- Владимир Николаевич, что заставляет нас читать стихи?
- Один из ответов - у Бориса
- Владимир Николаевич, что заставляет нас читать стихи?
- Один из ответов - у Бориса Пастернака в поэме "Волны":
Зовите это как хотите,
Но все кругом одевший лес
Бежал, как повести развитье,
И создавал свой интерес.
"Повести развитье" и "интерес" - вот, пожалуй, два наиболее характерных условия для каждого художественного произведения. Если в романах и рассказах нас занимают не столько события, сколько то, как эти события изменяют действующих лиц, то в стихах волнует поток чувств и переживаний. Лирика - между исповедью и молитвой. На высокой страсти была замешена вся русская поэзия, начиная с Державина.
Пускай зовут: забудь, поэт!
Вернись в красивые уюты!
Нет! Лучше сгинуть в стуже лютой!
Уюта - нет. Покоя - нет.
- это Блок. Приведу и свои строки, поскольку они, как мне кажется, имеют непосредственное отношение к этой теме:
...Ты нисколько не литература,
Ты моя награда и беда:
Темперамент и температура
У тебя зашкалены всегда.
Ты недаром наставляла строго,
Чтоб не опасался неудач
И такого отвергал с порога,
Кто не холоден и не горяч.
Основа лирики - личность. А страсть - ее кинетическая энергия. Собственно, страсть и придает стиху то, что Пастернак определил словами:
... живым и только,
Живым и только до конца.
Именно в "живом", в жизни заключено бессмертие поэзии.
- Что, на ваш взгляд, характерно для современного ее состояния?
- Наблюдается оскучнение литературы вообще, и поэзии в частности. Стихи как самый непосредственный, чуткий, трепетный жанр пострадали раньше и больше всего прочего. Взамен поэтического темперамента - рассудочные построения. На смену гармонии, по признанию пушкинского Сальери, приходит алгебра. Не оставляет ощущение, что некоторых авторов зачинали в пробирках - настолько их стихи пресны, лишены страсти. Получается какой-то симбиоз математики и литературы, философии и литературы. С уважением отношусь ко всем наукам, но, по мне, как говорится, мухи - отдельно, котлеты - отдельно...
- В чем, по-вашему, причина этого явления?
- По-моему, за пропагандой умно-скучной поэзии кроется нечто более серьезное, нежели желание некоторых пишущих утвердить свои сугубо личные пристрастия. В мире вообще заметно ослабление эмоциональности, словно бы люди стали меньше грустить, радоваться, страдать, переживать и сопереживать - и куда больше считать и рассчитывать. Видимо, это напрямую связано с тем, что жизнь стала многосложнее, а люди -незащищеннее. Приходится все время быть настороже. И, как следствие, жить больше головой, чем сердцем. И стихи читают все меньше и меньше...
- Почему вы так уверены в этом?
- Слышу по устной речи. Она стала вялой, малограмотной (дошло до того, что даже дикторы ТВ перестали склонять числительные), лишилась языковой глубины. Но как-то в деревне за Владимиром я спросил у местной старушки: "Что за дерево?" - "Вяз". И прочитала о нем стихотворение Некрасова. Я даже расчувствовался. Сейчас редко встретишь такое. Стихотворные цитаты не в ходу - хотя, конечно, любовь к поэтической цитате еще не есть любовь к поэзии, а отрывки из популярных песен, рекламных роликов. А той бабушке лет под 90, училась еще, наверное, в церковно-приходской школе.
Мне кажется, оттого, что люди перестали читать стихи, меняется сама сущность нашего мира - в худшую сторону...
- Противостоять забытию поэтического слова и призвана ваша книга "Покуда над стихами плачут...", посвященная судьбам российских поэтов начиная с XVIII века. По публикациям в периодической печати читателю давно известны ваши литературоведческие эссе. Издание же такого рода сборника, если не ошибаюсь, предпринято вами впервые?
