Спортсмен получил наказание в виде лишения свободы на год и два месяца. Однако этот срок Романчук уже отбыл, поэтому по окончании заседания он был освобожден.
Напомним: конфликт между боксером, призером мировых и европейских первенств Романчуком, находившимся в Владивостоке на предолимпийском сборе и
О том, виноват в случившемся Романчук или не виноват, можно спорить до бесконечности. Но если просмотреть запись, зафиксированную беспристрастной видеокамерой, то можно увидеть: на тротуаре рядом с оживленной автомагистралью маленький мужчина (Мешков) в течение 5–7 минут непрерывно пристает к большому (Романчуку). Большой тщетно пытается остановить такси и другие проезжающие легковушки. При этом он упорно поворачивается к маленькому спиной, а тот продолжает ему
С обсуждения этого момента корреспондент «Труда» и начал беседу с Романчуком, недавно вернувшимся в Москву из Владивостока.
—
— У нас поначалу никакого конфликта не было, а была только беседа. Вернее, это Мешков со мной «дружески», как ему казалось беседовать, а я старался отвязаться от назойливого собеседника и уйти от него подальше. Как я понял с его же слов: Мешков
— Это правда, что двое милиционеров веселились, наблюдая, как маленький Мешков в течение пяти минут угрожал большому Романчуку?
— Я по сторонам не смотрел — хотел как можно быстрее поймать такси и уехать подальше. А потом, когда Мешков достал пистолет и стал размахивать, стало вовсе не до шуток. Я даже не знал — он травматический или пулями стреляет. После того, как Мешков выстрелил мне в голову, я уже ничего не помнил. Очнулся, когда жал на асфальте в наручниках. Меня милиционеры окунали лицом в лужу моей же крови. Они прибежали необычайно быстро — уже через несколько секунд после выстрелов. На следствии эти милиционеры сказали, что не обращали на нас внимания до тех пор, пока не услышали первый хлопок. Во всяком случае, никто не видел, как я стрелял в Мешкова из пистолета, и никто вообще не видел пистолета в моих руках. И видеокамера этого не засекла. И моих отпечатков на пистолете не оказалось.
— Сначала меня поместили в местную городскую больницу. Первую неделю я лежал в реанимации, потом в отделении хирургии. Лежал под капельницей, мне постоянно делали уколы и прочую интенсивную терапию Затем меня перевели в краевую больницу, в отделение неврологии. Только там я начал приходить в себя и
— За то, что погиб парень из привилегированной, по меркам Владивостока семьи, на вас сотрудники тюрьмы не чинили дополнительных неприятностей?
— Я ни разу за полтора года не ощутил в тюрьме, что ко мне относятся как убийце. К тому же, я не сказал бы, что семья Мешковых настолько «блатная» или с большими связями, чтобы серьезно повлиять на поведение персонала тюрьмы. Вот со стороны суда я чувствовал на себе некоторую предвзятость и необъективность. Это была целая эпопея. Мера пресечения менялась пять раз. Сначала подписка о невыезде. Через 2 дня — залог в 150 тысяч рублей. Еще через 3 дня сумма залога выросла до полумиллиона. Через неделю — миллион рублей. Когда организация «Боевое братство» выразила готовность внести эту сумму, меня арестовали и отправили в тюрьму. Логично предположить: на суд постоянно оказывали давление.
— Вы или ваши представители
— Это пытался делать мой тренер Мельцер сразу по прилету во Владивосток. Марк Ионович на тот момент еще не смотрел видеозапись и думал, что я сам стрелял в Мешкова. Мельцер пытался сделать все, чтобы мне смягчили наказание. Но дядя Мешкова, про которого говорили, что он — человек с хорошими связями, отказывался идти на
— В тюрьме медицинскую помощь оказывали?
— Около месяца меня держали в «больничке» — четырехместной камере. Никакого лечения не было. Но там лучше, чем в обычной камере. Было относительно тихо. По крайней мере, мучаясь головными болями, я от шума там не страдал. Несмотря на то, что состояние здоровья на тот момент у меня было очень плохое, в тюрьме никто меня не лечил. Не потому, что персонально ко мне плохо относились. Просто у не было у них ни лекарств, даже самых простых, ни заведенного порядка, согласно которому больным принято оказывать медицинскую помощь. Выздоравливал исключительно за счет резервов своего организма. Потом перевили в общую — «тройник». Это уже обычные «тюремные апартаменты» — шесть человек в камере 2 на 3 метра с тремя шконками. Но потом через
— Условия для элементарной физкультуры было?
