Спектакль о подростковых бедах Молодежный театр смог показать только взрослой аудитории
В тот последний ноябрьский вечер, когда в Москве еще можно было заполнять зрительные залы на 50 процентов, в Российском академическом молодежном театре случился аншлаг. Жаль только, среди публики премьерного спектакля «Сын» из-за карантинных ограничений не было старшеклассников, которым тоже (а может быть, и в первую очередь) адресованы пьеса и постановка.
Такое за предыдущие сто лет Молодежного театра, в прошлом ТЮЗа, представить себе было невозможно – чтобы спектакль, поднимающий проблему подростковой депрессии, состоялся в отсутствии «юношей, обдумывающих житье». Но и эпидемии коронавируса тоже не было, скажете вы. Только почему-то московское правительство сочло, что, например, общепит для народа безвреден, по крайней мере до 11 вечера, а вот театры и прочие культурные очаги представляют такую большую социальную опасность, что надо ограничить их посещение пресловутыми 25 процентами заполняемости…
Постановка Юрия Бутусова «Сын» по современной пьесе Флориана Зеллера поражает мощным прочтением одной из самых злободневных тем, касающейся каждой семьи: каким образом новое поколение становится «потерянным», почему родители теряют связь с детьми, а те, погружаясь в виртуальный мир, находят в конце концов «выход» из тупиковых ситуаций в суициде.
Что и говорить – тема страшная, и замалчивать ее никак нельзя. Спасибо театру, за нее взявшемуся, пусть он и адресует ее пока (не по своей вине) только взрослым зрителям. Отец и мать в этом спектакле не выглядят абсолютно положительными героями, хотя они и не злодеи, скорее – задолбанные лузеры, озабоченные элементарной выгодой и скудными доходами, изначально смирившиеся с тем, что имеют. Такими их сделало нравственно больное общество, определившее тем самым и появление последующего аморфного поколения. Подобные марионеткам с клоунски набеленными лицами, отец в исполнении Александра Девытьярова и мать в гротесковом рисунке Татьяны Матюховой пытаются разгадать странное поведение сына, утратившего интерес ко всему, в том числе к школе, не способной дать ему то, к чему он тянется и ради чего стоит жить.
Апатия и необъяснимое раздражение возникают у мальчика с семи лет, когда отец покидает семью и уходит к молодой возлюбленной, с которой заводит ребенка, считая, что материальное обеспечение решит все проблемы оставленного сына. Поселившаяся в сердце Николя обида рождает мысли о несовершенстве мира и о предательстве, с которым не может примирить никакой компромисс.
Психологическое состояние героев режиссер часто выражает в пластике танца, где скрюченные тела родителей символизируют груз принятых в обществе нормативов при отсутствии свободы. Они настолько закомплексованы, что категорически не способны разглядеть краски мира за пределами горизонта, который для них предельно близок и ограничен стенами черной комнаты (художник Максим Обрезков).
Сын Николя (в блистательном исполнении Евгения Редько, досконально изучившего и присвоившего себе манеру поведения подростка) похож на птенца, выпавшего из родного гнезда и потому обреченного на гибель.
Отгородившись от чуждого и несовершенного мира, Николя испытывает нестерпимые душевные страдания. Для того, чтобы как-то заглушить внутренний дискомфорт, он с помощью ножниц и бритвы провоцирует физическую боль. Но и это не помогает, его обнаженные нервы настолько неуправляемы, что дальнейшая жизнь кажется сплошной мукой, от которой надо избавиться во что бы то ни стало, что он и делает с помощью отцовского ружья.
Казалось бы, трагическая психодрама с пластическими дивертисментами может вызывать у зрителей безрадостное настроение. Тем не менее периодически возникающие по ходу спектакля музыкальные темы недавно ушедшего от нас композитора Фаустаса Латенаса и классические арии в исполнении безымянного персонажа (артист Денис Баландин), поющего о вечной красоте, спасающей мир, несомненно дают надежду на свет в конце тоннеля, побеждающий сон разума и депрессию.