Шесть московских зим перед каннской весной

Режиссер Сергей Дворцевой - о трудных съемках и триумфальном взлете фильма «Айка»

На экраны выходит фильм «Айка», удостоенный приза за лучшую женскую роль на Каннском кинофестивале, вошедший в шорт-лист «Оскара». Это пронзительное, страшное, безысходное и человечное кино, взывающее к нашему милосердию. В центре картины — судьба молодой киргизской женщины по имени Айка. Она оказалась в холодной, заснеженной Москве без работы, денег, жилья, с просроченной регистрацией и новорожденным ребенком на руках...

— Сергей, как у вас возникла идея картины?

— Идея появилась после прочтения строчки в Интернете, которая скупо сообщала, что в Москве 248 киргизских женщин отказались от своих детей, оставив их в родильных домах. Я русский человек, но 29 лет прожил в Казахстане, хорошо знаю ментальность азиатов с их культом детей, семьи. Стал думать: в какие немилосердные условия должна попасть женщина, чтобы отречься от своего ребенка? Начал знакомиться с гастарбайтерами из Киргизии, Узбекистана, Таджикистана, входить в тяжелые, часто невыносимые обстоятельства их жизни. Так постепенно оформился замысел фильма.

— Ваша первая игровая картина «Тюльпан», снятая после ряда ярких документальных лент, вышла на экраны 10 лет назад. Почему так долго шли ко второму фильму?

— «Тюльпан» в свое время получил дюжину призов на международных фестивалях, включая Гран-при в Каннском конкурсе «Особый взгляд». Если лента получается успешной, потом примерно год уходит на ее фестивальные премьеры, на поездки по разным странам, где картина выходит в прокат. Это тоже труд, порой тяжелый. Так что после завершения работы над фильмом чувствую себя, как разряженная батарейка. И мне требуется время, чтобы заново подзарядиться.

Сценарий «Айки» мы с Геной Островским, с которым работали и над «Тюльпаном», написали примерно за год. Еще какое-то время ушло на подготовку к съемкам. Это тоже нелегкое дело, поскольку в картине снималось много настоящих гастарбайтеров. Из них надо было сделать актеров. Для этого у меня есть своя система, специальный тренинг. Приходилось подолгу репетировать с людьми, чтобы они могли сыграть свои роли.

Но не раз бывали случаи, что ты уже начал снимать непрофессионального актера, а его раз — и выслали. У многих гастарбайтеров липовые документы, внешне неотличимые от настоящих. Они и сами не знают зачастую, на законных они основаниях в России или нет. И мне после их депортации приходилось начинать работу с нуля. Это тоже затянуло работу над фильмом. В общей сложности съемки заняли шесть лет.

— Шесть лет? Сегодня фильм снимают за шесть недель...

— Конечно, мы не работали все эти шесть лет изо дня в день. Снимали зимой, поскольку самые первые и весьма удачные эпизоды были сняты во время снегопада. Мы так не планировали, но я решил использовать эту непрекращающуюся метель, мокрые хлопья снега, грязную снежную кашу под ногами для создания в фильме особой атмосферы.

— В итоге, холодный, завьюженный мегаполис стал еще одним героем фильма...

— Этим я, кстати, отличаюсь от большинства коллег, которые снимают строго по сценарию, игнорируя возникающую на съемках жизненную реальность. Я делаю наоборот: встраиваю реальность в сценарий, по ходу дела меняя исходный замысел. Так, сценарий «Айки» был изменен процентов на 80, в фильме от него осталась только общая канва. Главное для меня — добиться на экране ощущения живой, взаправдашней жизни. Чтобы ни в одном кадре не было даже намека на фальшь.

— И как к этому относятся ваши продюсеры?

— Они хорошо знают мой творческий метод и потому терпят. Понимают, что получат на выходе уникальный результат. Начиная фильм, я сам до конца не знаю, каким он будет, чем закончится. Это зависит от нашей съемочной группы, от встреч с вчера еще незнакомыми людьми, от того, что происходит в стране и мире, от погодных условий, наконец. Перенеся действие фильма в снежную зиму, пришлось все время ловить для съемок нужную погоду. Но так случилось, что три зимы в Москве были практически бесснежными, мы подолгу сидели, ждали с моря непогоды. Закончили съемки прошлой (к счастью, снежной) зимой. А уже весной 2018 года картина оказалась в конкурсе Каннского фестиваля.