— Первые полгода у меня к тому не было ни желания, ни возможности. Большую часть суток я лежал в полузабытьи на шконке. Это уже потом, когда наступила весна, меня стали выпускать на «гулочку». Это около часа нахождения на свежем воздухе. Когда я немного окреп, уже стал выполнять
—
— Тренажеры в тюрьме я видел только в американских фильмах. В колониях, на зонах есть, может быть, и в России они есть. Вообще режим в камере предварительного заключения очень жесткий. Уж на что мне оказывали содействие многие известные люди, — и то, условия содержания у меня были ужасно тяжелые, несмотря на то, что суд на тот момент еще не признал меня виновным.
— Что оказалось самым страшным в тюрьме?
-То, что я там оказался больным. Случись инсульт, или просто приступ — мог бы и помереть. Даже обезболивающего не было. Вообще никаких лекарств. Но в общий контроль за здоровьем проводили. Например, когда нашего сокамерника перевели в другое отделение и уже на новом месте у него обнаружили туберкулез, то проверили не только сидевших на тот момент рядом с ним, но и тех, с кем он находился раньше, то есть нас. К счастью, ни у кого из нас «палочки» не обнаружили.
— Следили за тем, что происходит в мире бокса?
— Первые полгода я настолько плохо себя чувствовал, что я не очень четко соображал — что происходит вокруг меня. Потом, когда мне полегчало, я стал подолгу беседовать со своими сокамерниками. Многие из них либо сами
— Были проблемы с питанием?
— По части передач с воли было ограничение: не более 20 кг в месяц, и я не помню особых ограничений по части продуктов. Чаще всего в передачку клали колбасу, сыр, свежие и сухие фрукты, консервы, чай, сахар, печенье. Когда через полгода после случившегося немного пришел в себя, проблем с аппетитом не было. Ел все, что передавали. Как правило, никто из заключенных единолично свои продукты не ел — обычно все делилось между сокамерниками поровну. То, что давали в тюрьме, можно было есть только в том случае, если испытываешь муки голода. В перерывах между передачами мы перебивались сухарями, предпочитая их баланде.
— Газеты Владивостока писали о двух женщинах, навещавших вас в тюрьме. Это жена к вам приезжала?
— Моя бывшая жена Вероника Кондрашова приезжала из Москвы на заседание суда. Да, мы с ней развелись, но она проявила доброе отношение и оказала поддержку. Но особенно ей благодарен местной журналистке Анна Коростелева — она делала для меня, все, что только возможно и даже больше. Именно благодаря таким людям, как она, я не пал духом.
— А кто из известных людей вам оказывал помощь?
— Если говорить о спортивных деятелях, то так интересно получилось: главный тренер сборной России по боксу, в составе которой я приехал во Владивосток, не навестил меня в больнице. Вместо него приходил врач команды Валерий Николаев. А вот мой личный тренер Марк Мельцер, хотя и не работал на тот момент в составе сборной России, ради меня во Владивостоке делал все что было ему по силам и даже сверх того. Я ему очень благодарен не только за то, что сделал из меня боксера международного класса, но и за его участие в моих неприятностях. Когда я попал в реанимацию, местные врачи мне вынесли вердикт: «Ты, парень, останешься на всю жизнь инвалидом. Ни о каком спорте даже не мечтай». Тем не менее, Марк Ионович сразу отложил все свои дела в Москве и приехал во Владивосток. Вместе с Мельцером помогал мне Виктор Тарабарин — глава Приморской федерации кикбоксинга. Он и его друзья, когда это было возможно, приносили мне в тюрьму и одежду, и еду. Меня ведь увели прямо с заседания из зала суда, куда я пришел в летней футболке. Я очень благодарен также местным адвокатам Владимиру Латышу и Евгению Тимофееву. По первому суду меня также защищал московский адвокат Сергей Дубенец. Писали обращения в мою поддержку Иосиф Кобзон, депутат Госдумы Андрей Исаев, известный политик Валерий Рязанский, еще Николай Брага, Александр Пасечник. Многие спортсмены, в том числе и олимпийские чемпионы в разных видах спорта писали обращения в мою защиту. Во всяком случаю, благодаря их заботе в приморской судебной системе не было допущено правового беспредела. Если бы на моем месте оказался человек, лишенный поддержки, мне страшно представить его участь…
— Каковы сейчас ваши планы?
— На данный момент у меня две цели. Первая: я сейчас прохожу полное обследование в Первом физкультурном диспансере, которое располагается близ станции метро «Курская». О продолжении боксерской карьеры пока не думаю. На данный момент нужно определить — какие нагрузки мне можно задавать хотя бы в виде физкультуры. А когда начну самостоятельно тренироваться, исходя из своего самочувствия, буду строить дальнейшие планы.
— Если удастся доказать свою невиновность, будете настаивать на материальной компенсации нанесенного вам ущерба?
— Я такой вариант не исключаю. Сначала подадим документы в краевой суд, и этим уже начали заниматься Латыш и Тимофеев. Если Приморский краевой суд не удовлетворит мою апелляцию, буду подавать в Верховный.