- Гарри Яковлевич, консерваторию вы окончили сразу по двум классам - фортепиано и органа. Если с фортепиано все более или менее понятно - этот инструмент у нас распространен, то как в вашу жизнь вошел орган?
- Я родом из той части Литвы, которая граничила с тогдашней Германией, и в городе, где я провел детство, влияние немецкой культуры, в том числе музыкальной, было чрезвычайно велико. Как музыкант я всегда фанатично поклонялся Баху. Ну а в творчестве этого великого немца произведения для органа составляют существенную часть. И я сызмальства мечтал, громко говоря, стать властелином этого универсального по своим возможностям инструмента.
- Где-то я вычитал, что вы были первым музыкантом в России, сыгравшим сольный концерт на органе.
- Это не совсем так. Конечно, орган звучал в наших концертных залах и раньше. Ведь не зря же один из лучших органов мира, изготовленный французской фирмой "Кавайе-Коль", украшает Большой зал Московской консерватории более ста лет. Но вплоть до 1950-х годов органной культуры в таком виде, как она существует сейчас, в России действительно не было. Орган по большей части сопровождал выступления хора, оркестра и так далее. Я был одним из первых исполнителей, поломавших эту традицию.
- Правда ли, что ваше первое сольное выступление состоялось благодаря Святославу Рихтеру?
- Святослав Теофилович действительно сыграл в моей профессиональной жизни особую роль. Он дружил с моим учителем - замечательным русским органистом, пианистом, композитором Александром Федоровичем Гедике. И мы с Рихтером довольно часто общались. Он очень любил со мной говорить по-немецки, которым "оперировал" свободно. Когда передо мной встал вопрос, чем заниматься после окончания консерватории - ведь органов тогда было мало, о большой концертной карьере приходилось лишь мечтать, и я, если честно, в то время просто нищенствовал, - Рихтер сказал, что верит в меня и мое будущее. Он позвонил в дирекцию Московской филармонии и меня приняли туда солистом, коим остаюсь бессменно с 1955 года. Правда, сперва оформили договор без гарантии оплаты, сказав при этом: "Рекомендация Святослава Рихтера - для нас закон, но, скажите, молодой человек, на какие средства вы собираетесь жить? Ваш Бах публики не соберет". А я был уверен, что такая страна, как наша, рано или поздно повернется в сторону великого органного искусства. И оказался прав.
- Слышал, что не без вашего влияния и инициативы количество органов в нашей стране за последние десятилетия существенно увеличилось.
- Точное число инструментов, появившихся при моем участии, затрудняюсь назвать, но где-то около 70. Органы в нашей стране не строили, их приходилось покупать за рубежом, а инструмент этот весьма дорогой. И я придумал своеобразный путь приобретения органов через - не удивляйтесь - Варшавский договор и СЭВ. Наша страна как участница военного и экономического союза социалистических государств ввозила из других стран этого блока различные товары в обмен на собственное вооружение, сырье и прочую продукцию. И я подумал, что точно таким же образом можно привозить в нашу страну органы, скажем, из Чехословакии или Восточной Германии.
- Есть ли из этих семи десятков наиболее дорогие для вас инструменты?
- Это примерно то же самое, что спросить у родителей, кого из своих детей они больше любят. Все инструменты мне очень дороги, и я до сих пор озабочен судьбой и состоянием установленных при моем участии органов, хотя многие из них после распада СССР оказались за границей. В советское же время я порой чувствовал себя как буржуазный специалист в первые годы после Октябрьской революции: меня приглашали в регионы как эксперта, порой ставя дикие требования, и очень косо смотрели, когда я говорил, что задача невыполнима. Ведь многие секретари обкомов желали заполучить органы только потому, что это считалось престижным, - не имея хороших залов, средств... Доходило до абсурда. Как-то приехал в город, где целых три дня меня возили по различным достопримечательностям вроде винзавода, сауны, мест рыбалки и охоты, а когда я взмолился: "Покажите наконец место, где вы собираетесь установить орган", - отвезли к полуразрушенному зданию старой мельницы из древнего кирпича, к тому же без крыши. Естественно, ни о какой установке инструмента здесь речи быть не могло.
- Когда вы начинали свою карьеру, орган, наверное, воспринимался неким пришельцем с Запада. А все западное автоматически попадало под подозрение у блюстителей идеологической чистоты искусства. Не мешала ли эта "преграда" вашей деятельности?
