.jpg)
В опере, как и всюду, большое начинается с малого, убежден худрук конкурса «Нано-опера»
На телеканале «Россия-Культура» готовится к показу гала-концерт участников конкурса молодых оперных режиссеров «Нано-опера». А все туры соревнования уже можно посмотреть на медиаплатформе «Смотрим» и в сети «ВКонтакте». Как идея состязания пришла в голову его художественному руководителю, главному режиссеру «Геликон-оперы», народному артисту России Дмитрию Бертману? Что сегодня опера вообще — демократическое искусство, каким она была в пору своего расцвета в XIX веке, или элитарное развлечение для обладателей толстых кошельков? И как чувствует себя русская опера в нынешнем мире, немалая часть которого больна ксенофобией? Об этом и многом другом — наш разговор с Дмитрием Александровичем.
— Откуда идея «Нано-оперы», то есть соревнования в микроформате «одна ария — 10 минут на постановку»? Вы считаете, большая опера уже не вписывается в контур современной культуры с ее клиповым, тиктоковым сознанием?
— Нет, опера не уходила и, надеюсь, никогда не уйдет из культурного мейнстрима. Проблема в ином: как отточить умение режиссера ярко и, что немаловажно, быстро осуществить творческий замысел? Одно дело сочинить красивую концепцию на бумажке — это, кстати, первый этап нашего конкурса, на основании которого из 400 заявок мы отобрали 10 самых интересных. Но совсем другое — эту концепцию реализовать здесь и сейчас, на сцене с актерами. Вот этот этап в режиме живой репетиции проходит на глазах у жюри. Здесь чрезвычайно важна твоя концентрация, точность замечания, умение увлечь артиста.
— Ну и кто из «нано» за те 12 лет, что проводится состязание, вырос в «мега»?
— Практически все молодые худруки и главные режиссеры театров страны. Алексей Франдетти в «Ленкоме Марка Захарова», Филипп Разенков в Свердловской музкомедии, Павел Сорокин в Ростовском музыкальном театре, Вячеслав Стародубцев в Новосибирской опере, Дмитрий Отяковский в Хабаровском музыкальном театре...
— Я был на съемках передачи. Не буду спойлерить о победителях — все ребята показались талантливыми и профессиональными, но немного не хватило хулиганства в хорошем смысле слова. Помню, например, как Сергей Новиков лет десять назад превратил сцену дуэли из «Евгения Онегина» в эпизод... спасения Ленского. Совсем недавно ставший уже известным режиссер «вырастил» эту идею до полнометражного спектакля в Нижегородской опере. Можно спорить об отдельных его решениях, но в целом — вот вам цена смелости...
— Так хулиганство здесь ни при чем, важна именно смелость. Кстати, Сергей всего лишь внимательно вслушался в слова, которые произносит Онегин, являясь на дуэль: «Прошу вас извиненья: я опоздал немного». Вполне можно понять это как просьбу простить за всю ситуацию, приведшую к ссоре. Хотя он и понимает, что просьба запоздала. Но до последнего хочет поломать дуэль.
— Дмитрий, что для вас сегодня опера — народное искусство, каким она была, допустим, в Италии в XIX веке, или элитарное, судя по нынешним ценам в Большой и некоторые другие театры?
— По крайней мере в России она остается народным искусством. Посмотрите: все оперные театры полны зрителей, очень много молодежи. Это искусство с живой энергетикой, объединившее в себе хореографию, кино, цирк... Судить же только по Большому театру, Ла Скала или Метрополитен нельзя — это в каком-то смысле туристические объекты, скопления звезд, собрать которых на долгий репетиционный процесс малореально, оттого настоящие творческие открытия там случаются редко. Но рядом всегда были театры народные — Английская национальная опера в Лондоне, «Нью-Йорк сити опера», венская Фольксопер, Фолкоперан в Стокгольме... Именно в них, как правило, рождались самые смелые проекты.
— А у вас когда и в какой театр состоялся первый оперный визит?
— В шесть лет родители взяли меняв Театр имени Станиславского и Немировича-Данченко на «Евгения Онегина» в постановке Станиславского. Вскоре последовал «Садко» Большого театра в постановке Покровского. Впечатление потрясающее. Где еще перед тобой столько артистов сразу, оркестр вибрирует всеми тембрами, а от декораций захватывает дух — не зря оперные театры обладают самыми большими сценами! Потом я уже ходил сам: брал билет за 30 копеек и пересаживался на свободное место.
— А что делается для юных зрителей в сегодняшней «Геликон-опере»?
— Идут детские спектакли: «В гостях у оперной сказки», «Волшебная флейта» (версия для юных), «Страна забытых сказок»... Есть и специальные детские программы — например, #PRODIGY.kids, где вундеркинды из музыкальных школ выступают перед сверстниками, чтобы те увидели, как их одногодки владеют инструментом или голосом, и, возможно, захотели бы стать такими же. Этот проект дал огромное количество лауреатов детских конкурсов, среди которых, например, Ева Геворгян, Варвара Кутузова. Одна из детских программ называется «Театротерапия» — кстати, ее ведет участница нынешней «Нано-оперы» Катя Берез. Проект сосредоточен на детях, имевших несчастье быть подсаженными на наркотики, и проводится в сотрудничестве с детским наркологическим госпиталем. Когда мы начинали, высказывались сомнения в эффективности. Но результаты таковы: 99% ребят мы снимаем с зависимости.
— Так это эффективнее, чем медицина!
— Конечно, потому что у них возникает новая, прекрасная зависимость — театральная, несущая с собой новые интересы, дружбы, победы. С этими ребятами ставятся спектакли, снимаются фильмы. Многие потом поступают в театральные вузы...
