Первый замглавы администрации президента РФ Игорь Шабдурасулов оставил госслужбу через несколько месяцев после избрания Владимира Путина президентом. 2000-е он прожил как частное лицо. События в России конца ХХ века он оценивает с точки зрения начала ХХI века.
— Игорь Владимирович, 31 декабря 1999 года было ли понимание, что начинается какое-то другое время?
— Конечно, почувствовали. Это было очевидно. Я помню, что еще до заявления Бориса Николаевича об уходе с поста президента на следующий день после выборов в Думу собрались журналисты. И я сказал: «Дорогие друзья! С моей точки зрения, с этого дня мы живем в другой стране, в другой эпохе». Я тогда еще не знал о решении Бориса Николаевича, и тем не менее одним из внутренних мотивов ухода из администрации президента для меня был этот мотив — другое время, другие люди, другая команда.
— Были ли мысли, чем вы будете дальше заниматься?
— Откровенно сказать, мыслей не было. Отчасти я принимал участие в избирательной кампании Владимира Владимировича. Какие-то варианты, аффилированные с госслужбой, мне предлагались, но по тем или иным причинам от всего этого я отказался. Если вещи называть своими именами, то после подписания президентом указа о моей отставке я вышел на улицу.
Но я посчитал некорректным оставаться на госслужбе. Если оставаться, нужно было заниматься делом. А поскольку этого дела не появлялось, было ощущение некоторой невостребованности. Какой был смысл просиживать штаны?
— Вы во власти провели довольно много времени на разных должностях. Можете сейчас сравнить стиль управления, руководства страной в 1990-е и в 2000-е?
— Трудно сравнивать по ряду причин. В 1990-е годы я был внутри. Начиная с 2000-го я — снаружи. Хуже стало или лучше? Это как посмотреть. История-то продолжается. Так же, как она продолжается, продолжаются и попытки ее искажать, изменять, интерпретировать. Поэтому когда я слышу, вижу, читаю что-то о том, что было в «лихие», как сейчас говорят, 90-е, — в лучшем случае расхожие штампы. Реально, предметно на эту тему можно разговаривать с людьми, которые находились тогда в эпицентре событий. Поэтому сегодня мои суждения о власти — это во многом обывательское представление.
— Можете вспомнить первое впечатление от знакомства с Путиным?
— Я познакомился с Путиным в 1992 году. Он тогда работал в Санкт-Петербурге. Тогда я занимался подготовкой двух очень тяжелых, очень рискованных и сложных указов президента. Один был связан с регулированием рынка антиквариата, второй был связан с довольно закрытой темой — золотовалютными запасами, внешнеэкономической деятельностью. Тогда мне сказали: поезжай в Питер, там есть у Собчака вице-мэр, который курирует эти вопросы. Поговори с ним, проконсультируйся, посоветуйся. Вот тогда мы с ним познакомились и с тех пор знали друг друга.
Когда Владимира Владимировича назначили председателем правительства, как раз я и перешел из ОРТ в администрацию президента. Занимался в первую очередь проектом выборов в Государственную думу, созданием «Единства».
— Люди, которые пришли с Путиным — сначала в правительство, затем в администрацию президента, привнесли ли они в госаппарат, систему управления страной новые идеи, новое видение, новые стратегии?
— С моей точки зрения, многие вещи поменялись кардинально. К примеру, принципы управления, принципы взаимоотношений центра и регионов, появление правящей партии и т. д. Очень многое поменялось. Плюс не забывайте, что все эти изменения до последнего времени происходили на фоне абсолютно потрясающей внешнеэкономической конъюнктуры. Молиться нужно, что все так случилось. Что нефть не скатилась до отметки в 9 долларов за баррель. Имея в виду очевидную сырьевую ориентированность нашей экономики — и тогда, и, к сожалению, сейчас, — можете представить, что могло бы быть. Бог в данном случае помиловал страну.
— Появилась пресловутая модернизация...
— Начиная с 1970-х годов это слово уже было в обиходе. С моей точки зрения, главная проблема страны (ключевая и краеугольная) — это отнюдь не инновации, не нанотехнологии, не сырьевая экономика или вертикаль власти, всесилие силовых структур — это коррупция. Ведь, перефразируя классика, сегодня «Воруют! Но как!». Коррупция — понятие более широкое, чем заурядное воровство. Тому, кто предложит рецепт борьбы и преодоления этой проблемы, нужно дать как минимум Нобелевскую премию. Это проблема, которая разъедает страну, власть, бизнес, социальные структуры. И она гораздо мощнее, чем все остальное вместе взятое.
— Вы медийный человек. И наверняка следите за тем, как менялась профессия в эти десять лет.
— Сегодня проблема журналистов не в том, что кто-то их цензурирует, а в том, что цензура — в голове журналиста. Данко и Матросовых, готовых идти на баррикады и бросать свое сердце под ноги тиранам, деспотам, в общем-то не осталось. А зачем?! И для чего?! Зачастую на эти вопросы сложно ответить.
— Можете ли вы сказать, какие надежды возлагали на приход нового человека после Ельцина?
— Безусловно, были ожидания лучшего. Приходит существенно более молодой — даже в физиологическом смысле этого слова — человек, который в силу своей биографии — не столько советской, сколько постсоветской — был задействован в процессе распада, трансформации, реорганизации Союза, создания нового государства. Сумасшедшей сложности процесс, который не мог обойтись без драматических ошибок и просчетов. Но по гамбургскому счету только сумасшедший может сказать, что сейчас в общественно-политическом смысле хуже, чем было в 70-80-е годы. Только сумасшедший! Я к их числу себя не отношу.
Конечно, были ожидания изменений в лучшую сторону. Тем более что в начале 2000-х в связи с ростом цен на сырье у государства, у власти появились наконец-то деньги. И их можно было использовать на ту самую структурную реорганизацию, нанотехнологии, строительство дорог и прочее. Такие ожидания лично у меня были. Часть из них — и то худо-бедно, через пень-колоду-то ли была реализована, то ли реализуется. Часть — не была. Еще какая-то часть не будет реализована никогда или в обозримом будущем.
— Как бы сейчас вы ответили на вопрос «Who is mister Putin»?
— Очень просто: председатель правительства Российской Федерации.
— Как вы считаете, 1990-е и 2000-е — какими они останутся в учебниках?
— Пройдет какое-то время, схлынут разного рода личные эмоции, обиды, амбиции, и тогда можно будет писать об этом в учебниках. Единственное, чего я категорически не приемлю в текстах этих учебников, — что 1990-е, эпоха Ельцина, — это ужас, кошмар, трагедия российского народа.
При всех сложностях и перипетиях мы сегодня благодаря 90-м живем в другой стране. Потому что мы приблизились к жизни нормальных людей. Еще не достигли ее. Может быть, и не достигнем. Может, и обратно поедем.
10 лет эпохи Владимира Путина
Глеб Павловский: «Россия обращена к миру его лицом»
Вячеслав Никонов: «Ельцин пьет — Путин занимается дзюдо»
Сергей Доренко: «Он видит, что дела устраиваются сами»
10 лет эпохи Владимира Путина. Фоторепортаж
