На нашем мосту через канал имени Москвы всегда кто-нибудь да есть. Вид отсюда величественный, внизу проплывают веселые пароходики и жукообразные баржи, в спину молча глядят пустые бойницы башен — объект-то режимный, и это внушает. Но главная интрига — спускаемая время от времени из шлюзов вода. Смотреть, как открываются эти ячеистые чугунные ворота, как бурный водный поток с мощным клокотанием устремляется на свободу, всегда интересно.
А сегодня это зрелище, похоже, просто подарок судьбы для молодой то ли учительницы, то ли воспитательницы летнего лагеря. Той, что остановилась на мосту с ребятами лет двенадцати и объясняет им: «Вот мы с вами стоим практически на этой шлюзе. Смотрите, вот шлюза открывается, и вода пошла-пошла:» «Людмила Георгиевна, а эта... ну... шлюза...» — начинает вопрос любознательный мальчик. «Людмила Георгиевна, — не выдерживаю я, — в русском языке слово «шлюз» — мужского рода... А вот «креза» — женского», — зачем-то добавляю подвернувшийся для рифмы пример. Дети переводят взгляды со «шлюзы» то на меня, то на Людмилу Георгиевну, а та строго замечает: «Женщина, я вас, кажется, не трогаю, так что идите себе!»
Действительно, думаю я, что мне до этих детей — ну будут они вместо «шлюз» говорить «шлюза»... Помнится, в школе наш учитель химии Владимир Николаевич, бывший на войне полковым разведчиком, употреблял много смешных словечек: коксовый орех вместо кокосовый, варьянт вместо вариант... Мы, конечно, хихикали, но ведь до сих пор так и тянет сказать «варьянт» — по въевшейся привычке, которую только приобрести легко, а ты попробуй от такой избавься! И многие мои однокашники нет-нет да и спросят: как тебе, мол, этот варьянт...
Идя прочь от той «шлюзы», размышляю над оборотом речи «я вас, кажется, не трогаю». Частенько приходится слышать. Да вот буквально сегодня. «Что ж это за безобразие, ваши псы ростом с теленка и гадят прямо на дорожке, где люди ходят, а вы даже и не думаете за ними убрать!» — возмущалась старушка у входа в парк «Покровское-Стрешнево». Крепкая дама, владелица двух доберманов, ей именно так и сказала: «Я вас, кажется, не трогаю? Ну и идите себе, пока идется!» Самое смешное, что прямо за ее спиной висел в тот момент большущий щит с предупреждением о штрафе буквально за такой вот выгул — от 2000 рублей с хозяйского носа за каждую коллизию.
На этом щите вообще много любопытного написано — от имени, замечу, правительства Москвы. Взять хотя бы это: «Штраф за разжигание костра — от 3000 до 200?000 рублей». Так вот, самодельных кострищ в этот день я насчитала в парке аж 14 штук, и это при том, что специально их не выискивала. Между прочим, в этот день был объявлен по Москве оранжевый уровень опасности. К слову сказать, за 15 лет моих пробежек в этом парке я ни разу не видела, чтоб хотя бы раз кого-то оштрафовали — за костер ли, или за неправильный выгул собак. И куда власть смотрит — это ж настоящий Клондайк для бюджета?!
Смотрят точно не туда. Несколько лет назад в парке вдруг появились три официальные, так сказать, площадки с мангалами для шашлыков. Возникли они весомо, грубо и зримо. А как же тогда все эти запреты в природно-историческом парке? Или если нельзя, но очень хочется, то можно? Зачем законы и этические нормы, их все равно никто не соблюдает.
«Чем отличается Берлин от Москвы? В Москве пролегает экзистенциальная граница между твоим приватным пространством и внешним, городским. Каждый раз, выходя из собственного уюта, ощущаешь границу: выходишь на улицу и понимаешь, что здесь твой уют заканчивается — его никто не учитывает. В Берлине нет этой границы вообще. Ты вышел на улицу, и там действуют те же законы, что и у тебя в квартире. И в этом колоссальная разница». Это слова писателя Владимира Сорокина из недавнего интервью. Да, в Берлине сегодняшнем масса своих заморочек, но главного они не касаются. И дело даже не в Берлине. Есть места, и на свете их очень много, где на твое справедливое замечание ты в ответ услышишь прежде всего извинение. Просто потому, что всем в тех местах так легче жить.
Но, черт возьми, отчего все это не у нас?
