на ней долго катались, причем управлял яхтой сам Кастро. Также Брежнев мог канцлера ФРГ затащить в воду: после переговоров подбил его поплавать наперегонки. Там не то что галстуков - штанов на них нет. Но это все были неофициальные моменты встреч. Хотя иногда Брежнев делал некоторые вещи и в нарушение протокола. Например, лично подкуривал сигарету болгарскому лидеру Тодору Живкову, когда тот не мог найти зажигалку. Это был просто порыв, он забыл, что так делать не принято.
- То есть образ мягкого политика со старческими причудами подтверждается?
- Ни в коем случае! Он был человек эмоциональный, где-то до сентиментальности. Шел на сопереживание, чувствовал чужую боль, никогда не был груб, не повышал голос. Но при всем при этом он был очень жестким политиком и твердым человеком. Из тех, кто мягко стелет, да жестко спать. Он был обаятелен, но это шло не от мягкости. Обаяние, говорил он, в политике великая вещь. Так он располагал людей, убаюкивал их. Даже Киссинджер, госсекретарь США, в то время противостоявшей нам державы, признавался, что симпатизирует Брежневу. Он просто не мог устоять перед обаянием генсека.
- А генсек не мог устоять перед собственным окружением, которое диктовало ему все политические решения?
- Это тоже неправда. Считалось, что он ни одного вопроса не мог решать без нашего министра иностранных дел Громыко. Такого не было. Во всех решениях Брежнев руководствовался своей разумной волей, сохраняя ее до самого конца. Посмотрите на его фото, это 1982 год, Брежневу 75 - и какой у него твердый взгляд. В нем мощь, сила, жесткость политика и никакого маразма. Я даже боялся ему этот снимок показывать. Он не любил такие портреты. Ему всегда хотелось выглядеть этаким добрым дедушкой. Таким он и казался. Можно по-разному оценивать и этот выбранный образ, и другие принятые им решения и всю его эпоху в целом. Но считать, что эта эпоха прошла под знаком старческого безволия и маразма, неправильно. Брежнев до конца своих дней, как говорится, оставался в теме.