- Да, однако это отнюдь не литературоведческая книга. Эта работа - всего лишь объяснение в любви к стихам и поэтам. В ней я пытался, опираясь на личную практику, рассказать, что такое стихи - в связи с поэтами. И кто такие поэты - в связи со стихами. И показать, что чтение стихов - это и насущная необходимость, и ни с чем несравнимая радость. Хотелось бы, чтобы о поэзии писали и сами поэты. Не интересно ли узнать о профессии "изнутри"? То, что думает человек о своем ремесле, ясно буквально по его нескольким начальным фразам. Вот физик. Увлеченно рассуждая о каких-то сложных вещах, от которых я весьма далек, он заражает меня своим темпераментом, азартом, и, как ни странно, я его понимаю. Во всем важна страсть, грение, жар. В подтверждение мне, вечному читателю "Войны и мира", кажется уместным привести один эпизод из романа - разговор Наташи с Пьером. Вот как описывает его Толстой: "Как в сновидении все бывает неверно, бессмысленно и противоречиво, кроме чувства, руководящего сновидениями, так и в этом общении, противном всем законам рассудка, последовательны и ясны не речи, а только чувство, которое руководит ими".
- Державин, Пушкин, Баратынский, Лермонтов, Анненский, Ходасевич... Всего 19 лириков XVIII-XX веков. И еще те, о ком пишете вскользь, - Фет, Хлебников, Гумилев... Чем продиктован выбор имен?
- Останавливался на тех, кто мне наиболее близок, кто меня восхищал последние полвека и волнует до сих пор. Все-таки надо писать о самом главном для себя. Ведь, если не будешь взволнован сам, как передашь свое волнение другим? Если сам не любишь, как привьешь любовь кому-то? Поэтому мой рассказ далек от беспристрастности. В нем "ума холодных наблюдений" меньше, "чем сердца горестных замет". В поэзии, как в любви: не по хорошу мил, а по милу хорош. Любовь к стихам причудлива, не терпит принуждения. В лирике нет и не может быть постоянных норм и правил. Наоборот, она всегда их вечное нарушение, как сказал Блок, попирание "заветных святынь" и каждый раз обретение новых. Конечно, имело значение и то место, которое занимает поэт в русской поэзии. Не выстраивая поэтов по ранжиру: великих - вперед, второстепенных - в хвост (это дело мне представляется не только неосуществимым, но и бессмысленным), я расположил их по хронологии, поскольку для понимания каждого в отдельности и всех вместе чрезвычайно важны как преемственность, так и взаимоотталкивание.
- "Судьбы всемощнее поэт" - этой строкой в 1815 году заключает "Послание к Юдину" 16-летний Пушкин. Он прав?
- Действительно поэт - и это одна из составляющих его творчества - противостоит своей судьбе, стараясь жить, как сказано в одном из ахматовских стихов 1940 года, "наперекор тому, что смерть глядит в глаза"... Иначе не было бы уничтожено столько поэтов. Судьба может выступать в роли самодержавия, советской власти, цензуры, болезни, рока, нищеты или изгнания. Вспомнить хотя бы бездомного, умершего в лагере Мандельштама, или нищенствующую Цветаеву, или замученного эмиграцией Ходасевича. А Есенин? В жизни часто разнуздан и порой ужасен. Пьяные скандалы и иные сомнительные поступки: вызывая недоумение Гумилева и Ахматовой, читал стихи царице и царевнам, воспевал Ленина, а о Троцком обронил в очерке "Железный Миргород": "Мне нравится гений этого человека". Назвал его перманентную революцию "великим замыслом", не заботился о детях и женах, был не свободен от снобизма - женился на Айседоре Дункан и внучке Льва Толстого Софье Андреевне... И при этом оставался одним из самых свободных русских лириков. Поскольку свобода поэта не столько в неподчинении властям предержащим, сколько в следовании своему предназначению. И Маяковский со своими ста томами "партийных книжек", обманутый в надеждах истерик с неистовой любовью к эстраде, популярности и огромным страхом перед жизнью, старающийся жить при большевистской тирании, зажмурясь, и открывающий глаза, лишь выезжая за границу, где ему было куда вольготнее (не оттого ли его зарубежные стихи раскованнее и ярче стихов на внутреннюю тематику?) - все-таки одолел, возможно, неосознанно, самого себя своими лучшими стихами, поднялся над своими слабостями.
- Парадокс?
