- Лариса, какие чувства вы испытываете сами, когда на рассвете говорите зрителям: "Доброе утро"?
- Само название, цель программы предопределяют ее настроение, и, когда включается камера, я забываю обо всех своих заботах, обо всем, что не касается вот этой моей работы, стараюсь отдать людям свою теплоту, участие, зная, что они это ценят. Я как будто влюбляюсь в своего воображаемого зрителя, с которым разговариваю с экрана. На время эфира он становится для меня самым дорогим и близким человеком. И сама я будто перестаю существовать, испытываю ни на что не похожие ощущения. Эфир - это мой необитаемый остров, где жизнь течет по своим собственным законам.
- А еще прямой эфир иногда сравнивают с наркотиком...
- Нет, с этим не соглашусь. Каждый человек исходит из своих ассоциаций и сравнений. Так что наркотик - это точно не мое. В юности я занималась легкой атлетикой - прыжками в высоту. Прыгуны во время тренировок отталкиваются не от земли, а от пружинящего мостика. Такой полет через планку длится дольше, и за эти секунды можно корректировать технику прыжка. Так вот, свои ощущения во время эфира я бы могла сравнить с полетом.
- Интересно, а реальное время во время эфира растягивается или сжимается?
- Я очень точно ощущаю время, для меня это чрезвычайно важно, потому что мне иногда надо заполнить паузу, например, в семнадцать секунд. Эти секунды становятся для меня настолько материальными, что никакой секундомер уже не нужен.
- Вам не обидно, что программу, в которую вложено столько труда и сил, зритель смотрит урывками, между ванной и кухней, нарезая бутерброды, собирая детей в школу?
- Это частности, а смотрят ее, по-моему, не менее внимательно, чем дневные или вечерние программы. Об этом я могу судить по письмам. Порой люди делятся такими точными, неожиданными наблюдениями. Наш зритель очень внимателен и требователен, поэтому каждый новый эфир превращается в своеобразный экзамен.
- Интересно, о чем же вам пишут?
- Большая часть писем содержит просьбы о помощи: деньгами, лекарствами и так далее. Кто-то просто рассказывает о себе. Я не перестаю удивляться, насколько пишущие бывают открыты. Они не стесняются говорить и о сокровенных проблемах, которые можно доверить только близкому человеку. Я благодарна им за эту открытость, это тоже своеобразный кредит доверия.
- Вы женщина красивая, так что часть почты, наверное, составляют и письма с признаниями в любви?
- Такое тоже бывает.
- Наверное, во время прямого эфира случаются разные казусы?
- Да, чего только не бывает! Скажем, не запускается вовремя нужный сюжет: приходится импровизировать, заполняя возникающую паузу. Иногда за несколько минут до интервью выясняется, что проанонсированный гость приехать не может, и тогда всей командой решаем, что поставить взамен. Недавно вообще за двадцать секунд до выхода в эфир мне сообщили: появился гость, его зовут так-то (имя мне ничего не сказало), с которым я должна семь минут работать в прямом эфире. И положили пару листочков с информацией, которую успели выудить из Интернета. Тогда я сказала себе: "Стоп, ты же можешь поговорить с незнакомым человеком семь минут. Вот и делай это в прямом эфире". Пробежав по диагонали текст, узнала, что мой ожидаемый собеседник любит одеваться у дорогих модельеров, увлекается живописью. И когда через несколько мгновений он оказался перед камерой, уже была готова начать беседу. Опыт берет свое.
- Еще я слышал, что однажды во время прямого эфира прямо перед вами чуть ли не взорвалась камера?
- Лампа. Это было довольно давно. Сейчас на телевидении новое поколение надежных и безопасных осветительных приборов, а вот раньше использовались тяжелые ламповые прожектора, которые разлетались, когда перегорали. И действительно, однажды во время эфира надо мной "хлопнул" такой фонарь, осколки посыпались на волосы, плечи, прожигая дырочки в костюме. Зрители, конечно, заметили, что цвет "картинки" изменился, но мне удалось сохранить самообладание...
- Мне рассказывали, что в одной из стран Африки вы как-то попали вообще почти в безнадежную ситуацию. Что это было?
- Да, это случилось в 2000 году, когда Международный фестиваль народов мира почему-то решили проводить в Алжире. Там я представляла российские культурные программы. До этого мне приходилось вести концертные программы на английском языке в Португалии, на сербском - в Белграде. Но кому тут нужны мои английский, русский, сербский или остатки молдавского? Алжирскому переводчику пришлось за одну ночь сделать транскрипцию текста, да еще и с учетом местного диалекта! А у меня в распоряжении, как у студента перед экзаменом, была всего ночь, чтобы выучить свое выступление наизусть! И таки выучила. А на приеме после концерта уже посол заинтересовался, где я изучала арабский. Особый интерес у него вызвало то, что я говорила не на классическом арабском, а на алжирском диалекте, а этому в России не учат ни в МГИМО, ни еще в каком-либо вузе.
- Раз уж мы заговорили об экзотических странах, не могу обойти тему вашего участия в "Последнем герое". Как домашние отнеслись к этой авантюре?
- Сперва не поверили, потом смеялись, а после того когда я уже там оказалась и психологи им регулярно отзванивали, сообщая, что у меня все в порядке и из игры еще не выбыла, муж всем говорил: да вы просто не знаете, какой она боец! Они мною гордились.
- Как домашние относятся к вашей работе? Ведь приходится уходить, когда все еще спят, и возвращаться, когда все уснули снова?
- С уважением и пониманием. И когда бы я ни приехала: в полчетвертого утра или в два часа ночи, встречают и ждут.
- А хозяйственные заботы?
- Я произвожу впечатление человека, который ничего не умеет делать своими руками?
- Но вы ведь можете позволить себе взвалить домашние обязанности на нянь, домработниц, поварих...
- Вы знаете, моя работа настолько публична, что совершенно не приходит в голову создавать некую публичность еще и дома. Я могу отдыхать только в тишине и покое. Общения с посторонними мне хватает и на работе, а дома я хочу видеть только близких. Кроме того, мне нравится заниматься домашними делами, в том числе готовить.
- Я слышал, ваш сын открыл собственную юридическую фирму и, можно сказать, процветает?
- Да, он занимается юриспруденцией. Не совсем понимаю, что вы имеете в виду под процветанием. Максим старается, я за него рада и горжусь, что он нашел свой путь в жизни.
- А дочь?
- Через два с половиной года Инна заканчивает школу, так что пришло время задуматься, кем будет дальше, тем более что школьная реформа подразумевает раннюю специализацию. Но мы сейчас на распутье: то ли журналистика, то ли пиар-технологии. Между прочим, школьный психолог - по результатам специального теста - обнаружил, что у нее есть способности и к политической деятельности. Но Инна сказала, что успешные женщины-политики - большая редкость, для этого нужно потрудиться лет 15-20. Тут я заметила, что успешная карьера и в любой другой области требует не меньшего времени. Вот это Инне не очень понравилось...
- Летом, насколько мне известно, вы много бываете на даче.
- Дача у нас близко, всего в 30 километрах от Москвы. Участок довольно большой. И одно из главных моих увлечений - сад. Что у меня только не растет: гортензии, лилии, гиацинты, розы, всевозможная жимолость, шиповники. Вот-вот новый дачный сезон, и я сейчас гадаю, каким цветам удалось пережить эту зиму.