— С медициной у вас вообще многое связано, в конце концов и ваш театр обрел стены благодаря тому, что помещение роскошного дома Шаховских — Стрешневых — Глебовых на Большой Никитской, тогда Дом медицинского работника, вам предоставил ваш папа, его директор.
— Не просто предоставил, а сдал за деньги. Тогда я на него обиделся, но потом испытал благодарность: он с самого начала отнесся к нам как к профессионалам и укрепил ответственное отношение к делу в нас самих.
— За 30 лет вами поставлено 160 спектаклей. Если бы я спросил, какое из этих названий навскидку первым приходит в голову?..
— Я бы ничего не ответил: дорог каждый спектакль, их список — это календарь жизни, автобиография с ее событиями, наблюдениями, драмами.
— А я вспомнил наше с вами знакомство на гастролях в Саратове в 1992‑м. В афише театра, которому едва исполнилось два года, уже значились «Мавра» Стравинского, «Блудный сын» Дебюсси, «Скрипка Ротшильда» Флейшмана, «Кащей Бессмертный» Римского-Корсакова...
— Работы, сделанные не благодаря, а вопреки: не было ни денег, ни оркестра. Мы приглашали музыкантов за час до начала спектакля, чтобы они прочитали ноты с листа и сразу играли представление, а мы бы платили им как за один вызов.
— Тем более потрясает сегодняшнийуровень труппы, одной из лучшихв мире! Знаю, что вас, как и ваших артистов, приглашают на другие сценыпланеты. Наверное, прежде всего на русский репертуар?
— Вовсе необязательно. Моим первым спектаклем в Канаде была «Травиата», в Ирландии — «Богема», а уж потом «Пиковая дама». Зато с гордостью могу сказать, что некоторым русским операм я первый дал зарубежную жизнь. Например, «Царской невесте» в Париже. А сколько раз довелось ставить «Золотого петушка»! Одних «Онегиных» было12. Но и «Травиат» — 10. Так что звали меня не как русскую диковину, а как режиссера, который может предложить творческие решения для различных сцен и в разном репертуаре. И мне всякий раз хотелось поставить спектакль, не похожий ни на одну из предыдущих работ.
— Помню момент в вашем геликоновском «Золотом петушке», когда люди спрашивают, отчего замолчала вещая птица, а в это время царская ключница Амелфа со смаком поедает громадную жареную куру, и запах разносится на весь зрительный зал... Понимают подобную символику, например, в Германии?
— Конечно, это же сатира не на конкретную страну или эпоху, а на архетипические человеческие пороки.
— Недавно вновь прошел ваш «Онегин» в Токио...
— Его поставили в 2019 году, одно время не играли, но сейчас возобновили. Татьяну спела русская певица с большой международной карьерой Екатерина Сюрина, Онегина — украинский баритон Юрий Юрчук, дирижировал наш Валентин Урюпин.
— Иными словами, в сегодняшнем мире нет бойкота русской музыки и русских музыкантов, о чем нам одно время толковали?
— Отменить такой огромный культурный и репертуарный пласт, как русская музыка, невозможно. И геликоновцы всюду поют. Например, Лена Михайленко в прошлом сезоне девять раз спела Катерину Измайлову в Венской опере, Света Создателева — ту же партию в Метрополитен. Ксения Вязникова, Петя Соколов заняты в русских постановках, Ваня Гынгазов — в «Турандот» Венской оперы, Леша Исаев поет в Ковент-Гардене...
— Перед каждым вашим спектаклем мы слышим голос телеведущего Сергея Майорова, приветствующего публику. С чем связан этот выбор?
— Он наш большой друг, прекрасный знаток оперы, ведущий многих наших мероприятий.
— Но на НТВ спектаклей «Геликона», по-моему, не показывают.
— Так у этой компании совсем другой формат. Вот канал «Россия-Культура» нас постоянно снимает. Недавно мы вместе сделали художественный фильм «Пиковая дама», он идет в прокате. Только что состоялась кинопремьера «Аиды». А сейчас начали работать над «Евгением Онегиным», где будут петь выпускники молодежной программы «Геликон-оперы».
.jpg)
— В оперном мире стала притчей во языцех так называемая режопера — безумные сценические фантазии на тему классических партитур. Не в том ли ее корни, что публике нужны новые ощущения, а шедевров, сравнимых с «Кармен» и «Пиковой дамой», не появляется уже без малого 100 лет?
— Думаю, это связано с реакцией музыки на время. В начале ХХ века возникают заводы, самолеты, пулеметы. И из музыки уходит романтизм, его сменяют атональность, додекафония, шумы. Сейчас тоже тяжелое время, моральный кризис, на который музыка — язык глубоко моральный — пока не нашла ответа. Оттого мы постоянно возвращаемся к наследию прошлого. Пробуем и новое, но его, как правило, не принимает самый строгий судья — театральная касса. Она браковала даже те эксперименты, за которые мы получали «Золотые маски»: появившись один-два раза в афише, они туда больше не возвращались — публика их не востребовала.
— Кто перед кем в долгу — театр перед миром или мир перед театром?
— Мне кажется, театр и публика всегда дружат. Например, когда после трагедии в «Крокусе» пошли массовые сдачи билетов на публичные мероприятия, в нашу кассу ни одного возврата не было. Люди понимали: эти деньги уже выплачены тем, кто делает для них же спектакли. Вот такое родственное отношение. А насчет долга мира перед театром... Немирович-Данченко называл театр зеркалом жизни. А к зеркалу надо относиться бережно. Мы по большому счету занимаемся репетицией человеческих страстей. Например, на днях прошла премьера спектакля «Император Атлантиды» по партитуре композитора, погибшего во время Второй мировой войны в нацистском концлагере. Это не просто напоминание о том, что было, но и предупреждение: здесь — опасность! Она не миновала, будьте начеку.