.jpg)
Оркестр musicAeterna устроил 2021 году роскошные проводы
В своем любимом Большом зале Московской консерватории Теодор Курентзис и его оркестр musicAeterna сыграли заключительную программу этого года – балеты Стравинского «Петрушка» и «Жар-Птица». Ощущение, будто с картинки в альбоме начала ХХ века сняли полупрозрачный шмуцтитул, и она засверкала природной яркостью красок.
Стравинского Курентзис в свое время играл немало, особенно в период активного освоения руководимым им тогда Пермским театром оперы и балета русского репертуара начала ХХ века. Но, во-первых, с тех пор прошло немало времени, во-вторых – одно дело звук театрального оркестра, пусть даже такого нерядового, из ямы во время спектакля, другое – концерт на лучшей академической сцене столицы уже в ранге самостоятельного симфонического коллектива с мощным международным признанием.
Эту музыку продвинутый слушатель знает едва ли хуже, чем, допустим, 40-ю или 41-ю симфонии Моцарта (кстати, тоже замечательно игранные musicAeterna в уходящем году). Кажется, дай в руки партитурную бумагу – по памяти запишешь близко к тексту этот начальный флейтово-кларнетово-валторновый гул, отвечающие ему «гармошечные» аккорды тутти, остро ритмованный перепляс деревянных и труб под эксцентричные акценты струнных… Но отчего именно в версии musicAeterna изображаемая композитором ярмарочная «шарманка» поскрипывает и посвистывает особенно натурально, флейта Фокусника реально заколдовывает внимание, а «Русская пляска» сражает прямо-таки пулеметной лихостью?
Наверное, отчасти дело в опробуемой сейчас дирижером расстановке музыкантов – террасообразно, так что одинаково хорошо слышны из любого места зала как концертмейстеры, так и шестые-восьмые пульты, а также весь тройной состав духовых от подпускающего смачные басы контрафагота до попискивающей за ту самую шарманку флейты-пикколо.
Но главное, думаю, все-таки в другом – в огромное работе, которую проделывают оркестр и его лидер на репетиционной базе, а догадываюсь, и у себя дома, потому что на одних репетициях до такой степени с музыкой не сживешься. Мне случалось присутствовать при том, как Теодор со своими подопечными готовился к выступлениям. Подобного вгрызания в смысл и технические детали текста я не наблюдал больше ни у кого. Не сомневаюсь – и на этот раз музыканты так же филигранно оттачивали все фортепианные выплески, выражающие страсти заглавного героя, покряхтывания английского рожка, символизирующего Мавра, бравады трубы, ассоциирующиеся с образом Балерины. С васнецовско-кустодиевской щедростью собирали воедино многокрасочную палитру финала «Петрушки»…
А потом, чуть завуалировав остроту контуров и смягчив грани – все-таки «Жар-Птица» на пару лет старше и «импрессионистичнее» своего младшего брата, – но с тем же неизменным любовным отношением к роскошной партитуре рассказали чудесную историю победы света над тьмой, подвигнувшую молодого Стравинского на первый в его огромной творческой жизни балет. Сорвав заслуженную овацию, поставили в программе точку, против которой вряд ли возражал бы и сам Игорь Федорович – экстазное адажио из «Щелкунчика» обожаемого им (и всем музыкальным миром) Чайковского.
Но закончить эту заметку о musicAeterna хочу все же другим сюжетом. Речь о недавней, тоже декабрьской программе, но выдержанной в совершенно ином тоне. Тогда оркестр сыграл новую пьесу сербско-германского композитора Марко Никодиевича «Токката» («Разделение воды на небесную и морскую, день второй») и Четвертую симфонию Шостаковича. Прекрасно, что Курентзис выискивает по белому свету талантливых авторов и продвигает их систематично и настойчиво – как того же Марко или, допустим, крымчанина Алексея Ретинского. Но в данном случае событием большого, по крайней мере для меня, масштаба стало исполнение именно партитуры Шостаковича.
Я много раз слышал ее, но всякая попытка уловить глобальный смысл этого громадного, больше часа, симфонического рассказа заканчивалась провалом. Наверняка в том была прежде всего моя вина, но подозреваю, что и не всякий исполнитель с достаточной отчетливостью эту композиторскую сверхзадачу себе представлял.
Что случилось нынче? Возможно, мои мозги наконец поднакопили тот минимум нейросвязей, на который рассчитывал у своих слушателей Шостакович. Однако, как и в случае с балетами Стравинского – полагаю, главный шаг совершили музыканты. Они «просто» дали себе труд вслушаться в каждую из великого множества населяющих эту партитуру тем-образов. И получилась грандиозная картина жизни, состоящей из мириад отдельных маленьких жизней.
Порой, как в самом начале, направляемых некоей общей волей, двигающей их к строительству чего-то надчеловечески громадного, но по ходу дела неостановимо разбегающихся на отдельные потоки и ручейки, собрать из которых искомую утопическую махину, несмотря на все попытки «согнать» голоса в жесткие фугато, хоралы, марши, никак не удается. Сами же эти голоса чем дальше, тем больше окрашиваются горькой иронией, лишь время от времени смягчаемой робкими волнами лирики или образами детской непосредственности: ведь и в самом жестком из миров рождаются и растут дети... Но моменты просветлений недолги, даже птицеподобный флейтовый клич в выжженном лесу этой железной вселенной резок и бездушен.
А когда, кажется, все же грядет финальное успокоение – разражается чудовищный апофеоз. Да, это мажор, но страшнее любого минора: гармония найдена – но когда жить уже нечем. Не ключ ли тут ко многим более поздним шостаковичевским апофеозам, по поводу которых исследователи ломают копья – что хотел сказать композитор, какую победу утвердить: человека над разрушением или разрушения над человеком?
Четвертая вообще, как стало ясно, ядро громадного куста едва ли не всех следующих симфоний Шостаковича: Пятой, Шестой, Седьмой, даже Пятнадцатой (перкуссионный «стук костей» из 2-й части – не предслышание ли финала последней симфонической партитуры мастера?). И все это помогли услышать Курентзис с его коллективом.
Прекрасный, хоть и не самый щедрый на улыбки год прожили музыканты, играющие ТАКОЕ и ТАК. Подчас наверняка и страшный. Но сколько сделано, сколько езжено – наверное, никто больше из отечественных оркестров не совершал столько шагов навстречу аудитории в разных частях страны и мира. Имею в виду не только исполнения музыки, но и творческие лаборатории, мастер-классы, просветительские резиденции от российской Перми до швейцарского Люцерна. Да, эти концерты дороги в самом буквальном смысле – стоимость места в консерваторском партере нынче зашкаливала за 15 тысяч рублей. Но, во-первых, это Москва – в регионах расценки другие, во-вторых – разве качество и отдача musicAeterna меньше, чем, допустим, мастеров Большого балета или чеховского МХТ? Притом что те театры – государственные, а оркестр Курентзиса – независимый коллектив, зарабатывающий на жизнь сам.