Хотя Сандр выжил, но прошел через настоящий ад. Потому что случилось это все не на
Хотя Сандр выжил, но прошел через настоящий ад. Потому что случилось это все не на благополучном демократическом Западе, а в специальной психиатрической больнице в Благовещенске в советские времена. Потому что был он не беспечным легкомысленным Макмерфи, а диссидентом, и в его личном деле были две красные полосы, что означало: невменяем и склонен к бегству, а это, в свою очередь, означало, что с ним можно сделать все, буквально все что угодно. И в отличие от "Полетов" - там, куда Сандра бессрочно отправила судьба, хороших людей не было на многие километры вокруг.
- Благовещенская спецпсихбольница - это был мир без добрых людей. Когда Союз рухнул, меня выпустили - я шел по городу, и мне все детьми казались, я мог бы спокойно подойти к любому и деньги отобрать или, наоборот, взять под руку и повести к себе домой. Люди не оказывали никакого сопротивления. Только видишь: ага, этот сидел, этот тоже. Ведь все эти годы в тюрьме и больнице всегда было сопротивление, я был в полном напряжении, я не делал агрессивных жестов, но я строго смотрел, как собака сторожевая, и знаешь - лучше не подходить. Если бы я начинал заигрывать, в ответ была бы агрессия, а я старался предупреждать агрессию - такое "духовное карате".
Диссидентами не рождаются. И Сандр Рига диссидентом стал не сразу. И надо было ему оказаться в Москве в 1984 году, чтобы его самый что ни есть мирный характер и стиль жизни истолковали как оппозицию. Он родился в Риге, в 1964 году переехал в Москву и устроился художником в Сокольниках. День получки всегда отмечали бурно.
- Пошли к одному художнику домой, стали выпивать, анекдоты травить антисоветские... И я тогда тоже спрашиваю: "А про лысого знаете?" Они настороженно так говорят: "Про какого лысого?" Я говорю: "Ну про рыжего?" Они, уже со злобой так: "Про какого рыжего?" Я говорю: "Ну что, не знаете, да про Ленина". И тут они меня схватили и стали бить. Я очень удивился. Художники, свободные люди, весельчаки, выпивохи. Про Хрущева смеялись, а про Ленина нельзя. Это была последняя святыня. Я, отбиваясь, им кричу: "Что он - бог?" Они впятером наступают, говорят: "Бог!" Я уже на попятную - ведь пять на одного, цитирую Маяковского: "Может быть, он самый человечный человек?" - "Нет, бог". И начали меня колотить. Это была моя первая антисоветская выходка в Москве, если можно так выразиться.
Все его сопротивление советской системе заключалось только в том, что он во зле не участвовал. Не поддакивал, не подпевал. Скоро Сандр понял, что и это для него не выход. Он собрал вокруг себя людей, которые хотели читать и знать Библию.
"Я встречал многих писателей, политиков, актеров, но человека с такой яркой харизмой, как у Сандра, не видел никогда". Так написал про него израильский философ Арие Барац. Сандр принял монашеский обет и стал проповедовать Евангелие. Организовал первую в России экуменическую общину и стал ее лидером. Но советская власть боялась верующих гораздо больше, чем наркоманов, спекулянтов или бандитов. В начале 80-х верующих стали сажать.
- В кино только у Шукшина очень хорошо получился зэк, в "Калине красной", а другие артисты - опереточные какие-то, они переигрывают, блатной жаргон выучили, они некрасивые, но они не сидели - фальшь видно. А у Шукшина - это реально. Кстати, все в Бутырке считают Высоцкого за своего, считают, что он сидел.
Когда Сандра посадили, его сразу бросили в камеру к уголовникам. "За что сидишь?" - спросил кто-то рядом. "За религию", - ответил Сандр. "Что, попа убил или иконы спер?" - заинтересовался зэк.
- В тюрьме меня посадили в пресс-хату. Нет, это не там, где журналисты. Там вокруг тебя люди, которые тебя должны все время прессовать, задевать, держать в жутком напряжении. Мне все время говорили, что меня признают невменяемым, заколют, сделают лоботомию, как герою "Полетов над гнездом кукушки", а потом маме отдадут, а я буду стучать рукой по травке и есть эту травку, и вся твоя, как говорится, религия. Если не буду "сотрудничать со следствием".
На всякий случай следует объяснить, чем тюрьма в тоталитарном государстве отличается от психушки. В тюрьме тебе положен срок, пусть большой, но все-таки ограниченный. А в психбольницу сажают безвременно. Видимо, не лишним будет объяснить, что значило сотрудничать со следствием. Сотрудничать означало попросту выдать всех, с кем читал и обсуждал Евангелие, всех, кто помогал печатать свидетельства христиан. Собрания проходили каждую неделю. Там молились, рассказывали о себе и просто болтали обо всем: о жизни, об искусстве, о Боге.
"Вы чем там занимались? Группенсексом?" - спросил его следователь, думая, что унизит этим Сандра, и почему-то произнес это слово на немецкий манер. Хотя Сандр к тому моменту был уже сильно измучен, но в ответ только расхохотался.
Со следствием Сандр сотрудничать отказался. И получил за это на свое дело две красные полосы: "невменяем", "склонен к бегству".
- Меня в Красноярской тюрьме бросили на обледенелый пол, окна нет, на улице - минус 40. Я бегаю по камере, стучусь в дверь. И вдруг появляется прекрасное юное создание восточного вида и грубо так мне говорит: "Чего долбишься?" Я говорю: "Объявляю голодовку". На нее это никакого впечатления не произвело: "Вот начальник утром придет - тогда и объявишь, мне-то что до этого". И тогда я ясно почувствовал, что тут я не выдержу, я погибну...
Из Красноярска путь лежал в Благовещенск. В спецпсихбольницу. В спецпсихбольнице не было "политических", там не было даже просто психически нездоровых людей - только людоеды и кровосмесители, они видели галлюцинации и слышали постоянные голоса с призывами к убийству. А вокруг были врачи-садисты. Его лечили инсулиновыми шоками, и на всякий случай повторяли обещание сделать лоботомию. А через три с половиной года, когда надежды уже не было, его выпустили (началась перестройка).
Сейчас Сандр живет в Риге в крохотной комнатке на улице Гертру?да, или, как шутили в советские времена, на улице Гер-Труда?, смотрит в окно на крыши Риги и художественное училище, в котором учился в молодости, нарезает толстые, сантиметров по шесть, сэндвичи, которые его друзья называют "сандричи". Хотя друг у него только один. Миша Бомбин, русский, рижанин в третьем поколении. Друг борется за права русских в Латвии и отказывается учить местный язык. Назло зовет латыша Сандра Сашей, а тот Мишу с лохматой русской бородой зовет Миккелисом. Они дружат давно и вечно спорят о русской проблеме, но тихо, без злости и без страсти. Вокруг Рига. Тишина. О тюрьме и психбольнице Сандр вспоминать не любит.