.jpg)
В Москве завершился фестиваль Мариинского театра. Героизм или безрассудство?
В это трудно поверить, но Мариинский театр провел-таки в Москве уже второй свой фестиваль «Зарядье», который несмотря на ковидную пору стал не менее представительным, чем первый такой смотр ровно год назад. Даже журналисту «Труда», гораздо более компактной и оттого по идее мобильной единице человеческого бытия, удалось добраться лишь до одного концерта праздника. Что сказать тогда об энергетическом потенциале громадного коллектива, показавшего в столице внушительный объем музыкальных и сценических работ? Насколько это героично – и насколько безумно во время пандемии и «процентной нормы» заполняемости залов, когда надежнее всего сидеть по домам, ибо все остальное в убыток и театральному бюджету, и здоровью людей, в первую очередь самих артистов?
Напомню, мариинцы привезли в зал «Зарядье», ставший для них за последние два года чем-то вроде московской резиденции, 8 программ и обширный репертуар от «Осуждения Фауста» Берлиоза до московской премьеры оратории Софии Губайдулиной «О любви и ненависти», от классических инструментальных концертов с солистами уровня Николая Луганского и Дениса Мацуева до грандиозной Седьмой симфонии Шостаковича и четырех (!) балетов.
Это на фоне массовой отмены или переноса других мероприятий. На фоне трагических сообщений, среди которых одно из самых шокирующих – о безвременной кончине дирижера Александра Ведерникова.
Но попробуй скажи Гергиеву: «Надо сидеть дома». Не поймет. И Валерия Абисаловича далеко не все поймут. Одни споют дежурную осанну, другие дежурно проклянут, обозвав «Карабасом-Барабасом» и «придворным дирижером, которому все можно».
Мне тоже тревожно, что в Мариинке, как слышно, по-прежнему люди болеют. У меня тоже сердце сжимается за артистов, в эти дни вынужденных давать по два выступления в день, чтобы хоть как-то заработать. Но это, кстати, ведь не только к мариинцам относится – так и у Теодора Курентзиса работают, и у Владимира Юровского, и наверняка у других лидеров тоже. Кто тут прав – пресловутый «Карабас-Барабас», или его труппа, или госвласть, своими волюнтаристскими решениями толкающая артистов на отчаянный труд в почти пустых залах, – не возьмусь судить. Как в старом анекдоте, где старый мудрый рабби, от которого в трудной ситуации ждали решения, изрекает лишь: таки плохо.
Но факт: две недели московская публика – та ее часть, которая пока на ногах, – стремилась на мариинский музыкальный фейерверк, от которого вашему покорному слуге достался только один вечер, но – финальный, а значит по-особому ответственный. Щедрин и Бетховен – хорошее сочетание, тем более что у обоих скоро общий день рождения – 16 декабря.
Формально премьера здесь была только одна – первое московское исполнение «Приключений обезьяны». Однако и Торжественную увертюру Родиона Щедрина, думаю, можно отнести к разряду музыкальных редкостей: вряд ли сочинение, написанное в 1982 году к 60-летию СССР, так уж часто с тех пор игралось. А вещь, между тем, весьма любопытная, насколько моего слуха хватило, глубоко ироничная, в самой пафосной своей теме развивающее интонации… наиболее «хулиганского» сочинения композитора – «Озорных частушек».
А затем прозвучало то самое «музыкальное прочтение по одноименному рассказу М. Зощенко», как определил 87-летний автор «Приключений обезьяны» жанр этой партитуры для чтицы, солистов и оркестра, посвященной им памяти своей жены Майи Плисецкой. При всей рискованности соединения животного названия с именем великой балерины, замысел глубоко обоснованный. И дело не только в том, что, как поясняет сам Родион Константинович, Майя Михайловна любила эту иронично-добрую притчу Михаила Михайловича, а еще, мне кажется, в поразительной, буквально «балетной» пластичности истории, где столько действия, движения, характеров, акробатики. Оркестровая виртуозность Щедрина – на невообразимой высоте. Хотя по яркости тематизма, наверное, его партитура уступит сочинению, очевидно послужившему жанровым прообразом – прокофьевскому «Пете и волку».
Ну и 4-й концерт Бетховена. Отлично, может, даже слишком аккуратно интерпретированный одним из птенцов гнезда Гергиева, лауреатом прошлогоднего конкурса Чайковского Мао Фудзитой, которому, кстати, ровно в день нынешнего концерта исполнилось 22 года. Юный японец был так счастлив, что, кажется, даже расплакался – что не помешало бойко сыграть на бис финал 13 сонаты Моцарта и миллион триста тысяч пятьсот двадцать первую транскрипцию 24 каприса Паганини, доказавшую, что из вечнозеленой мелодии может получиться и отличная джазовая румба, и буги-вуги.
Напоследок – жест, подсмотренный с позиции, которая редко достается слушателю, но в «Зарядье» она реальна: прямо над тылами оркестра. Так вот, «деревянные духовики» после концерта пожали друг другу руки. Ну что им пятисоттысячное исполнение Четвертого концерта? А значит – «что». Значит – чувство ансамбля, поддержки коллеги, да просто красота совместной игры для супер-искушенных людей – по-прежнему ценность. Не здесь ли ответ на тот «вопрос к рабби»?