- Ничуть нет. В конечном счете одерживает верх поэтическое слово, призвание. Сила истинного таланта не убывает со смертью пишущего. Нередко его посмертная слава на много порядков выше прижизненной. И чем больше поэт, тем шире он распространяется на прошлое и будущее. Великий поэт принадлежит многим эпохам. Ведь предмет его раздумий и тревог - не только условия существования человека в конкретном обществе, но и сама тайна жизни и смерти... Но сегодня у нас, да и, похоже, в мире, больше увлекаются жизнеописаниями писателей, а не их сочинениями. Все знают в мельчайших подробностях истории любовных романов Пушкина, Маяковского, Есенина... Хотя у многих, скажем, у современника Пушкина, скандально известного Ф.И. Толстого-"американца", этих романов было не меньше, чем у Александра Сергеевича.
Разумеется, внешняя канва жизни прозаика или поэта - вещь немаловажная, но все же отнюдь не первостепенная в их творчестве. Сколько бы талеров Федор Михайлович не проигрывал в рулетку, и сколько бы раз Анна Григорьевна, урожденная Сниткина, не закладывала по этой причине свою тальму, в великом наследии Достоевского и рулетка, и тальма мало что меняют и значат. "Я - поэт. Этим и интересен" - так, очень точно, начал Маяковский автобиографию "Я сам". А в предсмертном письме сказал: "... пожалуйста, не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил".
Тысячу раз права Ахматова:
Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда...
К сожалению, нынешняя публика предпочитает "сор", биографию - стихам. Особенно не повезло Цветаевой: во всех книгах, среди которых есть и отличные, например, М.Белкиной или В.Швейцер, о ее поэзии говорится скороговоркой, зато все жизненные коллизии и романы, действительные и выдуманные, исследованы до мелочей. По сути, серьезно о стихах Цветаевой писал лишь Бродский - в статье о "Новогоднем".
Не понаслышке знаю: Ахматова очень ревностно заботилась о том, чтобы ее не оболгали после смерти. Затушевывала в стихах биографические подробности. Но даже она, оставившая о себе такую биографию, какую хотела видеть сама, тем не менее не однажды признала, что все самое главное о своей жизни написала в стихах...
- Вы считаете, что нынешний кризис в поэзии непреодолим?
- Русская поэзия рождалась, начиная с Державина, в неблагополучной стране. И сегодня наша жизнь, за редким исключением, неблагополучна и мрачна. Что же до кризисов, то для самой поэзии они не страшны. В русской литературе уже бывали периоды вялых стихов. После Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Некрасова несколько десятилетий, вплоть до конца XIX века, у нас не было поэтов, соответствующих их уровню. Тон задавали недаровитые Фруг и Надсон. А затем наступило великое возрождение: Иннокентий Анненский, Блок, Хлебников, Ахматова, Пастернак, Мандельштам, Цветаева, Маяковский, Есенин... И - снова пауза. Не стоит пугаться. Как верно сказал Николай Ушаков:
Чем продолжительней молчанье, тем удивительнее речь.
- Вернемся к началу нашего разговора. Вы не однажды называли Бориса Слуцкого своим старшим другом и любимым поэтом. Посвятили ему несколько стихотворений, а также поэму "Плач по Слуцкому", составили его "Избранное". И теперь первой строкой из ставшего хрестоматийным стихотворения Слуцкого назвали свою книгу. О поэтах и поэзии...
- Потому как: "Покуда над стихами плачут..."
До той поры не оскудело,
Не отзвенело наше дело.
То есть и сегодня, в эпоху разброда и развала, когда все у нас как в тумане, все как бы перевернулось, отчего, бывает, сразу не разберешь, где добро, а где зло, - еще не все пропало. У славян есть такие выражения: "еще Польска не згинела", "ще не вмерла Украина"... Вот и Россия наша еще стоит. И русская поэзия, наподобие самолетного гирокомпаса, определяющего стороны света, может стать для страждущей души надежным ориентиром в этом безумном мире.
Тому, кто любит стихи,
Они не дадут пропасть,
И даже скостят грехи -
Не все, так хотя бы часть...
Стихи не могут пасти,
Судить и головы сечь,
Но душу могут спасти
И совесть могут сберечь.