В «Измене» Серебренникова фестивальная пресса увидела влияние Хичкока
Вчера, в первый же конкурсный день, на Венецианском кинофестивале состоялась премьера «Измены» Кирилла Серебренникова. Корреспондент «Труда» при всем патриотизме не сочла эту работу лучшей как у самого режиссера, так и во всем нынешнем российском кино, но итальянская пресса приняла ее благосклонно.
Известный, трудолюбивый и много чего насмотревшийся режиссер заинтересовался сугубо любовной историей. Никакой идеологии, ни грамма социалки. Возможно, решил себя проверить на другой территории — немного жанровой, премного чувственной. При этом нарочито стерильная стилистика фильма соответствует стандартам вполне культурного гламура. Не совсем обычное сочетание — свидетельство амбициозных или же претенциозных намерений режиссера.
Криминальная драма «Измена» принадлежит мейнстриму — иначе говоря, той версии драматических историй, в которой красота среды, дизайн объектов компенсируют ужас событий или даже примиряют с ними. В отличие от фильмов российских режиссеров «новой волны», которые внедрились в провинциальную реальность с ее жутью, мороком и жестокими персонажами, фильм Серебренникова обращен к представителям нашего среднего класса: к зрителям, например, телеканала «Дождь», они же читатели и авторы, скажем, журнала «Сноб». К успешным, но страдающим от измен и других семейных травм людям, к московским европейцам, чьи лица, одежда, мысли, поступки не дают их отличить от резидентов ЕС. Не случайно главные роли двух жертв измены сыграли отличные европейские актеры: немка Франциска Петри и македонский театральный режиссер Деян Лилич. Да и Москва тут — некий условный, но шикарный (впрочем, без московских чрезмерностей) мегаполис. Он снят могучим Олегом Лукичевым по-европейски качественно, упоенно и с размахом, который, правда, больше хотелось бы видеть в другом, менее аттракционном кино.
Универсальная интрига начинается завлекательно: об измене жены муж узнает на приеме у кардиолога, тоже обманутой жены, во время «случайной» диспансеризации. Ее муж и есть любовник жены героя «Измены». Кардиолог-мстительница, внешне холодная рыжеволосая фурия, обрекает обманутого мужа на сердечную муку. Инспирирует душевную боль в упругом теле, которое — после сюжетных перипетий — к финалу обмякнет в ванной от разрыва сердца. Бессердечная, «рыжая-бесстыжая» врач ведет обманутого мужа на место преступления его жены. Он вытаскивает штыри из балконного заграждения, предполагая, что именно там изменники будут яростно заниматься сексом. И не ошибается: нам показывают обнаженные тела разбившихся любовников в живописной мизансцене на земле. Тут-то фильм теряет напряжение, а предполагаемая драма отношений превращается в притчу об измене как родовом свойстве женщины.
Кардиолог выходит замуж, но встречает, чтобы закруглить сюжет, своего бывшего пациента. Они, конечно, становятся страстными любовниками. Новый муж доктора тоже выслеживает изменников. Но — наперекор ожиданиям наивных зрителей — никого не убивает. Любовник кардиолога умирает от инфаркта, как бы обещанного в самом начале фильма, в котором секс, даже очень красивых людей, — это вовсе не любовь и потому не спасает от смерти.
Впрочем, представители прессы, ставшие первыми зрителями ленты в Венеции, приняли ее довольно благосклонно, назвав «экзистенциальной историей, где ощущается влияние Франсуа Трюффо, Дэвида Линча, Альфреда Хичкока». Сам же Серебренников на встрече с журналистами сказал, что испытал большое влияние шведского режиссера-классика Ингмара Бергмана, «исследовавшего время, которое для человека в состоянии аффекта течет иначе».