- Нет, с "безродным космополитизмом" в то время, в общем, уже прекратили бороться. Я столкнулся с другими проблемами. У меня, как у прибалтийского еврея, для тех лет была очень плохая анкета. Только с началом перестройки передо мной начали открываться возможности по-настоящему активной зарубежной гастрольной деятельности. И со званиями меня долго "придерживали"...
- Но при этом, рассказывают, вас даже с гастролей могли вызвать, скажем, в Пицунду играть для отдыхавших там членов Политбюро...
- Да, я играл для Суслова, Кириленко, Капитонова, Косыгина, Шеварднадзе и многих других. Эти концерты всегда для меня были неожиданными, поскольку о предстоящем выступлении мне сообщали в последние минуты. Помню, однажды в аэропорту Одессы меня вызвали в справочное бюро и сказали, что я должен сдать свой билет в Москву, потому что мне предстоит лететь в Сухуми. В Сухумском аэропорту меня посадили в черную "Волгу", на которой повезли в Пицунду... Но никакого личного общения, а тем более отношений с членами Политбюро у меня не было и быть не могло. Ведь дистанция между руководителями страны и музыкантом, который к тому же не являлся ни народным, ни даже заслуженным артистом, была огромна. Они меня слушали, через местное руководство передавали свою благодарность, дарили цветы, иногда ящик с вином, но за подобные выступления я ни разу не получил настоящего гонорара.
- А нынешнее руководство как к вам относится?
- В 2002 году я получил Государственную премию, за год до этого звание народного артиста. Вероятно, это можно считать выражением хорошего ко мне отношения. Так что сейчас жаловаться вроде бы не на что, хотя, конечно, проблема взаимопонимания между людьми искусства и чиновничеством существует во все времена. В советские годы противостояние между музыкантами и номенклатурой носило более откровенный характер, сейчас оно несколько завуалировано, но по сути все осталось как было.
- На концертах вы в основном играете музыку XVIII - XIX веков. Неужели современные композиторы ничего не пишут для органа?
- Разумеется, пишут, и очень много. У меня даже есть целая коллекция произведений, посвященных мне, - я был их первым исполнителем.
- Так или иначе орган воспринимается прежде всего как атрибут старины. Так есть ли будущее у этого инструмента?
- С таким же успехом можно сказать, что атрибутом старины является фортепиано, скрипка, симфонический оркестр, да и сама классическая музыка. Но лично я верю в ее бессмертие и в то, что классика - одна из высших точек развития человеческой культуры. Но сегодня мы действительно видим, как ослабело ее значение в современном обществе. Если посмотреть телевизор, поговорить с молодежью, видно, что число поклонников этого искусства все время уменьшается.
- А как вы относитесь к так называемой легкой музыке?
- Я кое-что воспринимаю в джазе, мне нравится небольшое число хороших эстрадных песен. А все остальное - это просто ужас. Конечно, кто-то может сказать, что я человек другого поколения. Но кроме пристрастий и привычек есть и объективные критерии. Например, если в какой-то песне идет бессмысленное повторение двух-трех слов, к тому же положенных на примитивную мелодию, - это однозначно ниже всякой критики.
- Если честно, вы меня слегка удивили признанием, что не чужды джазу. А сами на органе никогда не пробовали его играть?
- Нет. Джаз - самостоятельное искусство, и не стоит его смешивать с классикой. Правда, сейчас мы часто имеем дело с явлением, которое мне не очень нравится: некоторые музыканты, как бы извиняясь перед публикой за то, что они занимаются классической музыкой, или боясь, что их деятельность на поприще настоящего искусства не привлечет к ним любви широкого зрителя, пытаются расширить свой репертуар за счет джаза, эстрады и так далее. Не хочу называть имен этих артистов, вы их и сами прекрасно знаете. На самом деле, чтобы популяризировать классическую музыку, вовсе не надо прибегать к заигрыванию с публикой. Классика обладает такой глубиной гуманистического содержания, что способна проникнуть в сердце любого. И нуждается только в одном - в талантливом исполнителе, который бы любил ее и думал лишь о том, чтобы служить людям, а не угождать узкой кучке не очень даровитых критиков.
- На концертах вам ассистирует супруга. Наверное, счастливая семейная жизнь - одно из условий вашей успешной деятельности?
- Безусловно. Без жены для меня нет концерта, она моя бессменная ассистентка уже много лет. По образованию Наташа музыкальный педагог, довольно успешно работала в музыкальной школе. А познакомились мы с ней совершенно случайно, на дне рождения одной общей знакомой. Вообще чем больше живу, тем больше убеждаюсь, что нашей жизнью правит случай. Причем счастливый, если говорить обо мне...
Вел беседу
15:59
По Башкирии с ветерком