— Как удалось туда попасть?

— Я снимал «Айку» в хронологическом порядке — так, как развивается сюжет. Это делалось для того, чтобы актриса по ходу съемок накапливала нужное эмоциональное состояние. Параллельно я монтировал отснятый материал. Президент фестиваля Тьерри Фремо посмотрел первую часть картины, вторая была сырой, часть эпизодов предстояло доснять. То, что он увидел, ему понравилось. Он сказал, что возьмет «Айку» в Канн, если я железно пообещаю, что закончу фильм к фестивалю.

На все про все у меня оставался месяц. Все-таки я решил воспользоваться шансом. Началась страшная гонка, я спал по два-три часа в сутки. В итоге удалось завершить картину буквально за два дня до конца фестиваля, это была, по сути, черновая версия. В нее вошли даже репетиционные эпизоды, которые я не успел переснять.

Тем не менее, в Канне фильм, показанный в последний день фестиваля, встретили горячо, а прекрасная актриса Самал Еслямова, которую я снимал еще в «Тюльпане», впервые в истории отечественного кино была удостоена приза за лучшую женскую роль. Уже после фестиваля я доделал фильм. По сравнению с каннской версией картина стала намного лучше. Зрители увидят окончательный вариант фильма.

— Ваша лента вошла в оскаровский шорт-лист, но не попала в пятерку номинантов. Огорчились?

— Грех жаловаться. Мы получили значимую награду в Канне, далеко продвинулись на «Оскаре». Это открыло фильму окно в большой мир. В эти дни «Айка» выходит в прокат во Франции, на очереди вся Европа, Китай, Япония, США. А наша актриса стала международной звездой. Она снимается в европейских, японских, китайских, российских фильмах.

Что касается «Оскара», то многие и так удивлялись, что мы попали в короткий список — по общему мнению, самый сильный по подбору картин за многие годы. С нашим скромным бюджетом, который удалось наскрести на промоушн фильма, мы не могли рассчитывать на большее. Чтобы заставить Америку посмотреть и полюбить твое кино, нужны сотни тысяч, а то и миллионы долларов на раскрутку фильма.

Я как-то ехал на такси по Сансет бульвару и буквально на протяжении 200 метров насчитал шесть огромных билбордов с рекламой фильма «Рома» в постановке мексиканца Альфонсо Куарона. Сколько это может стоить, я даже боюсь прикидывать. У нас таких денег даже близко не было. Но сердцем я надеялся, что мы пройдем в следующий этап оскаровской гонки, хотя умом понимал, что это практически невозможно...

— Что дальше? Будем ждать вашу новую картину еще 10 лет?

— Не пугайте меня. Хотя я сам не знаю, когда сниму следующий фильм. Моя проблема в том, что я продолжаю относиться к кино, как к искусству, а не как к работе или бизнесу. Сегодня мало кто так живет. Снимают не фильм, а продукт. Порой начинаю подумывать, не вернуться ли мне в авиацию, где я работал в молодые годы. Так ведь обратно не примут...

— Почему в свое время решили уйти в кино?

— Наверное, потому, что в авиации в какой-то момент мне стало все наперед известно. Я утрирую, конечно, но самолет, по сути, — тот же утюг: техника, которую ты однажды освоил, научился ею управлять. А кино — это всегда поиск чего-то нового. Езда в незнаемое, как сказал поэт.

После успехов в Канне и на «Оскаре» я стал получать предложения из разных стран мира. Рассматриваю эти авансы, но все-таки хочу снимать у себя на родине. Здесь, как мне кажется, я многое понимаю про людей, про их тревоги и надежды. А во Франции или там Китае, Африке снимать будет тяжело, это для меня чужая жизнь.

— И все-таки, есть на горизонте новый замысел?

— Сейчас впервые в своей жизни подумываю об экранизации советского автора, не могу пока назвать его имя. Скажу только, что изложенная в книге история меня всерьез зацепила. По сложившейся традиции (так было и с «Айкой») на маленькую кинокамеру оперативно сниму эскиз, набросок фильма и посмотрю, как это выглядит на экране. Если пойму, что не ошибаюсь, начну снимать заново и всерьез. И надеюсь, что мой новый фильм выйдет все-таки раньше, чем через десять лет.